Татьяна Розина - Кама с утрА. Картинки к Фрейду
Вера остановилась, глотнула из бокала шампанского, прикурила:
— Короче, поехала я в деревню… в общем-то случайно всё вышло… сначала хотела отдохнуть на свежем воздухе, никаких особых планов не было. Полчаса от Москвы, а другой мир. Тишина, поля, свежесть. Там девчонка беременная попалась. Я у её матери творог покупала. Говорит, четвёртый месяц беременности. Аборт делать поздно, а от кого зачала, не знает. Ей всего-ничего, лет шестнадцать. Куда рожать. Глупая. Короче, я ей денег предложила. Вернулась в Москву и Максиму объявила о беременности… сказала, что не говорила раньше, боясь сглазить. Перестала с ним в одной комнате спать, изображая беременную — охала и ахала, тут не тронь, там не прикасайся. А потом вообще переехала в деревню к этой девочке. Говорила мужу, что свежий воздух полагается. В общем… платила и тут, и там. Пять месяцев он меня голой не видел. А потом приехала с новорождённым… ой, говорю, раньше времени роды… Да, умерла во мне артистка. Ничего не скажу. Всё получилось… по высшему разряду. Все поверили. Впрочем, поверили, может потому, что хотелось верить…
Вера опять замолчала. Потом вдруг подняла бокал, который держала в руке и со всей силой швырнула его о стенку. Стекло мелкой крошкой рассыпалось в стороны. Вера снова заплакала.
— Кама, бедная Кама, — запричитала она, растирая слёзы по щекам.
— Что, что ты сказала? Кама?
— Да, Рит, меня зовут Вероника Каманина, сокращённо Кама…
— Да? Я не знала…
— Так меня звали в школе. Ещё когда у меня была бабушка и мама… в той, другой жизни. Тогда я была Каманина Вероника.
Вера тихо плакала и плакала.
— Всё, понимаешь, всё… столько меняла себя, ломала, а что вышло?
— Вер, ну, брось, ты что, не плачь, — заговорила Рита, обхватив подругу за плечи.
Вера ткнулась мокрым от слёз лицом в Ритино плечо.
— Вер… — Рита не знала, как лучше назвать Веру и сократила до неопределённого «Вер», — Вер, слышишь, всё будет хорошо?
Но Вера продолжала сопеть и, тупо смотреть себе в ноги.
— Ну, Кама, — Рита вдруг поняла — Вере приятнее всего, если она назовёт её этим детским именем, — Кама, выше нос, девочка, всё будет отлично, — повторила Рита. — Мы с тобой, вместе… слышишь, Кама?!
Вера подняла глаза, улыбнулась и сказала:
— А Жанна? Как же она?
— А что Жанна? Она тоже выбрала свой путь. Ты права. Совершенно права. Жанна живёт своей жизнью. Каждый выбирает то, что ему подсказывает нутро…
— Да, да… именно, — скороговоркой заговорила Вера, отстранившись от Риты, чтобы посмотреть ей в глаза. — Знаешь фразу: свинья грязи найдёт? Так это про нас. Ну, то есть про всех… мы находим, как та свинья, ту грязь, которая нам требуется. Свою грязь… Потому что по жизни нас ведёт не разум, а внутренний инстинкт, подсознание. Оно, это подсознание, подло исподтишка, диктует наш путь по жизни. И как ни выкручивайся, всё равно найдёшь то дерьмо, в которое твое подсознание тебя толкает.
Рита внимательно смотрела на Веру, открывая её для себя. Вера говорила интересные вещи, о чём Рита раньше не задумывалась.
— Неужели Вера права и мы не в состоянии хоть что-то изменить в жизни? Неужели меня никогда не отпустит желание быть с женщиной? Неужели я не смогу быть счастливой без этого сладкого, тёплого, мягкого и такого желанного Верочкиного тела? Неужели это не я сама диктую свои поступки? Неужели это делает моё подсознание, исподволь и независимо от меня? А ведь всё это так похоже на правду. Иначе мы не делали бы глупостей. Разве я сама, воспитанная в приличной семье… — Рита дёрнулась, остановившись на этой фразе. — А кто, собственно сказал, что моя семья приличная? Чёрт… Почему я раньше не задумывалась об этом? Разве была моя мама пуританкой? Да ведь она самая настоящая ханжа — «Ах, это неприлично, ах, то не тактично!» А сама… какими глазами смотрела на выпавший из широких трусов член молодого парня, когда тот раскинул длинные ноги, устроившись загорать… — Рите вспомнился этот случай, как и то, с какими подробностями смаковала мама, рассказывая о случившемся подруге Зиночке. — Господи, какая же я дура! — решила Рита и… заплакала.
Вера посмотрела на Риту с удивлением.
— Ты что? Ритуля… Брось плакать. Ну, что ты в самом деле расстроилась? Ну, скажи… из-за чего? Из-за Жанны? Хочешь, поедем к ней? Хочешь? Или давай позвоним… а? позвоним и узнаем, как там она. Хочешь?
Рита перестала плакать также неожиданно, как и начала. Слёзы высохли будто их и не было.
— Жанна? — переспросила Рита.
— Ну, да… Жанна. Давай позвоним. Может, ей нужна помощь, — повторила Вера.
— Не думаю… Всё у неё хорошо, ну, хандрит иногда… но вообще-то Дитер нормалёк, — сказала Рита, совершенно успокоившись и переключившись с себя на Жанну, — ты права, сто раз права… Жанка в надёжных руках. А вообще, ты только подумай… до чего смешное наше подсознание. Оно свело нас троих, таких разных, в одну… — Рита замолчала, подбирая подходящее слово, — в одну постель.
Женщины засмеялись нервным смехом, быстро перешедшим в надрывный плач. У каждой были свои, известные только ей, душевные боли, выворачивающие нутро наизнанку. Каждой было жалко себя…
— Рит, а Рит… — наконец, проговорила Вера, — вот мы с тобой сейчас вдвоём, нам легче. А Жанка одна. С этим идиотом. Если она звонила тебе и искала меня…. через столько лет… наверное, ей хреново. Очень хреново. Давай позвоним.
Рита оглянулась по сторонам. Сумочка валялась под креслом. Она нагнулась и легко достала её, подцепив одним пальцем длинный ремешок. Открыв записную книжку, Рита стала листать её в поисках нужного номера. Найдя, наконец, Жанкин телефон, Рита стала жать на кнопки, набирая номер. Вера включила громкую связь, и на всю комнату раздался голос Дитера, будто он был не за тысячи километров, а совсем рядом.
— Пфайфер слушает! — выкрикнул он прямо в Ритино ухо и эхом прокатился по всей комнате.
Почему-то захотелось встать по стойке «смирно!» и ответить: «Хайль!». Вера даже вздрогнула и сжалась. На мгновение замешкавшись, Рита пришла в себя и заорала в трубку, будто Дитер был глухим:
— Аллё, Дитер! Вы слышите? Это я, Рита, помните меня?
— Да, помню, — сухо, как всегда, ответил Дитер, не удивившись, будто расстался с Ритой накануне
— Мне бы Жанну… она дома?
— Вы, Рита, как никто знали… — заговорил немец надтреснутым скрипучим голосом, — я всегда баловал Яну. Всегда… Выполнял любое её желание. У неё всё было, что только можно пожелать. И шмотки всякие, и Мерседес последний. Разве не так? — Дитер хлюпнул носом, гоняя сопли, и продолжил, — нет, я вас, русских, никогда не пойму… ну, скажите, чего ей не хватало? Вечно в депрессии. То смеётся, то плачет, как лихорадочная. Сколько раз я советовал сходить к Клаусу… Ну, это мой психоаналитик. Он бы смог ей помочь. Но она не желала слушать… Кричала, что Клаус её только трахнуть хочет, как все другие. Глупая… Зачем она Клаусу? Зачем? У него жена… и любовница. Ну, скажите, Рита, почему она…
