Жан Жене - Кэрель
— Что тебе терять? Ты можешь спокойно воровать, и тебе это даже не засчитают, если ты попадешься. Что такое воровство по сравнению с убийством?
Кэрель старался больше не говорить об убийстве матроса, чтобы не раздражать Жиля и не пробуждать в нем дремлющую в душе каждого человека любовь к справедливости, которая могла побудить его пойти с повинной. Когда, спокойный и уверенный в себе, он являлся с воли, он чувствовал, как сильно привязался к нему юный каменщик. Жиль не мог скрыть своего внутреннего беспокойства, которое при малейшем колебании его настроения готово было выплеснуться наружу, наподобие того как стрелка часового механизма, задевая неровность диска, преобразует эту неровность в звуковой сигнал. Кэрель прекрасно видел это и играл на его чувствах.
— Конечно, я матрос, но и я не всесилен. Впрочем, кое-что я все-таки сделать могу, достать бабки, например. Я ведь тебе доверяю.
Жиль слушал, не проронив ни звука. Он знал, что матрос может принести ему еще кусочек хлеба, пачку сигарет или банку сардин, но денег от него он не дождется никогда. Опустив голову и скривив губы в горькой усмешке, он снова сосредоточился на мысли о двух приписываемых ему убийствах. Он чувствовал страшную усталость, которая заставляла его смириться с ними, принять их, окончательно отказавшись от всякой надежды на спасение. Он ненавидел Кэреля и в то же время испытывал к нему глубокое доверие, к которому странным образом примешивалась боязнь того, что Кэрель может его «заложить».
— Как только у тебя появятся бабки и прикид, ты сможешь отправиться в путешествие.
Затея казалась очень удачной, к тому же убийства невольно подталкивали к ее осуществлению. Теперь Жиль сможет одеться так, как раньше никогда, даже по воскресеньям, он одеться не мог. Короче говоря, окончательный выбор пал на Буэнос-Айрес.
— Пойми, я с тобой согласен. Я не отказываюсь работать, можно взять кассу. Но где? Ты знаешь где?
— Тут в Бресте у меня есть кое-что на примете, одна небольшая халтура. Где-нибудь в другом месте можно было бы найти кое-что и получше, но в Бресте я знаю только это дельце. Надо будет все как следует разузнать, и, если ты не против, мы вместе это дельце и провернем. Шухера не будет. К тому же с тобой буду я.
— Разве я не смогу это сделать сам? Так, наверное, было бы лучше.
— Ты что, рехнулся? Тут и говорить не о чем. Я хочу быть с тобой. Ты что, думаешь, я позволю тебе рисковать в одиночку?
Кэрель сумел приручить ночь. Он подчинил себе ночные тени и диких скрывающихся в темноте чудовищ. Он вобрал их в себя, втянув их вместе с ночным воздухом через нос. И теперь ночь, не принадлежа ему полностью, подчинялась ему. Он привык жить в окружении своих отталкивающих преступлений, каждое из которых было занесено им в крошечный блокнотик, в специальный реестр убийств, который он назвал «букетом городских цветов». Этот реестр состоял из набросков всех мест, где были совершены преступления. Рисунки были крайне наивными. Если Кэрель не мог нарисовать какой-нибудь предмет, он писал его название, и всегда с ошибками. Образования у него не было.
В этот раз, когда они выходили из тюрьмы (в прошлый раз он выходил вместе с Роже), Жилю показалось, что ночь и природа подстерегают его за дверью, готовые надеть на него наручники и арестовать. Его охватил страх. Кэрель шел впереди. Чтобы выйти в город, они пошли вдоль стены по тропинке, ведущей к военно-морскому госпиталю. Жилю не хотелось, чтобы Кэрель заметил, что он боится. Ночь была темной, но это его не особенно успокаивало, ибо темнота, которая его скрывала, могла служить укрытием и для враждебных ему полицейских. Кэрель был в хорошем настроении, но тщательно старался это скрыть. Как всегда, его голова была высоко поднята над жестким воротником его робы. Жиль весь дрожал. Они шли по узкой дороге между стеной каторжной тюрьмы и эспланадой, над которой возвышалась казарма Герэн. Жиль знал, что эта дорога ведет в город. Рядом со стеной старого арсенала, размещавшегося в одной из пристроек каторжной тюрьмы, стоял низкий двухэтажный дом. Фасад расположенного на первом этаже кафе выходил на улицу, перпендикулярную нашей дороге. Кэрель остановился и прошептал на ухо Жилю:
— Взгляни на это бистро. Парадная дверь выходит на улицу. Ставни сделаны из железа. Но там еще и живут. На втором этаже. Вот, смотри. Только тихо. Я сейчас туда войду.
— А дверь?
— Она никогда не закрывается на ключ, никогда. Мы войдем вдвоем. Там внутри есть коридор и еще лестница. Ты тихо поднимаешься наверх, а я захожу в лавку. В случае шухера, если хозяин откроет дверь на лестничную площадку, ты сразу же спускаешься. Я тоже сваливаю. Встречаемся у госпиталя. Если все пройдет гладко, когда дело будет сделано, я тебя позову. Усек?
— Ну!
Жиль еще никогда не воровал. Его поразило, что это оказалось так трудно и вместе с тем так легко. Вглядевшись в затянутую туманом улицу, Кэрель осторожно открыл дверь и зашел в коридор. Жиль последовал за ним. Кэрель взял его за руку и положил ее на перила. После чего, прошептав ему на ухо: «Поднимайся», — скользнул под лестницу. Убедившись, что Жиль поднялся на верхнюю площадку, он стал топтаться на месте, имитируя легкую возню. Жиль неподвижно застыл у дверей. Ему казалось, что он слышит колокольчики дилижанса, на который он и его товарищи должны напасть. Выстрел в глубине леса, ось сломана, девушки испуганно поднимают вуальки, и Мари Тальони танцует под мокрыми деревьями на разостланных счастливыми бандитами коврах. Жиль внимательно вслушался. В темноте послышался слабый шепот: «Жиль, сматываемся». Он осторожно спустился, его сердце лихорадочно колотилось. Кэрель тихо закрыл за собой дверь. И они, не говоря ни слова, быстрым шагом устремились по дороге в обратном направлении. Жиль был очень взволнован. Наконец он не выдержал и прошептал:
— Ну как?
— Все в порядке. Идем.
Они снова погрузились в темноту и туман. Подойдя к тюрьме, Жиль опять почувствовал себя в безопасности и немного успокоился. В камере Кэрель зажег свечу и достал из кармана деньги. Две тысячи шестьсот франков. Половину он дал Жилю.
— Этого, конечно, мало, но что с них возьмешь? Это их дневная выручка.
— Ну, послушай, это не так уж и плохо. Я уже могу попробовать с этим как-то выкрутиться.
— Ей-богу, ты рехнулся. Куда ты намылился? В таком прикиде ты далеко не уйдешь. Нет, приятель, надо бы еще кое-что провернуть.
— Ладно. Я готов. Только на этот раз я буду выпутываться сам. Я не хочу, чтобы ты из-за меня влип.
— Там посмотрим. Пока забери свою долю.
Кэрель видел, как Жиль положил деньги в карман, и сердце его невольно сжалось. Эта боль еще раз напомнила ему о задуманной им подлости. Конечно, деньги, которые он якобы украл в доме, где, как ему было хорошо известно, уже давно никто не живет, он мог спокойно возместить сторицей уже через несколько дней, однако ему все равно было тяжело видеть, как Жиль попался на крючок и заглотил наживку. Каждый день Кэрель приносил Жилю что-то из одежды. Всего за три дня он ухитрился достать ему штаны, блузу, бушлат, рубашку и морской берет. Все пакеты Роже поднял тем же способом, который был употреблен, чтобы вынести опиум. Вечером Кэрель изложил Жилю план действий.
