Лаура Тонян - Будем квиты
- Я уезжаю домой. Навсегда.
У Рона не отвисает челюсть, хотя, быть может, я ждала этого. Скорее всего, когда он осыпал меня вопросами, он уже знал ответы на них. На некоторые, по крайней мере.
- Ты не можешь… Я без тебя не смогу.
Парень наблюдает, как, улыбаясь, я откидываю голову, подставляя лицо под струи небесного дара.
- Что ты несешь, Аарон? – говорю, выпрямившись. – Дай мне уехать. Мы оба уже промокли, и я чувствую, что скоро станет очень холодно.
Но он не сдвигается с места.
- Я не дам тебе покинуть Палм-Бей, пока мы не поговорим.
Де-жа-вю. Ох, судьба мне нравится все больше и больше.
Склоняю голову набок.
- Тебе сейчас вот это ничего не напоминает? – провожу ладонью в пространстве между нами. – Помнишь, я совсем недавно просила это у тебя. Я плакала, унижалась. Ты помнишь?
Рон не отвечает ничего. Он то опускает взгляд голубых глаз, то поднимает. Я тону в этих глазах цвета морской волны. Я готова собрать все свои вещи и переехать туда жить. Жить там, в зеркалах его души, а в моменты его сильнейшей эмоциональной боли отдавать часть себя в виде слез. Чтобы облегчить его страдания.
Но все кончено. Мы оба понимаем это. Не имеет смысла удерживать этот момент, который не принесет ничего, кроме еще большего недопонимания между ним и мной.
- Я люблю тебя, - повторяет Аарон, притянув меня к себе так неожиданно.
Он зарывается лицом в моих влажных волосах и продолжает говорить три заветных слова, что я так мечтала раньше услышать от него.
- Не надо, - всхлипываю, ударяя по его мускулистым рукам маленькими кулаками.
Он мою броню снял, сложил и оставил лежать на асфальте. Я защищалась. Все это время, пока мы разговаривали. Все это ехидство было просто защитой. Но он и это у меня отнял. И теперь я бросилась в слезы. Ничего другого мне не удается.
Галлахер не отпускает, тогда мне приходится силой оттолкнуть его. У меня получается, и я отодвигаюсь достаточно далеко, чтобы он снова не смог загрести меня в объятия.
- Чего ты хочешь? Я уезжаю! – кричу, рыдая. – Уез-жаю! – повторяю по слогам. – И уже смирилась с мыслью жить без тебя! Ты причиняешь мне боль, твоя ненависть никуда не делась. Она просто превратилась в чувство, которое ты не понимаешь, которое взяло надо тобой верх. Ты не управляешь этим, Аарон! Это чувство управляет тобой, и в нужное мгновение оно снова превратиться в лютую ненависть ко мне!
К концу монолога я зажмуриваю глаза и прикрываю рот тыльной стороной ладони, разрешая себе плакать. Плакать, чтобы все выплакать.
- Почему ты…? – говорит Рон, но не договаривает, готовый сам заплакать. Я вижу, как его невероятные глаза блестят. – Дай нам шанс, Ники.
Выдавливаю улыбку сквозь слезы.
- То ли я Ники, Рон, то ли Агнес… Когда ты определишься? – обхожу его и прикасаюсь к окну седана, готовая в любую секунду залезть в салон, завести двигатель и умчать прочь. – У нас был шанс. У нас он был.
- Не будь эгоисткой! – кричит мне вслед Аарон, когда я сажусь на сиденье, намереваясь захлопнуть дверь.
Тут же вскидываю глаза на него, промокающего под дождем до нитки.
- Кем?! – кричу в ответ, оставаясь сидеть в машине. – Это ты возомнил себя чертовым королем!
- Да! – поддерживает Галлахер. – Но этот король стоит перед тобой на коленях!
Он разводит руки в стороны, закусив губу. Кажется, до крови.
Шмыгнув носом, говорю, вытирая влажные щеки, и кривлюсь сама от сказанного:
- Нет, не стоит, - рыдание прорывается наружу от осознания всей ситуации. – В том-то и проблема, король лишь говорит, что склонил колени предо мной, но он этого не сделал. – Пауза. Очередной всхлип, причем одновременно у обоих. – Говорит, что любит, но не…
Мне досказывать не нужно. Он все понял. Завожу машину, захлопываю дверь, выруливаю седан на дорогу, продолжая реветь, словно самая несчастная девушка в мире. Проезжаю не более сотни метров, и, глядя в зеркале заднего вида, не могу проигнорировать парня, упавшего на колени.
Глава 28
Агнес
Просто езжай, Агнес. Просто езжай и не останавливайся. Я твержу это у себя в уме, словно мантру, пока заливаясь слезами, давлю на газ, пытаясь не смотреть назад. Он все так же склонен, не думая, кажется, вставать. И это делает все намного сложнее. Больно, очень больно, но… просто поезжай домой, Агнес.
***
Ночь была ужасной. Воистину ужасной. Однако она никак не может быть хуже утра со взбешенными родителями. Я приняла душ и решилась сжечь все свои дневники, как и собиралась. Вывалила их все на пол, собрала в большую сумку, но не успела выйти из комнаты, поскольку моя мать осчастливила своим визитом. Стук в дверь и громкое «Агнес!» не может не взбодрить по-настоящему.
Я иду открывать, но не бегу к двери, как сделала бы раньше. Открыв ее, вижу разъяренную женщину, лицо которой залито пурпурной краской. Взбешена.
- Будь добра спуститься вниз, - проглотив все свое недовольство, обращается вежливо, но скрипя зубами.
- И тебе доброе утро, мама, - отвечаю, вздохнув.
Та ахает и вновь поворачивается ко мне, после того, как дошла до извивающейся белой лестницы.
- Что это за тон? Что за тон? – возмущается.
Ее короткие волосы цвета строганого дерева доходят ей едва до плеч. Она их уложила, только встав с постели. Она всегда так делает и не позволяет себе другого – просто один день разрешить себе не морочиться над своим образом.
Критично оглядывает меня. Конечно же, мама не в восторге от моих новых синих джинсов, разорванных на коленках. А у футболки, которую я надела, достаточно глубокое декольте. Кошмар!
- Спускайся вниз, - бросает женщина, с которой мы делим одну фамилию – фамилию отца.
Ноги будто налились свинцом, каждый шаг на ступенях дается с трудом. С одной стороны я для себя уже все решила, но страх все еще держит меня в своих цепких лапах. Я очень боюсь этого разговора. Они, наверное, уже догадываются, что я бросила стажировку, но говорила ли им что-то Саманта? Мы перекидывались всего парой слов после того, как я узнала, что она в сотрудничестве с Шеннон и Брисом разыграли спектакль под названием «Зачем Агнес личная жизнь и принятие самостоятельных решений?». Какой смысл в том, чтобы ссориться с Самантой из-за этого. Я просто стала игнорировать ее, а потом сделала то, чего она не ожидала – покинула Палм-Бей. Надеюсь, это заставило ее понять, что она меня слишком сильно достала. Она и ее команда по разрушению чужих жизней.
Папа уже принялся за завтрак. Как и всегда, он одет в строгий темный костюм, а на шее повязан галстук светло-голубого цвета. Его «рабочие наряды» почти не отличаются друг от друга. Папа вскидывает глаза и смотрит на меня поверх своих очков в металлической оправе. В отличие от матери, он менее эмоционален и часто идет на компромисс, но по его хмурому выражению лица я могу понять, что на этот раз он настроен категорично.
