MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 5
- Петуния, вспомни моё последнее!..
- Последнее что? - дрожащим голосом осведомился дядя Вернон. Никто не соблаговолил ему ответить.
Тётя Петуния судорожно дышала, сжимая и разжимая кулаки - кажется, её била нервная дрожь.
- Мальчишка останется здесь, Вернон.
- Но, Петуния…
- Он останется здесь, - повторила она, и Гарри воочию узрел, кто хозяин в этом доме. - Мы не можем просто так его выгнать. Соседи начнут задавать вопросы… захотят знать, куда его отправили… а если в ближайшей канаве найдут его труп, будет совсем плохо.
Дядя Вернон сдулся, как проткнутый иголкой воздушный шарик. Он пытался ещё что-то возражать, но его уже никто не слушал.
- Иди спать, - велела тётя Петуния, повернувшись к Гарри. - Будешь сидеть в своей комнате. Из дома не выходить. Ясно?
Гарри рассмеялся - смеяться было больно, и кровь потекла быстрее.
- Ясно.
Не утруждая себя пожеланием спокойной ночи, он поднялся по лестнице, держась за перила. Наверху, в своей заваленной старыми вещами Дадли спальне, он распотрошил сундук и выпил общеукрепляющее зелье, чтобы кровь перестала течь. Хотелось ещё покурить перед сном, но сил никаких не было, и Гарри, не раздеваясь, рухнул на кровать ничком. В спальне было душно, одежда липла к мгновенно вспотевшей коже; Гарри закрыл глаза и мгновенно провалился в сон - как сорвался с обрыва.
* * *
Три последующих дня Гарри провёл в спальне безвылазно - его заперли; раз в день он под конвоем дяди Вернона ходил в ванную, раз в день же тётя Петуния вталкивала в пропиленное дядей отверстие внизу двери миску с чем-нибудь малосъедобным - обычно похлёбкой с какими-нибудь овощами. Всё густое Гарри отдавал Хедвиг - которая, впрочем, часто вылетала и охотилась где-то там, на свободе - а сам пил безвкусную жидкость. Есть не хотелось.
Голова кружилась почти постоянно; Гарри беспрестанно мерещился Седрик, стоило только закрыть глаза. Гарри пробовал разные способы - нажимал на веки до тех пор, пока перед глазами не начинали мелькать бело-голубые круги, похожие на вспышки электричества, занимался летними эссе, пока готические буквы учебников не брались за тонкие угловатые чёрные ручки и не начинали плясать в хороводе, вспоминал квиддичные приёмы, стараясь представить себе как можно зримее поле, небо, метлу, снитч… но всегда за любой картинкой, хоть за буквами, хоть за квиддичным полем, вторым планом проступало то лицо Седрика, всё так же мягко улыбающееся, то оторванная голова Барти Крауча… и Гарри падал на колени, сжимался в комок и пытался молиться хоть кому-нибудь, чтобы его простили, чтобы избавили от этого, хотя он, видит Мерлин, заслужил эту боль и эти кошмары… чтобы он никогда, больше никогда никого не убил, потому что этого делать нельзя, как бы сильно ты ни хотел отомстить, потому что месть бесплодна и разрушительна в первую очередь для тебя самого… чтобы хотя бы раз заснуть без грызущего душу чувства вины, горечи и потери.
В первый же день он выкурил всё, что у него было, и потом страдал от нехватки сигарет - впрочем, недомогание из-за зависимости от табака безнадёжно проигрывало всем прочим проблемам, обуревавшим Гарри. Он с трудом заставил себя переодеться на третий день, когда грязной одежды стало элементарно противно касаться, с неохотой разлеплял глаза - каждый раз, когда он просыпался, в нём оживала безумная надежда: вдруг вся его жизнь ему только приснилась, а на самом деле он поступил в «Бетонные стены» по настоянию Дурслей, а Хогвартс, магия, убийства - только порождение шаловливого подсознания. Но осознание того, что это всё реальность, так же регулярно бетонной плитой давило надежду. Глупое чувство, эта надежда.
На четвёртый день вечером дядя Вернон, одетый отчего-то в свой лучший костюм (перестирав и перегладив весь гардероб каждого из Дурслей, Гарри наизусть выучил каждую вещь), зашёл в комнату, насупился и объявил:
- Мы - а именно, мы с Петунией и Дадли - уходим.
- Отлично.
- Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.
- Ладно.
- Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.
- Хорошо.
- И запрещается таскать еду из холодильника.
- Угу.
- Я запру дверь в твою комнату.
- Как хотите.
Дядя Вернон, явно обескураженный отсутствием возражений, вперил в племянника подозрительный взгляд, но не нашёл, что сказать, и, топая, как бегемот, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри слышал, как поворачивается в замке ключ и как дядя Вернон тяжеловесно спускается вниз по лестнице. Через несколько минут после этого во дворе хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающей от дома машины.
Гарри валялся на постели, закинув руки за голову. Не было сил встать, так что Дурсли зря беспокоились - чтобы, скажем, стащить еду из холодильника, надо было ещё дойти до него и открыть дверцу, и по оценке Гарри это тянуло сейчас на отдельный подвиг Геракла.
Сколько времени прошло, пока он лежал в густой, давящей тишине, он не знал; наверно, совсем немного, потому что солнце, уже начавшее заходить за горизонт к моменту визита дяди Вернона, еле успело скрыться целиком.
С кухни донёсся отчётливый грохот.
«Кажется, кого-то они забыли предупредить не таскать еду из холодильника».
Послышались голоса - кто-то говорил громко, не считая нужным кого-либо стесняться. Вряд ли это были воры, разве что чересчур наглые.
Щёлкнул замок его двери; Гарри сел мгновенно, как будто его подбросило пружиной, но никто не вошёл. «Становится всё интересовательнее и интересовательнее…» Он прихватил с собой палочку и бесшумно выскользнул на лестничную площадку.
- И где же он? - раздался нетерпеливый девичий голос.
- Насколько я могу судить, уже здесь, - пророкотал кто-то знакомый. - Опусти-ка палочку, Поттер, пока не выколол кому-нибудь глаз.
- Выколю - не такая уж будет потеря, профессор Грюм, - съязвил Гарри. - Всегда можно вставить волшебный.
Несколько из восьми или девяти человек внизу, в холле, засмеялись; Грюм одобрительно крякнул.
- Остёр на язык, как Джеймс, - улыбчиво отрекомендовал ещё один знакомый голос, и сердце Гарри пропустило в изумлении пару ударов.
- Профессор Люпин?
- А чего мы всё в темноте? - риторически спросил тот же девичий голос, что в начале. - Lumos!
Кончик чьей-то палочки осветил весь холл; Гарри, щурясь, плавно отступил на шаг. Люди, собравшиеся внизу, пристально смотрели на него. Он, оказывается, успел за месяц отвыкнуть от таких взглядов.
- Мы пришли за тобой, Гарри, - объяснил Ремус. Его улыбка ободрила Гарри, и он нерешительно улыбнулся в ответ.
- Люпин, а ты уверен, что это он? - пророкотал Грюм. - А то хороши мы будем, если под видом Поттера притащим Пожирателя Смерти. Давайте спросим его о чём-нибудь, что известно только ему самому. А может, у кого-нибудь есть с собой Веритасерум?
