Сол Стейн - Другие люди
Лефкович распорядился принести кофе. Я сказал, что столь серьезные совещания никогда не начинались с кофе. Томасси и Франсина тоже отказались. На этом гостеприимство Лефковича иссякло, и он ретировался за стол.
— Я собираюсь представлять обвинение в деле Козлака, — возвестил он, — и решил, что есть смысл обсудить общую стратегию. О деталях я переговорю с мисс Уидмер отдельно.
Курсант объявил себя новым капитаном авианосца.
Томасси выразил удовлетворенность тем, что Лефкович решил лично участвовать в этом важном процессе, и полюбопытствовал, на что намерено делать упор обвинение.
Лефкович обращался только ко мне и Томасси, напрочь игнорируя Франсину. Ответы его звучали хрестоматийно, словно сошли со страниц учебника. Констатация фактов, объявление состава преступления, подтвержденного показаниями жертвы и другими доказательствами, пусть косвенными, но усиливающими вышеуказанные показания. В конце он собирался потребовать наказания преступника, дабы другим было неповадно бросаться на женщин. В другой ситуации я бы позволил себе улыбнуться, но заметил, как дергается щека Томасси.
— Что ж, — он встал, — в таком случае мы можем закрыть это дело.
— Пожалуйста, сядьте, — в тревоге поднялся и Лефкович.
Они сели одновременно.
— Хорошо, — первым заговорил Томасси, — давайте смотреть правде в глаза. Если вы используете стандартный подход, какие приведены в учебниках, процесс сведется к ее слову, его слову, разумному сомнению. Мы не можем положиться на записочки, которые будем передавать друг другу в зале суда. Стратегию следует разработать здесь, использовав весь наш опыт и знания.
— Разумеется, — пальцы Лефковича теребили ключ. — Я собираюсь обсудить предполагаемый ход процесса с другими прокурорами и с мистером Канхэмом, и мое выступление будет базироваться на опыте и знаниях всей окружной прокуратуры.
— Не будем забывать о жизненных реалиях, — покачал головой Томасси. — Из всех процессов по изнасилованию обвинительным приговором заканчивается… — он замолчал, давая возможность Лефковичу назвать точную цифру.
— Ничтожная часть, — вставил я.
— Совершенно верно, мистер Уидмер, — к моему изумлению, легко согласился Лефкович. — Но, я уверен, вы понимаете, с какими серьезными трудностями сталкивается обвинение.
— Джордж, — подала голос Франсина.
Я видел, что Томасси это не понравилось. Он не хотел, чтобы его называли Джорджем в моем присутствии.
— Джордж, — продолжила Франсина, — а как бы вы вели это дело?
— Да, да, — покивал Лефкович. — Я как раз хотел задать этот вопрос.
— Вы не хотите пригласить стенографистку? — спросил Томасси Лефковича.
— Все, что мне потребуется, я запишу сам.
У меня создалось впечатление, что Лефковича злит не превосходство Томасси, но присутствие в кабинете женщины его возраста.
— Так вот, — начал Томасси, — этот процесс во многом зависит от вашей вступительной речи. Я уверен, что вы сможете перевести его на свою половину поля до того, как это сделает Брейди. Мистер Лефкович, у меня нет сомнений, что вы пришли к тем же выводам, что и я. Основной ваш тезис — насилие. В этом суть проблемы. Но прежде чем вы раскроете ее, присяжные, не без вашей помощи, должны осознать, что секс в данном процессе далеко не самое главное. Иначе мы окажемся на территории Брейди, жертва не девственница, связи с мужчинами для нее обычное дело, у нее сексуальная внешность, возможно, секс доставляет ей удовольствие, ей достаточно лишь намека, чтобы спустить трусики, короче, он сможет посеять в умах присяжных мысль о том, что она могла соблазнить Козлака, а уж после этого победа Брейди — дело техники. Мы должны с самого начала создать в зале суда атмосферу, не допускающую разговоров о сексе, вызывающих похотливые мыслишки у каждого из нас, твердо заявить о том, что главное в случившемся не секс. И судим мы насилие, а не моральные нормы.
Томасси глубоко вдохнул. Посмотрел на меня, Франсину, Лефковича. Аудитория внимала.
— А как мы этого добьемся? — продолжил Томасси. — Как мы сможем растолковать присяжным, о чем они думают на самом деле, когда им кажется, что они думают о сексе? Мистер Лефкович, у каждого адвоката есть для этого свои приемы, но, допустим, вы можете подойти к присяжным вплотную и попросить их, каждого в отдельности, вспомнить, о каком самом непристойном сексуальном извращении они слышали, какие мысли о сексе находили отвратительными. Допустим, вы заставите их прокрутить в своем сознании эти образы, вызовите те сексуальные фантазии, что отягощают их совесть. И тут же вы снимете их с крючка. Напомните им, что время от времени о таком же думает любой из нас. И никто не вправе давать оценку чьей-либо сексуальной жизни, за исключением одного случая: когда этот человек насилием навязывает свои сексуальные пристрастия другим.
На мгновение мне показалось, что сейчас Франсина возьмет Томасси за руку. Лучше б, подумал я, ей этого не делать. Не из-за меня, но ради Лефковича. Ему и так хватает впечатлений, не стоит выставлять перед ним напоказ личные отношения между жертвой и адвокатом.
Лефкович записал в блокнот одно слово. Я молил Бога, чтобы это было «насилие».
А Томасси все говорил.
— Из вашей вступительной речи присяжные должны четко уяснить, что искушение не играет здесь никакой роли. Разумеется, жертве двадцать семь лет и она не девственница. Ее моральные принципы полностью соответствуют взглядам большинства молодых людей ее возраста, что подтверждается соответствующими статистическими выкладками, и сильно отличаются от взглядов более старшего поколения, к которому относятся присяжные. Вам сильно повезет, Лефкович, если в составе присяжных окажется хоть один тридцатилетний. Она деловая женщина. Образованная. Живет одна по собственному выбору. У нее не было оснований подозревать, что сосед, которого она неоднократно встречала на лестнице, обманом проникнет в ее квартиру, далее это будет доказано показаниями свидетелей, а затем силой навяжет свои сексуальные желания женщине, которая не хотела иметь с ним ничего общего. Я убежден, если вам удастся донести эти положения до присяжных, они, слушая Брейди, будут воспринимать его слова с учетом того, что услышали от вас.
Жаль, что Лефкович почти ничего не записывал. Такой, как Брейди, мог сожрать его с потрохами.
— Я не сомневаюсь, что большую часть сказанного мною вы и так намеревались включить во вступительную речь.
— Да, но, пожалуйста, продолжайте, — откликнулся Лефкович. — Всегда полезно послушать другого человека, пусть он и говорит близкое к тому, что хочешь сказать ты сам.
