Октав Мирбо - Дневник горничной
И вдруг в самый разгар спора, Евгения, побледнев, с блестящими глазами, кидалась к двери… Красавчик входил в комнату, удивленно глядя на непривычных людей, на опорожненные бутылки, на царивший в доме беспорядок. Евгения припасала для него заранее стакан шампанского и тарелку сластей… Потом они оба исчезали в соседней комнате…
— О! твое личико… маленький рот!.. большие глаза!
В этот вечер в корзине оказывалось провизии больше и лучшего качества. Должны же были и его родители воспользоваться празднеством.
Однажды юноша сильно запоздал… Толстый кучер, завсегдатай всех этих пирушек, циник и вор, заметил беспокойство Евгении:
— Чего повесила нос?.. Ваша трепалка скоро придет.
Евгения задрожала и поднялась:
— Что вы сказали? трепалка!.. этот херувим? повторите-ка?.. И даже, если бы ему это нравилось… Он достаточно красив для этого… Он красив для всего…
— Конечно… трепалка… — ответил кучер с циничной усмешкой… — можете справиться о нем у графа Гюро; граф недалеко отсюда, улица Марб.
Он не успел окончить своих слов… Звонкая пощечина прервала его слова…
В эту минуту юноша постучал в дверь… Евгения подбежала к нему…
— Ах!.. дорогой мой… любовь моя… пойдем скорее, нечего тебе здесь делать с этими обормотами…
А мне кажется, что толстый кучер был прав…
* * *Вильям часто рассказывал об Эдгаре, знаменитом доезжачем барона Боргхейма.
Он гордился этим знакомством и восторгался Эдгаром почти так же, как Кассаньяком. Эдгар и Кассаньяк были его две страсти. Я думаю, что опасно было шутить и даже спорить с ним на их счет…
Когда Вильям возвращался слишком поздно домой, он оправдывался, говоря: «Я был с Эдгаром». И это было не только уважительной причиной для опоздания, — но и составляло предмет его гордости.
— Отчего ты никогда не пригласишь своего знаменитого Эдгара к ужину?.. Я бы хотела его видеть, — сказала я однажды Вильяму. Эта мысль привела его в негодование и он гордо ответил:
— Ты думаешь, что Эдгар захочет ужинать с простой прислугой?
Искусству наводить глянец на свои шляпы Вильям также научился у Эдгара… Однажды на бегах в Отейле молодой маркиз Плерэн обратился к Эдгару.
— Послушайте, почтенный, каким способом вы чистите ваши шляпы?..
— Мои шляпы, господин маркиз? — ответил Эдгар… Он был польщен таким вопросом, так как молодой Плерэн, плутовавший на бегах и в игре, считался большою знаменитостью среди парижан. — Очень просто… это то же, что с выигрышем… нужна сноровка… Итак, вот в чем дело… каждое утро я заставляю своего лакея бегать в течение четверти часа… Он потеет, не так ли?.. а пот содержит в себе жир… Затем он вытирает лоб тонким шелковым платком, пропитывает его потом и протирает им шляпу… После нужно слегка прогладить утюгом… Но для этого требуется чистоплотный и здоровый человек… лучше всего шатен, потому что блондины иногда издают сильный запах, а это не годится… В прошлом году я дал этот рецепт Уэльскому принцу…
Когда молодой маркиз де Плерэн благодарил Эдгара и украдкой жал ему руку, Эдгар конфиденциально присовокупил:
— Ставьте на Баладера 7/1… Он выиграет, г. маркиз.
В конце-концов, смешно подумать, я также начала гордиться этим знакомством Вильяма… Я считала Эдгара чем-то удивительным, недоступным, чем-то вроде германского императора… Виктора Гюго… Поля Бурже… Вот почему я считаю не лишним охарактеризовать на основании всех рассказов Вильяма эту знаменитую, историческую личность.
Эдгар родился в Лондоне, в мрачной лачуге, от вечно пьяной матери… Ребенком бродяжничал, просил милостыню, воровал, сидел в тюрьме. Позднее сделался грумом… Его физические недостатки и грязные инстинкты подходили к этому занятию… Из передней он переселился в конюшню и пройдя всю школу разврата, хищничества и порока среди челяди больших домов, сделался первым конюхом в Eaton’е. Заважничал, облекшись в шотландский берет, жилет с желтыми и черными полосками, и светлые брюки, растопыренные у бедер, туго прилегавшие к икрам, и образовывавшие у колен винтообразные складки. Худощавый, морщинистый, с красными пятнами на скулах, с желтизной на висках, искривленном ртом и зачесанными за уши редкими, курчавившимися, жирными волосами он походил на старика, едва достигнув зрелого возраста. В обществе, которое прекрасно чувствует себя среди запаха навоза, к Эдгару относились несравненно внимательнее, чем к рабочему или крестьянину: почти как к джентльмену.
В Eaton’е он основательно изучил свое ремесло: перевязывать породистую лошадь, ухаживать за ней в случае болезни, подобрать со вкусом под цвет масти все мелочи туалета; делать лошади промывание, чистить ее, отрезывать ей мозоли, красить, словом, делать все то, что подчеркивает красоту лошади, как и женщины. В трактирах он познакомился с известными жокеями, с знаменитыми тренерами, с пузатыми баронетами, с вороватыми герцогами, которые считаются сливками этой помойной ямы, цветом этой навозной кучи… Эдгар мечтал сделаться жокеем; он заранее предвкушал будущие удачи и делишки, которые ему удастся обделать на этом поприще. Но он уже окончательно сложился. И если у него оставались худые согнутые ноги, зато выросло брюшко. К тому же слишком тяжеловесен. Немыслимо было облачиться в трико жокея и он решил надеть ливрею доезжачего.
Теперь ему сорок три года. Он — один из тех пяти-шести пикёров англичан, итальянцев и французов, о которых с восторгом говорят в светском обществе… Его имя торжественно красуется в спортивных журналах и попадается в хронике светских и литературных газет. Барон Боргхейм, у которого он служит, гордится им больше, чем удачной финансовой операцией, разоряющей сто тысяч мелких вкладчиков. Он произносит «мой пикёр» с такой же гордостью, как собиратель редких картин произнес бы «мой Рубенс». И в самом деле счастливый барон имеет основание гордиться; с тех пор как Эдгар у него служит, он стал пользоваться большею известностью и большим уважением. Благодаря Эдгару, пред ним открылись двери недоступных прежде салонов, в которые он уже давно старался проникнуть… Благодаря Эдгару, было, наконец, побеждено предубеждение против его расы… В клубе говорили о славной «победе барона над Англией». Англия у нас отняла Алжир, но барон отнял у англичан Эдгара… и равновесие восстановлено. Если бы даже он покорил Индию, им бы не столько восхищались… В этом восхищении все же есть примесь зависти. Многие покушаются отнять Эдгара; его стараются подкупить, с ним флиртуют, интригуют, как с красивой женщиной. А газеты в своем энтузиазме перестали различать Эдгара и барона, — кто из них замечательный финансист, и кто замечательный пикёр… Один увеличивает славу другого и им обоим воздают похвалы…
