Сплит (ЛП) - Солсбери Дж. Б.
Ее брови сводятся вместе, и она изучает меня.
— Откуда ты знаешь?
Я пожимаю одним плечом, пораженный тем, что впервые могу понять, что чувствует Гейдж, и распознать его.
— Ему не нравится, что ты расстроена. — Еще больше темных пятен в моем видении, но я сдерживаю это. — Он пытается столкнуть меня в темноту.
— Лукас… Ты можешь с ним общаться?
Я копаюсь в своих мыслях, исследую самые глубокие пещеры своих чувств.
— Нет, но когда ты расстраиваешься, он пытается взять верх. Сначала я думал, что он защищает меня от твоего гнева или чего-то еще, но теперь Гейдж позволяет мне чувствовать то, что чувствует он. Думаю, он пытается, — наши взгляды встречаются, — утешить тебя. Мы любим тебя, Шай.
Одинокая слеза скатывается по ее щеке к приоткрытым губам.
— Я тоже люблю вас, ребята. — Я ухмыляюсь, и безумная улыбка растягивается на ее прекрасном лице. — Мы довольно долбанутая пара, Лукас.
Моя улыбка исчезает, когда изучаю женщину передо мной, способную на большую любовь, чем я когда-либо видел, и более красивую, чем заслуживает любой мужчина, особенно мы. Но мы никогда ее не отпустим.
— Со мной никогда и не было бы по-другому.
— Я хочу обнять тебя.
Жар взрывается в моей груди.
— А я хочу поцеловать тебя.
Она краснеет и подпрыгивает, когда открывается большая металлическая дверь, ведущая в полицейский участок, и входит шериф Остин. Его глубокий хмурый взгляд заставляет мой живот сжиматься от беспокойства, и он смотрит на Шайен, прежде чем двинуться к нам.
— Остин, в чем дело? — Шай движется ко мне, но остается на своей стороне линии безопасного расстояния.
Взгляд шерифа скользит по мне, и он расправляет плечи, что заставляет меня бессознательно выпрямиться, мысленно готовясь к тому, что он сообщит, как я предполагаю, плохие новости.
— Сынок, хотел зайти, чтобы сообщить тебе, что Сэм очнулась, и врачи разрешили ей говорить.
Я тяжело выдыхаю и киваю.
— Это здорово. Когда ты пойдешь допрашивать ее? — голос Шай дрожит от волнения.
Шериф смотрит на часы.
— Гэри должен сейчас подъехать туда. — Его глаза находят Лукаса. — Я скоро вернусь, чтобы сообщить, что мы получим.
— Спасибо.
Он кивает и отворачивается от нас, крича через плечо, что у Шай осталось всего десять минут.
Ее яркая улыбка поворачивается ко мне.
— Вот оно! Это может снять тебя с крючка!
— Да, но если это был Тень, сможет ли она дать какую-нибудь информацию, которая бы вытащила меня? Что, если она не видела его лица или не слышала его голоса, и не будет никаких доказательств, разве это не оставит меня на плахе?
Ее улыбка исчезает, и я тут же жалею о своих словах.
Показания Сэм решают мою судьбу, так или иначе.
Шайен
— Время вышло! — кричит помощник шерифа с порога. — Попрощайтесь.
Я выпрямляю спину и вкладываю в свои слова столько силы, сколько могу.
— Я не уйду.
Лукас улыбается, на самом деле улыбается!
— Шай, тебе нужно уйти. — Длинные пальцы Лукаса сжимаются вокруг прутьев камеры, от его улыбки у меня все тает внутри.
— Может быть, не в этой комнате, но я буду ждать в офисе шерифа. Я хочу быть здесь, когда они вернутся, и тебя нужно будет отвезти домой, когда отпустят.
Он хмурится, выражение его лица становится серьезным.
— Думаю, мы должны быть готовы к худшему. Они провели расследование, Шай. И знают мое досье, что меня судили за убийство моей семьи.
— Присяжные признали тебя невиновным.
Его глаза встречаются с моими.
— По техническим причинам.
Я тяжело сглатываю и сопротивляюсь желанию придвинуться ближе и взять его руки в свои.
— Ты думаешь, что убил свою семью, Лукас?
— Нет. Я любил своих братьев и сестру. Не могу представить, чтобы Гейдж причинил им боль.
— А маму? — мне нужно знать, наконец, правду о том, что он знает, или, по крайней мере, о том, что, по его мнению, произошло той ночью.
Выражение его лица становится жестким.
— Я хотел, чтобы она умерла, да. Но не могу представить себя убивающим кого-либо, какими бы злыми они ни были. Однако Гейдж — это совсем другая история.
Я киваю на его шрам.
— А это?
Он пожимает плечами.
— Думаю, моя мама убила их, попыталась убить меня, а затем покончила с собой. Это то, что решили присяжные, поэтому это то, во что я верю.
Даже если это неправда, Лукас никогда не смог бы жить с самим собой, если бы знал, что отнял жизнь.
Если власти когда-нибудь узнают, потащат ли они его на повторное слушание?
Лучше ему оставаться в неведении.
Дверь распахивается, вырывая меня из моих мыслей, и мой желудок подскакивает к горлу.
Это они? Есть ли у них ответы?
Входит помощник шерифа и машет мне рукой, чтобы я уходила.
— Время вышло, Шай.
— Еще пять минут? — я демонстрирую свою самую надутую гримасу.
— Ни единого шанса. Я уже дал тебе больше времени, чем должен был. — Он указывает на дверь. — Проваливай.
Я вздыхаю и смотрю на Лукаса, так сильно желая прикоснуться к нему перед уходом, утешить нас обоих хотя бы на секунду. Он, кажется, читает мои мысли и отходит от решетки.
— Иди, Шай. Все будет хорошо.
— Я люблю тебя, и скоро увидимся. — У меня сводит живот, и я молю Бога, что сказала ему правду.
— Шайен, проваливай! — кричит помощник шерифа, и я ухожу от Лукаса, каждый метр расстояния между нами увеличивает ужас в моем животе.
Лукас
В камере, в которой меня держат, нет окон, так что время относительно, и кажется, что прошло уже несколько дней с момента ухода Шайен. Я пересчитываю кирпичи на внешней стене, количество заклепок в металлических перегородках и прутья в камере. Несколько раз.
После того, что кажется целой вечностью, дверь, наконец, открывается, и я смотрю вверх, чтобы увидеть, как входят шериф Остин и Гэри; их лица непроницаемы. Я молчу, пока они подходят к камере, мой пульс стучит в ушах. Глаза расширяются, когда шериф достает ключи из кармана и открывает дверь моей камеры.
— Мистер Мензано. — Взгляд Остина мрачен и устремлен на меня. — Ценю твое терпение во всем этом. — Он распахивает дверь. — Кажется, нас ввели в заблуждение лжесвидетели. Ты можешь идти.
Камера открыта, но я не решаюсь выйти, как будто все это какая-то шутка, чтобы усилить мое наказание.
— Я не понимаю.
— Саманта смогла опознать одного из своих…
— Клянусь Богом… — мы все поворачиваемся к двери на звук голоса Шай. — Если ты попытаешься остановить меня, я отправлю твои яйца в полость твоего тела, Том!
Она врывается в комнату, и губы Остина дергаются, когда он кивает побледневшему Тому, чтобы тот отошел и впустил ее.
Ее глаза находят мои, но быстро устремляются к открытой двери камеры.
— Что происходит? — она смотрит на Остина. — Куда вы его ведете?
Он делает шаг назад и указывает на меня.
— Я только что объяснял Лукасу, что Саманта точно опознала…
Она ахает и прикрывает рот.
— Лукас не был тем человеком, который напал на нее.
Она бросается ко мне, и у меня как раз достаточно времени, чтобы собраться с силами, прежде чем ее тело врезается в мое, отбрасывая меня на шаг назад.
— Я так и знала! Знала, что правда всплывет на поверхность.
Крепко обнимаю ее, чувствуя, будто проходят годы с тех пор, как я держал ее в руках. Ее мягкое, теплое тело тает в моем, и она зарывается лицом в мою шею, губы танцуют поцелуями на моей челюсти и шраме. Моя кровь бурлит в венах от необходимости остаться с ней наедине, и темнота затуманивает мое зрение, пока Гейдж пытается получить свой шанс с Шай. Хреново для него. Я утыкаюсь носом в ее шею, вдыхая пьянящий аромат шампуня, и мои мышцы расслабляются. Ему придется подождать.
Откашливание отрывает нас от воссоединения, и я отпускаю Шай только настолько, чтобы обнять ее за плечи.
Остин ухмыляется и мотает головой в сторону выхода.