Эммануэль Арсан - Эммануэль
– А что Анна-Мария Серджини, она не из ваших сестер? – спросила все еще не усмиренная Эммануэль. Но принца нелегко было вывести из равновесия.
– Кто может это сказать? – ответил он мягко. – Иногда надо прожить всю жизнь, чтобы встретить брата. Или даже несколько жизней.
– Вы верите в переселение душ?
– Я ничего не знаю об этом. Я даже не знаю, смертны ли мы.
– Да, я знаю только, что я не хочу умирать.
– Значит, вы и не умрете.
Он посадил ее на ступеньку мраморной лестницы, спускавшейся к небольшому бассейну.
– Послушайте-ка стихи. Их написал молодой китаец, инженер, наш современник:
Гора – моя подушка,
Небо – моя крыша,
Завтра я взорву гору,
Но небо никогда не упадет.
Эммануэль проглотила комок, застрявший у нее в горле.
– Я знаю, что делать с моей жизнью, – сказала она. – Но что мне делать с моей смертью?
Принц посмотрел на нее с симпатией:
– Конфуций сказал: «Мы не знаем жизнь. Как можем мы знать смерть?». Зачем мучить себя?
– Я никогда не думала об этом, но потом появилась Анна-Мария, спросила меня о смысле жизни, и теперь это не выходит у меня из головы.
– Вы вольны размышлять обо всем, о чем захотите, – проговорил медленно принц. – «Но вы не должны закрывать глаза руками, потому что жизнь и конец ее непроницаемо таинственны, и только Бог появляется в конце. После этого вы начнете жить в постоянной боязни Бога. Велико ли усовершенствование?».
Эммануэль хотела бы усмехнуться, но ей было грустно. Принц как будто хотел ее утешить:
– Ваш соотечественник Батай сказал очень мудро:
«Не хочу показаться хвастливым, но по мне смерть – самая смешная штука в мире».
– Мне так не кажется, – сказала Эммануэль.
Принц улыбнулся. Она вздохнула.
Какой-то мужчина подошел к ним, присел рядом. Он был блондин, что называется, тицианова цвета, короткая прическа делала его очень моложавым. Эммануэль он заинтересовал.
– Майкл, – сказал принц, – я думаю, ваша компания интереснее для молодой леди, чем моя. Пожалуйста, развлеките нашу гостью…
Эммануэль громко запротестовала: она вполне довольна обществом принца, и ее совсем не надо «развлекать». Но хозяин праздника твердо взял ее за руку и вложил ее ладонь в ладонь молодого человека.
– Давайте, – сказал он, – поплавайте с моими лебедями.
Вода в бассейне соблазняла светом белых лотосов и отраженным лунным сиянием. Эммануэль попробовала ее ногой – совсем теплая. Она повернулась к новому пришельцу, как бы спрашивая его согласия. Ответом была одобряющая улыбка. Она высвободила руку, сделала несколько шагов и потянулась у плечу отстегнуть золотую сову.
Несмотря на то, что большую часть вечера она провела совершенно обнаженной, ей казалось, что раздеваться сейчас здесь, в парке, в мерцающем мраке – действие более смелое, более возбуждающее, чем сама нагота. Архаический стыд замедлил движения ее пальцев. Потом она увидела, что мужчины ждут; ждут, чтобы она подарила им зрелище этого магического преобразования что за могучий стимул! И это сделало раздевание полным смысла, превратило его в эротический акт со своими правилами протокола, со своими торжественными прелюдиями. Она могла создать рождающуюся красоту, красоту в становлении, более совершенную, чем красота явленная, неподвижная, завершенная.
Эммануэль распустила пояс, и легкий ветерок поднял ее тунику прежде, чем она соскользнула с талии. На мгновение материя обвила бедра, образовав складки, подобные тем, какие создают скульпторы, когда хотят окутать бедра своих Венер. Она выглядела сейчас, как мечта, принесшаяся в наши дни из далеких времен античности.
Два свидетеля безмолвно смотрели, как видение входит в воду. Вода бассейна колебалась, дробя, рассеивая этот образ. Только черное облако волос оставалось на поверхности, как черное пятно от погружающейся в пучину древней триремы с амфорами, украшенными изображениями юных дев и их священными танцами и мечтами о дальних островах…
Майкл сбросил одежду и присоединился к Эммануэль среди белых цветов лотоса и упавших в воду лепестков жасмина, все еще наполнявших воздух своим ароматом. Они отдались воде, иногда хватаясь руками за свисающие ветви каких-то растений, или, играя, подныривали под огромные листья водяных лилий, способных, казалось бы, выдержать вес взрослого человека. Принц ушел. Тела купающихся приблизились друг к другу. Эммануэль осмелела и прикоснулась к длинной и крепкой флейте, на которой мужчины играют песнь любви. Он неуклюже попытался овладеть ею в воде, но тела их скользили, а он был слишком нетерпелив и напорист. Все-таки ему удалось проникнуть в нее и вырвать крик наслаждения и одновременно боли. Она взмолилась о пощаде, и он вынес ее на парапет. И лишь там она начала свои ласки и языком, и пальцами, и бедрами, и животом, а потом сжала руками свои груди, и он вошел в эту узкую лощину. Она сдавила его там изо всех сил и была вознаграждена за это длинной пряной струей, ударившей в ее сложенные в виде чаши ладони. Она поднесла их к губам, потом предложила возлюбленному:
– Хочешь капельку?
Улыбаясь, он покачал головой и, прижавшись щекой к ее щеке, наблюдал, как пьет Эммануэль этот напиток. Ее влажные локоны покрыли его, так что они представляли собой странную фигуру с двумя туловищами и одной головой.
Она вздрогнула, почувствовала озноб, и тогда он лег на нее, согревая своим телом, вытянулся на ней, и они лежали так, лаская друг друга. Орион стоял над ними со своим туманным мечом и сапфирами вокруг пояса, и Эммануэль повторяла как заклинания их таинственные, подобные каббалистическим формулам имена: Анилам, Алнитак, Минтака…
И разум ее погрузился в забвение…
* * *Она очнулась в ужасе, не понимая, что она делает здесь, в этом парке, придавленная к земле телом никогда не виденного ею прежде мужчины, который, может быть, мертв… Потом память вернулась к ней, тревога рассеялась, но оставаться здесь ей больше не хотелось. И она попросила своего спутника отпустить ее восвояси. Она устала. Ей хочется спать, спать в своей постели, спать долго-долго, как сурок в норе.
Он стал отговаривать: еще рано, лучше дождаться начала дня. Эммануэль была раздражена и раздосадована. Она лучше попытается разыскать Марио. Она оделась, и прикосновение материи к коже несколько успокоило ее. Возвращаясь во дворец, она вспоминала о ванных комнатах с их золотом и серебром, где прислуживали юноши и девушки с округленными от восторга и желания глазами. Она заглядывала в комнаты, наконец, нашла то, что искала, и оставила свой эскорт у двери, попросив не дожидаться ее.
Наполнила ванну почти кипятком и потом долго занималась своим туалетом: высушилась, напудрилась, надушилась, сделала себе массаж, с нежностью лаская свое тело. Она уже приготовилась провести здесь остаток ночи, но вдруг в дверях возник принц, несомненно, предупрежденный Майклом.
