До мозга костей (ЛП) - Уивер Бринн

Я могла бы закрыть глаза и нежиться в сладкой потребности, которая разливается у меня в груди, представляя тысячи вариантов ответа. Тембр его голоса обволакивает меня. Плавность каждого его слова имеет острую и скрытую грань, по которой я хочу провести пальцем, чтобы узнать, действительно ли это заставит меня истекать кровью.

Мы стоим и смотрим друг на друга, за моей спиной журчит ручей. Вдалеке ухает сова. В безветренной ночи всё звуки хорошо слышны.

Я приближаюсь к Джеку, не сводя с него глаз, хотя и чувствую, как он напрягся. Останавливаюсь, когда подхожу достаточно близко, чтобы дотронуться до него, и позволяю своим рукам скользнуть в карманы куртки в знак доверия. В тусклом свете я вижу, как он поднимает темную бровь, задавая беззвучный вопрос. Чего ты хочешь? — безмолвно вопрошает он.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о нашей первой встрече, — говорю я.

Джек слегка хмурит брови, ритм моргания нарушается. Он смотрит в сторону темной воды и обратно, его полные губы сложены в прямую линию. Если бы было больше света, я бы смогла разглядеть изменения в этих серых глазах, которые, как хамелеоны, улавливают цвета окружающей среды.

Он снова отводит взгляд, морщины на его лице снова разглаживаются, но становится отстраненным.

— Духи Angélique Noire. Это первое, что я помню.

— Я и не знала, что ты любитель парфюмерии, — говорю я с улыбкой.

Джек смотрит на меня, а затем возвращает свой взгляд к ручью.

— Я повернулся, а ты стояла у двери в старую лабораторию с доктором Кэнноном. На тебе было темно-фиолетовое платье. Твои волосы были собраны. Комната наполнилась твоим ароматом.

Моя улыбка исчезает, в то время как глаза Джека находят мои и не отпускают. Киваю, чтобы он продолжал, и он делает шаг ближе. Я позволяю ему.

— Ты вошла в комнату с протянутой рукой. Доктор Кэннон представил тебя как доктора Рос, но я уже знал, кто ты, — говорит Джек. Моё сердце начинает более учащенно биться у меня в груди. В ней зашевелилась давно забытая надежда, и я вопросительно склоняю голову набок. — Он прислал сообщение с твоей фотографией тем утром. Но она не могла передать твою красоту, не тогда, когда ты стояла передо мной с улыбкой, которая могла поглотить каждый грех.

Моё сердце стучит так, будто его пришили к маятнику. Я хочу отступить от Джека, но не делаю этого.

— Я спросил, произносится ли твое имя как Кир-и-е, как молитва Кирие элейсон⁷. Я не думал, что твоя улыбка может стать ярче, но когда я это сказал, это произошло. «Просто Кири», — ответила ты. «Мои родители хотели назвать меня в честь Христа⁸, но это имя никогда мне не подходило». Полагаю, теперь в этом гораздо больше смысла.

Я стараюсь не кивать, но у меня это плохо получается. Что-то застревает у меня в горле. Я помню тот момент нашей встречи так ясно, словно смотрю на него через хрустальный шар. На какой-то миг мне показалось, что все совпало, что наш первый разговор был именно тем, на что я рассчитывала. Сходство. Связь с кем-то, похожим на меня. По тому, как Джек рассказывает эту историю, кажется, что эта связь была реальной, что она существовала и для него.

Но это ложь.

Сейчас Джек просто пытается преодолеть пропасть между нами в надежде, что я сжалюсь над ним. Всё, что происходило после того разговора, который он только что описал, похоронило эту возможность.

И он это знает. Вот почему Джек сейчас молчит.

Его глаза сверкают в лунном свете, изучая моё лицо, и опускаются к моим губам. Они задерживаются там, а затем опускаются на мою шею на мгновение, которое кажется слишком расчетливым, чтобы быть интимным, слишком холодным, чтобы быть чем-то иным, кроме жестокости. И именно таким жестоким он и был, начиная с того переломного момента. Подвергая сомнению мой опыт, мои заслуги, мою состоятельность на каждом шагу. Неважно, насколько усердно я работала или насколько мои усилия приносили ему пользу, он всегда был рядом с этими стальными серыми глазами, чтобы найти ошибку и затем уничтожить меня.

— Ты очень красиво рассказываешь эту историю, — говорю я, мой голос едва громче шепота. Я делаю шаг ближе, и его взгляд возвращается к моему. Его лицо — идеальный баланс серебристого света и глубоких теней, такое мучительно красивое сочетание. Но он — зверь. Под ангельской личиной скрывается дьявол.

И он всё ещё не может смириться с тем, что он здесь не единственный хищник на вершине этой цепи.

— Проблема заключается в том, Джек… что ты ошибаешься, — говорю я, делая акцент на последнее слово.

Я бью электрошокером в грудь Джека. Он издает придушенный, скрежещущий стон и падает в грязь. Его тело бьется в конвульсиях, пока другой рукой я снимаю колпачок со шприца. Когда я выключаю устройство, я протыкаю иглой его яремную вену и ввожу дозу мидазолама и наслаждаюсь восхитительным звуком его протестующего стона.

Я возвращаю Джека в исходное положение и наблюдаю за тем, как его дыхание становится глубже. Его глаза не отрываются от моих, даже когда ясный взор затуманивается под действием успокоительного.

Я ждала этого момента, этого взгляда между нами, когда Джек поймет, что всё это время он недооценивал меня. Хотела этого с тех пор, как он отругал меня за тот печально известный инцидент с криоморозильником в лаборатории, когда он обвинил меня в том, что я уничтожила образцы его тканей из-за своей некомпетентности. Тогда я впервые по-настоящему смирилась с тем, что мне, возможно, придется усыпить моего маленького зверька.

Кто теперь некомпетентен, ублюдок?

Как раз перед тем, как он теряет сознание, я наклоняюсь ближе и нежно целую его в щеку. А потом я прижимаюсь губами к его уху, даря ему подарок, о котором он, возможно, не вспомнит, когда проснется.

— Ты ошибаешься, Джек, — повторяю я шепотом, который сопроводит его в мир грез. — Это была не первая наша встреча.

Когда я отстраняюсь, он уже без сознания.

Я поднимаюсь и стою над своим спящим заклятым врагом, а затем оставляю его в темноте…

…там, где ему самое место.

4. ОСЕВОЙ СКЕЛЕТ

Джек

Хрустящий, тонкий слой свежего снега собирается на моем теле. Дыхание становится поверхностным, а легкие больше не чувствуют холодного воздуха. Руки и ноги онемели, кожа замерзла, а способность нервных окончаний к функционированию теперь притуплена, не в силах посылать болевые сигналы в мозг.

Я лежу здесь в морозной ночи, а на лес вместе с хлопьями снега ложится бескрайняя тишина.

Усталость оседает глубоко в моих костях вместе с промерзшей землей, затягивая меня в небытие. Так и тянет отпустить всё и просто продолжить проваливаться в бездну. Я никогда не чувствовал себя так спокойно, как сейчас, укутанный в ледяное одеяло, укрытый от мира страданий.

Звук снега, хрустящего под тяжелыми шагами, раскалывает тишину, и я перестаю дышать.

Шаги звучат всё ближе, пока я не чувствую, как снег прижимается к моей щеке.

— Где ты, маленький засранец.

Хриплый голос произносит каждое слово. Я не чувствую ничего, кроме холода, но воспоминание о его мерзком дыхании обдает моё лицо.

Я слышу отчетливый звон его Zippo. Затем чирканье.

Рефлекторно я пытаюсь сжать онемевшие пальцы вокруг твердого предмета, погребенного под снегом.

— Когда я найду тебя…

Это последние приглушенные слова, которые достигают моих ушей, прежде чем время искажается вокруг меня.

Неясные образы мелькают стоп-кадрами, пока я выбираюсь на поверхность. Ярко-красная полоса разрывает девственно белый полог. Пустые глаза впитывают ночь, когда вдруг сверкает сталь… прежде чем образы начинают исчезать в глубинах моего разума.

Когда сознание возвращается ко мне, я понимаю, что меня накачали, в ту же секунду когда мои глаза открываются.

Я чувствую, как успокоительное движется по кровотоку, а в голове царит путаница. В висках пульсирует, в то время как мое зрение приспосабливается, чтобы разглядеть залитые лунным светом ветви деревьев над головой. Я подношу руку к шее, нащупывая нежный участок кожи, куда Кири вонзила иглу.