Леопольд Захер-Мазох - Сочинения
В один из вечеров у Огинских собралось небольшое общество. Посреди ярко освещенной и роскошно обставленной залы с темно-красными занавесями и портьерами стоял бильярд. Вокруг него суетилась веселая молодежь, вооруженная длинными киями.
В углу у камина шла игра в вист. Партию составляли: хозяин и хозяйка дома, патер Глинский и старик статский советник, похожий на египетскую мумию в черном фраке. В другом углу два генерала времен императора Николая I играли в шахматы.
Граф Солтык не спускал глаз с Анюты, прислушивался к каждому ее слову, следил за каждым ее движением, не обращая ни малейшего внимания на остальное общество. Упавший с бильярда шар вывел его из оцепенения. Анюта и Беляров бросились поднимать шар, а Генриетта, лукаво улыбаясь, обратилась к Сесавину с вопросом:
– С кем это вы вчера прогуливались по бульвару?
– Вероятно с моей тетушкой, – отвечал молодой человек.
– Нет, это была молоденькая, хорошенькая дамочка… Признавайтесь, кто она?
– Да-да, и я тоже слышала, – вмешалась в разговор Анюта.
– Теперь я припоминаю, – сказал Сесавин, – это была мадемуазель Эмма Малютина.
– Актриса?
– Нет, она дочь почтенных родителей. Мать ее вдова и живет постоянно в деревне, неподалеку от Киева, а девушка приехала сюда погостить у своей тетушки.
– Генриетта в восторге от ее красоты, – заметила Анюта, – и говорит, что она похожа на героиню романа.
– Уж скорее драмы, а не романа, – усмехнулся Сесавин, – в ней столько гордого, даже я бы сказал, классического величия.
– Вы возбуждаете мое любопытство! – вскричала Анюта. – Граф Солтык, не знакомы ли вы с этой красавицей?
– Нет, не знаком.
– В самом деле, это какая-то загадочная личность, – продолжал Сесавин, – мне иногда кажется, что она целиком выскочила из какой-нибудь волшебной сказки или старинной хроники. Я был недавно свидетелем такой потрясающей сцены, которую невозможно забыть… Я и теперь содрогаюсь при одном воспоминании о ней!
– Расскажите, расскажите! – раздалось со всех сторон.
– О ком это вы говорите? – спросила Огинская.
– О новой знакомой господина Сесавина.
– Наверно, какая-нибудь студентка!
– О, нет! Благородная барышня, мадемуазель Малютина.
– Не дочь ли полковника Малютина?
– Кажется…
– Это очень хорошее семейство… Расскажите же нам, героиней какого романического происшествия она была?
Сесавин подробно рассказал о происшествии в зверинце. Присутствующие слушали его, затаив дыхание, только граф Солтык сидел в стороне, понурив голову, и, по-видимому, не разделял всеобщего восторга, хотя рассказ Сесавина и произвел на него глубокое впечатление.
– Вы влюблены в эту Эмму Малютину? – с задорной улыбкой спросила Генриетта.
– Я этого и не скрываю… За нею ухаживает и Ядевский.
Анюта вздрогнула и покраснела.
– Как бы мне хотелось с нею познакомиться! – воскликнула Генриетта.
– И мне тоже, – чуть слышно добавила Анюта.
– Желание ваше исполнить нетрудно, – вмешался хозяин дома, – мы пошлем ей приглашение.
– Эмма Малютина нелюдимка, – возразил на это Сесавин. – Позвольте мне прежде рассказать ей о вашем желании.
– Что за церемонии! – перебила Огинская. – Мы с Анютой сделаем ей визит и наверняка завербуем ее в наше общество.
Молодежь вернулась к бильярду, а старики – к карточному столу; но и теми и другими овладело какое-то непонятное, тревожное ощущение, всем так и чудилось, что в комнате невидимо присутствует очаровательная таинственная героиня трагического приключения. Сильнее других испытывал это чувство граф Солтык. Он был уже заочно влюблен в Эмму Малютину, как некогда, в дни своей юности, в древнюю царицу Семирамиду. Он верил в силу магнетизма, но мог ли он в эту минуту подозревать, что юная жрица неведомой ему секты мечтает о том, как бы поймать его в свои сети. Случайно взглянул он на Анюту и подумал: «Просто хорошенькая девочка, которую забавляют канарейки, а не борьба со львами!..»
Дня через два Сесавин вбежал к Эмме и сказал:
– Огинские едут к вам с визитом. Они сейчас будут здесь.
– И что же? – без малейшего удивления спросила девушка.
– Я употребил все свое красноречие, и они захотели с вами познакомиться. Только, ради Бога, дайте им понять, что в знакомстве с ними для вас нет ничего особенного. Вы должны сыграть выдающуюся роль в кругу киевской аристократии.
– С благодарностью воспользуюсь вашим советом.
– И еще…
– Знаю, знаю!.. Мне надо принарядиться для того, чтобы оправдать ваши преувеличенные похвалы, не так ли?
– Вы угадали… хотя это совершенно лишнее, потому что вы прекрасны и в самом простом платье. Прощайте! – и Сесавин поспешно вышел из комнаты.
Эмма задумалась. Это был первый шаг к желаемой цели, удобный случай для встречи с графом Солтыком. Она очарует его, опутает своими сетями и, что бы там ни было, найдет способ исполнить возложенное на нее поручение.
Она поправила прическу и осмотрела себя в зеркале с головы до ног, без кокетства и без тщеславия, а так, как солдат осматривает свое оружие накануне сражения.
Борис пришел доложить о приезде Огинских.
– Какой приятный сюрприз, – сказала Эмма, приветливо встречая их на пороге гостиной. – Чем заслужила я такую честь?..
– Я слышала о вас так много хорошего, даже необыкновенного, – начала Огинская, присаживаясь на диван, – что не могла устоять против желания познакомиться с вами покороче и должна признаться, что расточаемые вам похвалы нисколько не преувеличены. Вы такая хорошенькая, дитя мое, дайте мне на вас наглядеться… Сколько ума, сколько смелости в вашем взгляде!.. Теперь я понимаю, почему львы вам повинуются!.. Вы сами львица… О, как должна гордиться вами ваша мать!
Между тем Анюта не спускала глаз с Эммы, а той было достаточно и одного взгляда на невинную девочку, чтобы убедиться в том, что ей будет нетрудно отбить у нее графа Солтыка, но зато почти невозможно будет вырвать ее образ из сердца Казимира Ядевского. Ей предстояла борьба не на жизнь, а на смерть, и исход этой борьбы был покрыт мраком неизвестности.
Прощаясь, они пристально взглянули друг на друга, улыбнулись и поцеловались.
– Ну, какова ваша новая знакомая? – спросил Солтык, приехав к Огинским в тот же день вечером.
– В высшей степени интересна! – ответила мать.
– И красавица в полном смысле этого слова, – добавила дочь.
Граф не мог удержаться от иронической усмешки.
– Чему вы так зло улыбаетесь? – спросила Анюта. – Глядя на Эмму Малютину, я подумала, что вы сотворены друг для друга и что вы будете героем ее романа.
Огинская бросила на дочь строгий укоризненный взгляд, но та его даже не заметила.
