Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
Однажды благочестивая маркиза де Ганж, которой исполнение религиозного долга всегда доставляло истинную радость, отправилась в церковь Св. Агриколы приобщиться к мистерии вечного союза Творца со своим божественным Сыном, приявшим ради спасения рода людского грубый земной облик, дабы в облике этом принести искупительную жертву. Преклонив колена перед Его алтарем, чувствительная и чистая душой Эфра-зия, преисполнившись смирения, просила Господа нашего помочь ей не оступиться среди.подсте-регающих ее на каждом шагу опасностей.
Пока Эфразия молилась, в церковь вошел какой-то нищий в отвратительных лохмотьях. Заметив коленопреклоненную женщину, он подбежал к ней и, прервав ее молитву, с тоскою в голосе стал умолять ее... Маркиза поднимает глаза, но тут же, повинуясь неведомому ей чувству, отводит их и вновь устремляет взор на страницы раскрытого перед ней молитвенника.
— О нет, сударыня, нет, — шепотом молит ее оборванец, — не гасите затеплившегося в благочестивой душе вашей чувства сострадания! А если вы не верите словам моим, я готов, сударыня, проводить вас в свое убогое жилище, дабы вы сами могли удостовериться в моей правдивости и убедиться в беспросветной нищете моей.
И слезы рекой струятся из глаз несчастного. Чувствительная Эфразия видит только слезы нищего — не узнав в нем своего давнего врага. Она проникновенно произносит:
— Хорошо, друг мой, идите вперед, мои носильщики пойдут за вами.
Эфразия садится в портшез и приказывает слугам следовать за провожатым. Оборванец идет вперед, портшез движется на ним. Они сворачивают в узкую пустынную улочку, по обеим сторонам которой тянутся кособокие строения, низкие и грязные, свидетельствующие о беспросветной нужде их обитателей. Бедняга останавливается на обшарпанном крыльце одного из ветхих домов, носильщики опускают портшез, хозяйка выходит из него и идет за провожатым. Оборванец ведет ее по длинному коридору, который упирается в дверь, ведущую в погреб или подвал. Маркиза намерена войти в дверь, однако нищий не пускает ее; схватившись за ручку двери, он опускается перед Эфразией на колени.
— Ах, госпожа маркиза, — восклицает он изменившимся голосом, — не судите меня слишком строго! Господь справедливо покарал меня за преступление, в коем я перед вами виноват, и я смиренно принял его кару... Ах, сударыня, неужели вы еще не узнали меня? Знайте же: перед вами омерзительный Дешан, тот самый Дешан, который некогда заставил вас вынести столько страданий! Преступление сие делает меня недостойным вашего сострадания, а потому, госпожа моя, я прошу не за себя: будьте столь великодушны, сударыня, и обратите милосердный взор ваш на мучения людей, пребывающих в этом подвале! Праведный гнев небес, обрушившийся
на меня, вверг их вместе со мной в пучину нищеты.
И оборванец, в котором маркиза наконец узнает негодяя Дешана, распахивает дверь.
Опустив глаза, г-жа де Ганж видит на гнилом полу дряхлого старца, корчащегося в муках голода. Прерывистым дыханием своим старец пытается оживить слабенького младенца, ибо пустая грудь матери несчастного малыша, без сил распростершейся у ног старца, более не может питать свое чадо.
— Вот мое семейство, сударыня, — продолжает Дешан, — те, кого преступления мои довели до могилы. Ради них взываю я к вашему милосердию: разве невинный должен отвечать за преступления виновного?.. Мне ничего не надо, сударыня, только пожалейте этих несчастных, соблаговолите поддержать угасающую в них жизнь. Вместе со мной взывают они к вам — не дайте им преждевременно сойти в могилу, куда неумолимо влечет их судьба. Вскоре сумрак вечности затуманит их взор, и вместе с ними я спущусь в могильную бездну. Но я не хочу, чтобы там, куда мы все рано или поздно отправимся, они стали проклинать меня. Вот уже три дня, как в этом убогом пристанище нет ни крошки еды; и все, кто дорог мне на этом свете, вот-вот закроют глаза навеки, и мне останется только рыдать над их прахом и, умирая, видеть перед глазами плоды своей преступной жизни.
Тут слова его прервал пронзительный крик младенца, к коему присоединились скорбные мольбы матери и прерывистые стоны старца.
Разумеется, Дешан, осмелившийся умолять маркизу о сострадании, в свое время жестоко ос-
корбил ее; но в благородной душе Эфразии голос сострадания всегда заглушал голос злопамятства.
— Друг мой, — обращается она к Дешану, — вы причинили мне столько зла, сколько не причинил никто иной. Но зрелище, предложенное вами моему взору, причиняет мне еще большие страдания. Вы словно решили испытать меня: поступки ваши погружают меня в пучину горя. Но вы и сами несчастливы, поэтому я вас прощаю. Возьмите этот кошелек, в нем тридцать луидоров... Облегчите страдания вашей семьи, станьте на путь праведный; полагаю, не стоит вам повторять, что именно в школе несчастий человек учится следовать этим путем. За время, отпущенное вам небом, не пытайтесь более совершать поступки, которые заставят вашу совесть испытывать мучительные угрызения. Тогда вы поймете, что если вы, вспоминая свой жизненный путь, не станете проливать слезы, значит, вы готовы достойно встретить свою кончину.
— Ах, сударыня, — взволнованно отвечает спасенный Эфразией Дешан, — не уезжайте, заклинаю вас, я хочу назвать вам тех, кто заставил меня совершить то преступление... Мое признание станет для вас путеводным лучом!.. Во имя Господа, будьте милостивы и выслушайте меня, — это единственный способ, коим могу я отблагодарить вас за вашу доброту.
В словах Дешана звучит искренняя признательность и рвение.
— Молчите, Дешан, я приказываю... — живо отвечает Эфразия. — Если я стану покупать у вас признания, в чем тогда будет моя заслуга? Вы служили злым людям, а потому я не желаю знать их имен; ваши разоблачения заставят меня думать
о них дурно, пагубные мысли станут отравлять мне душу, а в нее и без того впрыснули немало яду. Ваши разоблачения не сделают меня счастливей, да и вы не станете тем, кем мне хотелось бы вас видеть. Поэтому сделаем так: каждый год в этот день вы будете приходить к моему нотариусу, и он станет выдавать вам такую же сумму, какую вы получили от меня сегодня. Но едва уста ваши произнесут имена моих врагов, тех, кто заставил вас совершить известную вам низость, как выплата пенсии тотчас прекратится.
— О, образец всех добродетелей! — воскликнул Дешан, на коленях следуя за Эфразией и орошая слезами следы ног ее. — Милосердие ваше сродни милосердию нашего божественного Спасителя, простившего на кресте палачам своим.
Приказав Дешану оставаться на месте, маркиза выходит из лачуги. Едва она показалась на пороге, как из переулка выскочил аббат де Ганж.
