П. Козак - Страсть
Но он сделал вид, что не заметил моей нерешительности. Его голос гудел в моих ушах.
— Возьмитесь за гриву левой рукой и вставьте левую ногу в стремя. Держитесь за седло правой рукой. Оттолкнитесь правой ногой. Перебросьте правую ногу через круп лошади и сядьте в седло, вот так.
Одним махом он оказался в седле. Затем Иван продолжил:
— Не плюхайтесь в седло, вы можете напугать ее. Садитесь спокойно и берите в руки поводья. А теперь вы попробуйте.
С этими словами он слез с лошади так же легко, как и взобрался на нее. Теперь он держался за стремя и ждал. Я не сдвинулась с места.
Пэш стояла как вкопанная. Я продемонстрировал ей, как легче всего садиться на лошадь, но, казалось, она не поняла ни единого слова. Про себя я подумал: «Черт, Рыжик, ты сядешь на эту лошадь, даже если мне придется посадить тебя самому».
То, что я произнес вслух, звучало намного сдержаннее.
— Давайте попробуем, Пэш, вы можете это сделать. Я помогу вам.
Подумав, что было бы неплохо как-то разрядить обстановку, я спросил:
— Кстати, Пэш — это сокращение от какого-то имени? Я никогда не слышал его раньше.
Какое-то время она только моргала, словно после долгого сна, и наконец произнесла:
— Меня все так называют. Мое полное имя Пэшн, что означает «страсть».
Я чуть было не присвистнул от изумления. Но она заметила, что я удивлен.
— Странное имя, не так ли?
Надеясь, что она не обратила особого внимания на мою реакцию, я сказал:
— Ну, оно необычно. Я никогда до этого не встречал людей с таким именем.
— Поэтому я предпочитаю, чтобы меня называли Пэш. Людям так удобнее.
— Ну что ж, Пэш, давайте садиться на лошадь.
Я знала, что не могу вот так просто стоять, в то время как Иван держит стремя и ждет. Я и так уже опозорилась перед ним и больше не собиралась этого делать. Поэтому я попыталась взобраться на Мускат.
— Не спешите, я помогу.
— Хорошо. Что я должна делать?
— Возьмитесь вот тут.
Он положил мою левую руку на гриву Мускат.
— Теперь поднимите левую ногу и вставьте в стремя. Если слишком высоко, я отрегулирую.
Я вставила ногу в стремя. Прежде чем я успела произнести «и что теперь?», он сказал:
— А теперь садимся, — и начал поднимать меня. — Держитесь за седло и выпрямите левое колено. Не бойтесь, я вас держу.
И он действительно меня держал. Я буквально сидела на его руках.
— А теперь перебрасывайте правую ногу. Осторожно, не поцарапайтесь!
В одну секунду я очутилась в седле. Иван зашел спереди, взял поводья и погладил Мускат по загривку, бормоча ей что-то неразборчивое.
— Мы должны поработать над посадкой, Пэш. Вы начнете ездить верхом раньше, чем могли бы предположить.
Я решила, что слишком сильно плюхнулась в седло. Кто бы мог подумать, что садиться на лошадь так непросто!
* * *«Ее полное имя Пэшн, то есть Страсть! Тысяча чертей! Я что, какой-то особенный? Что ж, Пэшн, ты научишься ездить верхом на лошади, чего бы мне это ни стоило. И это не все, на чем я тебя покатаю, чтоб мне провалиться!»
Я проследил, чтобы она правильно держала ногу в стремени. Не видя другого выхода, я подхватил ее аппетитную попку и начал понемногу поднимать ее.
Я бы получил от этого гораздо большее удовольствие, если бы ее тело не болталось в воздухе. Скорее я сделал это инстинктивно. Если бы мне не удалось посадить ее на лошадь в тот момент, она могла бы свалиться прямо на меня. И я таки посадил ее.
К счастью, Мускат не может похвастаться быстротой реакции. Пока Мускат решала, что ей делать, я схватил поводья и начал шепотом успокаивать ее. Через мгновение она была уже абсолютно спокойной. Любая другая лошадь могла бы запросто пуститься вскачь. Я пообещал ей дополнительное угощение на ужин.
Я снова попытался вести себя как настоящий профессионал, что с моей новой ученицей давалось мне нелегко. Я продолжил занятие и показал ей, как правильно держать поводья. Они с Мускат несколько раз прошлись по стойлу. Вообще-то ходил я, а Мускат просто следовала за мной.
Так закончилось второе занятие. Я знал, что чаша весов ни на сантиметр не склонилась в мою сторону, так как Пэш сказала:
— Иван, пожалуй, это слишком для меня. Я не верю, что смогу сделать это.
— Могу я просить вас решиться еще на одну попытку? Я обещаю, что в следующий раз все пройдет гораздо успешнее.
Она неохотно согласилась.
Я знала, что второе занятие тоже прошло неудачно. Я чувствовала, что мои шансы поразить Ивана блестящей ездой стремятся к нулю. Наверное, он считает меня неудачницей. Черт возьми! Я наконец встретила настоящего мужика и даже не в состоянии привлечь его внимание!
Большинство мужчин, которые попадались на моем пути, оказывались геями или женатыми. Я даже не могу сосчитать всех мужчин, с которыми я «дружу», но ни один из них не желает спать со мной. И теперь, когда я случайно встретила мужика, при виде которого у меня подкашиваются ноги, все, на что я способна, — это выставить себя полной дурой.
Всю следующую неделю я старалась не думать об Иване. Я пыталась отвлечь себя работой и каждый день писала до зари. Но независимо от того, в котором часу я ложилась спать, один и тот же дурацкий сон снился мне каждый раз, как только я засыпала. Я чувствовала себя идиоткой! И как только я могла подумать, что наши интересы могут совпасть? Но я безумно его хотела, это факт.
В ночь перед третьим занятием я долго не могла уснуть. Стараясь прогнать мысли о предстоящей встрече с Иваном, я подумала о моем Разбойнике. Я включила лампу около кровати и принялась писать.
Мой Разбойник появился в трактире и попросил, чтобы поднос с едой принесли в его комнату. Когда я вошла, он протянул мне пакет, обвязанный веревкой. Открыв его, я обнаружила там новое красное платье с корсажем на шнуровке.
— Так как мне приходится смотреть на тебя, когда я здесь, я хочу, чтобы ты надевала это вместо своих лохмотьев, — сказал он, имея в виду мое поношенное платье. Он опустился на стул. — Надень его для меня.
Он наблюдал за мной, пока я стаскивала свое повседневное платье. Под ним была лишь тонкая сорочка. В тот теплый летний день на мне не было корсета и панталон. Чтобы скрыть наготу, я быстро надела платье через голову и затянула корсаж.
Я повертелась на месте, отчего юбка взлетела в воздух. Замерев, я почувствовала, как моя голова закружилась — и от восторга, и от этого танца. Когда мой взгляд прояснился, я увидела, что он поглаживает себя. Мысль о том, что он смотрит на меня при этом, опьянила меня, и я, разгладив складки на платье, вытерла взмокшие ладони.
