Флинт Киборд - Рианнон
— У тебя причёска замечательная. Сама придумала?
Кивнула, с серьёзностью. Пояснила:
— У меня волосы торчливо растут. Вот и придумала.
— Отлично… Ну ладно, всё! Пойду собираться на это ваше мероприятие. Надеюсь, обойдётся без потерь.
Улыбнулась. Без тоски, по-настоящему… Проводила, вежливо, до цветничка («Ты сажала?» — «Угу…»)…
Ну вот, робкую девчонку немного разговорил. Успокоил… Значит: Норман — после короткого общения на орбите — сразу определил, что именно с ней приезжему пилоту будет приятней, чем с Айкой? Ну-ну…
Да, кстати…
Отошёл подальше в лесок, вызвал Зиверта по защищённому каналу.
— Парящим в небе — салют! Проверка связи.
— И вам, работникам приземлённого фронта, метеорит с кисточкой!.. Ну, что? Как оно? Внедряешься в податливую девичью почву?
— Не нагнетай! Секс-туризм здесь не приветствуется, между прочим.
— Гм… То есть, видит, но… неймёт?
— Да. Только с собой, на вывоз.
— Ну, этого добра и так везде навалом, бесплатно… Или — что? Действительно ультрасексапильные девки?
— Кто — как. Разные. Ну, залезь в их базу, посмотри…
— Лазил. Смотрел. Наивняк… Сфоткаться даже не могут нормально. Чё все так тащатся? Что, наивняк и ценится?
— Не знаю… Девки как девки — не грузись.
— И не гружусь. Так, для поддержания беседы… Чем вообще занят-то?
Кейрис спародировал важность:
— Ну… Усыпляю бдительность. Дезориентирую. Прикидываю, где копнуть.
— Ох… Ты стратег, я вижу…
— А то!
— Оке… Ладно, будь. Успехов.
Зиверт сделал ручкой и отключился.
Вернулся в коттедж, переоделся.
Проверил вызовы (ещё пяток новых), прочитал ответ от Кармины: «Завтра утром?»
А хрен его знает, что будет утром… Что ж, утром и ответим.
Явилась Айка — счастливо сияющая, в особо сложном голубом платье с белой объёмной подпушкой, Кейрис раньше знал, как это называется, но забыл; кончалось всё это, впрочем, всё равно серьёзно выше коленок.
— Куда идём?
— В эспланаду. Это недалеко, у речки — но, с той стороны.
— А вот у нас бы сказали: на эспланаду.
— Ну… это… наша эспланада — она такая… Сейчас увидите.
Прошли знакомыми уже дорожками к мостику, за ним повернули влево, в аллейки вдоль речки. Ух ты…
— Беру свои замечания обратно. Однозначно: не «на», а «в»... Единственное — это вовсе не эспланада.
— Ну… здесь раньше была эспланада. Такая, прогулочная… Пять лет назад. Но когда нас привезли, сделали досуговый центр, как бы — но называется по-местному всё равно эспланада, понимаете?
— Да. Теперь ясно.
Эспланаду можно было бы числить анфиладой — павильончики, ротондочки, галерейки, бифлексовые полупрозрачные потолки-навесы (сверху наверняка камуфляжные) — с пояснением, что рианноновские анфилады кривоколенны, конечно же; ладно, ничем иным как эспланадой называть не будем.
Во входной ротонде (где эспланада ещё не являлась во всём масштабе) инспектор с Айкой был встречен нестройным режиссурным «О-о-о!..» от стайки цветастых девиц, кои сразу были по часовой стрелке поименованы (Беата, Цереона, Рейка, Мирадора…) — но остались регламентно по бокам прохода, нестройно улыбаясь; блистающая Айка провела гостя дальше, где им встретились Селеста и Пелерина (носительница имени родной планеты была сдержанна и небесна, в приятной ауре прямых песочных волос) — и дальше, дальше, где неформальность тусовки наконец доросла до естественности — и инспектор уяснил наконец запутанную внушительность эспланады.
По бортам кое-где стояли напитки и торталетки, коими никто особо не интересовался. Местами звучала музыка (твикеры фокусировали звук в центре, как водится — даже слишком резко; впрочем, дешёвые излучатели — а иных на эту ораву и не напасёшься — дадут звук с «бахромой» при широком фокусе, так что всё правильно)…
Айка представляла собравшихся, очно и заочно. Некоторые, под благожелательные её улыбки, представлялись сами. Наиболее глобальная из состоявшихся дискуссий звучала так:
— Я — Лайкра.
— А я — Серна!
— Оч-приятно.
(Парочка разных, но с одинаковыми бантами-прищепками в одинаковых причёсках, девчушек.)
— Скажите, а вы… правда с Земли?
— Я там учился.
— Ну и как там?
(Конечно же, здесь весь срок придётся отвечать на вопрос «А как там, на Земле?»)…
— Как на картинках.
— А ещё?.. Расскажите, мы будем слушать очень-очень внимательно!
— Лучше сами расскажите, что знаете. А я поправлю, если что не так.
— Ну… Земля — родина человечества, — поделилась информацией Лайкра.
— Да. И всё?
— Но… на Земле человечеству было плохо! — решительно вступила Серна.
— Так, так… — заинтересовался Кейрис. — Давай, рассказывай.
Секунды покопавшись в памяти, собеседница продемонстрировала мощную историческую образованность:
— На Земле человечество предавалось унынию и войнам, поэтому было направлено в космос. Но для этого пришлось пересмотреть эфиродинамику, тогда быстро изобрели антиграв, зеро-трансфер и прочее. А материалы, роботы и компьютеры у человечества уже давно были, только не было неисчерпаемых источников энергии — когда они появились, человечество и было направлено в космос. Потому что энергию надо было куда-то деть.
— Да, с энергией вечно такие проблемы: деть её куда-нибудь, — согласился Кейрис, поглядывая на Лайкру: та всё явственней переминалась-пританцовывала, сжимала-разжимала ладони в кулачки — то ли некуда было деть энергию, то ли от избытка жизненных токов скоропостижно захотелось в туалет…
— Ладно, — отрегулировала атмосферное напряжение Айка, — ещё обсудите, если надо будет… — и бантоволосые, отсигналив ладошками, ушушукались прочь, Серна за Лайкрой…
…В обросшем вьюнами закутке священнодействовали, не обращая внимания ни на кого и ни на что, двое: одна, с высоко оголённой талией, исполняла танец позвоночника — другая сидела, скрестив ноги, и выпиливала крипто-загогулины руками.
— А. Калипса и Мелеринда, — назвала их Айка.
— Что они танцуют?
— Статик мовшен. А вот в той ротонде — дуби бумц, пойдёмте? Вы что любите?
— Нет жёстких предпочтений. Последнее время слушал хаски таск.
— Я такого не знаю. Скиньте мне! — она извлекла из ниоткуда свой розовый мобик.
— Ну, лови, — Кейр выскреб мизинцем из глубин планшетки апплетик, щёлкнул отправить. — Только это особое, пилотское…
— Я послушаю!
Ничего особого в хасках не было, Кейр любил их за сдержанность (совсем не жрали ресурсов) и неповторяемость (за многие часы не возникало ощущения надоедливых возвратов мысли).