Когда он получает (ЛП) - Сэндс Габриэль

Клео смеется. — Это очень много хороших качеств для человека, который является убийцей.

— Я не думаю о нем как об убийце. Когда я смотрю на него, я вижу не это.

— Похоже, ты смирилась с тем, что в нем есть тьма. Ты просто не приняла тьму в себе.

Мои глаза расширяются. Принять тьму внутри меня? От одной этой мысли у меня по позвоночнику пробегает дрожь. — Я не уверена, что смогу.

— Тьма есть в каждом из нас. Тебе не обязательно принимать ее, но ты должна признать, что она — часть тебя. Она не определяет тебя. Это всего лишь один из кусочков головоломки.

Она делает глоток своего напитка. — Кстати, есть много людей, не входящих в мафию, которые совершают плохие поступки.

Она права. Такие, как Бретт.

Такие, как я.

— Но где есть тьма, там есть и свет. И так же, как ты перечислила весь свет, который ты видишь в Неро, я уверена, что он мог бы рассказать тебе обо всем свете, который он видит в тебе. Возможно, он видит его лучше всех, потому что нуждается в нем.

— Что ты имеешь в виду?

— Иногда Раф приходит домой с тяжелым запахом жестокости и страха, практически излучаемым им. Я не обманываю себя, думая, что он просто перекладывает бумаги за столом. Но когда он приходит ко мне, независимо от того, какой у него был день, он все еще мой муж. Моя любовь. Мой лучший друг. И есть что-то прекрасное в том, чтобы быть тем единственным человеком, с которым этот сильный, страшный мужчина может просто сбросить маску и быть самим собой.

Слезы снова наворачиваются на глаза, но на этот раз это не просто слезы страха и отчаяния. В них есть и капля надежды, напоминание о той великой основе любви, преданности и даже честности, которую мы с Неро разделяем.

Голос Клео смягчается еще больше. — Ты не должна делать это одна, Блейк. И тебе не нужно убегать, чтобы защитить себя. Ты сильнее, чем думаешь.

Я делаю дрожащий вдох, крепче сжимая руку Клео. — Но что, если, оставшись, я потеряю лучшие части себя? Что, если я стану той, кого не узнает даже Неро?

Она ободряюще улыбается мне. — Неро полюбил тебя за то, какая ты есть, а не за то, что ты сделала. И он знает, что мир, в который он тебя привел, таит в себе свои опасности. Но он любит тебя и поможет тебе пройти через это. Ты просто должна дать ему шанс.

Смогу ли я?

Тучи на улице расступаются, и солнечный свет льется в окно, согревая мою кожу. Внутри меня что-то меняется. Страх все еще есть, но он больше не парализует. У меня нет ответов на все вопросы, но одно я знаю точно. Я не хочу убегать.

— Спасибо, — шепчу я, в последний раз сжимая ее руку, прежде чем отпустить.

Ее глаза наполнены теплом. — В любое время. А теперь давай доедим наш обед, а потом решим, что ты хочешь делать дальше.

Я беру сэндвич и откусываю еще несколько кусочков. Что делать дальше…

А. Конечно.

— Я хочу вернуться к Неро, но сначала мне нужно сделать остановку, — говорю я, глядя на Клео. — Не возражаешь, если я быстро позвоню?

— Конечно.

Я роюсь в сумочке в поисках телефона и маленькой открытки «Выздоравливай», а затем набираю написанный на ней номер.

— Вита? Это Блейк. Я бы хотела встретиться.

ГЛАВА 37

НЕРО

Я раскинулся на кровати Блейк, как гигантская морская звезда, и безучастно смотрю в потолок.

Голова раскалывается в ритме ударов. Грудь болит. Я лежу здесь вот так с тех пор, как она ушла, не в силах заставить себя делать что-либо еще.

Звонок.

Тот, кто звонит, может отправляться прямиком в адское пламя. Надеюсь, они будут страдать, пока горят.

Звонок.

Это телефон, подключенный к стойке консьержа. Алек, пойми намек. Меня не интересуют посетители. Прием закрыт до следующего месяца. Подумаешь, до следующего года. Сейчас гребаный февраль, так что да. Отлично.

Я, блядь, убью того, кто это.

Я сажусь. Мое тело протестует, каждая мышца словно заменена свинцом. Я топаю к входной двери и выхватываю телефон из подставки. — Что?

— К вам пришел Алессио Ферраро, сэр.

— Скажи ему, чтобы он сразу съебался, — рычу я.

— Сэр, пожалуйста! Боюсь, я не могу этого сказать.

— Почему?

— Он не принимает отказов.

— Какой смысл в том, что здесь есть охрана? Где они?

— Они здесь..

— Господи, черт, — бормочу я. — Ладно. Неважно. Пошли его наверх.

Я провожу ладонями по лицу, выдыхая тяжелый вздох, а затем иду отпирать дверь. Через несколько мгновений лифт пикает и открывается.

При виде этого человека у меня вырывается стон. В своей черной униформе он похож на чертова мрачного жнеца.

Он выходит из лифта. — Ты опоздал на работу на три часа.

— Знаешь что? Пошел ты. Я действительно не хочу делать это с тобой прямо сейчас.

Я пытаюсь захлопнуть дверь, но он останавливает ее ногой.

— Ты теперь капо. Тебе нужно командовать людьми. Деньги, которые нужно собирать. Бизнес, которым нужно управлять.

— Я сказал… Пошел ты.

Я толкаю дверь, но он так же сильно толкает ее в ответ.

Уф. Неважно. Если он хочет войти и досадить мне, то пусть идет.

Я впускаю его и ухожу, направляясь прямо к бару в углу гостиной. Я беру стеклянный графин, наполненный виски, и наливаю себе стакан.

Алессио молча наблюдает за тем, как я небрежно наливаю, а затем поднимает глаза на меня.

Мы сохраняем зрительный контакт, пока я пью.

— Что с тобой? — спрашивает он, когда я опускаю стакан и иду наполнять его.

— Все.

— Где Блейк?

— Ушла.

— Куда она уехала?

— В Сан-Франциско. И она не вернется.

— Почему?

— Потому что между нами все кончено, Алессио. С нами покончено. Так что иди на хуй, и на хуй Ферраро, и на хуй быть капо. Мне плевать, если ты хочешь меня убить. Давай, избавь меня от страданий, ладно?

Мне уже все равно. Не теперь, когда Блейк решила, что я не стою тех проблем, которые со мной связаны.

Я перехожу на диван и сажусь, потягивая виски. Снаружи солнце проглядывает сквозь серые тучи, как будто это просто любой другой день. Ему плевать на то, что моя жизнь закончилась. Я беру в руки пульт, управляющий жалюзи, и опускаю их до конца.

Алессио садится напротив меня. — Как твой бывший босс, я должен убедиться, что ты успешно перейдешь на новую должность.

Я игнорирую его и делаю большой глоток.

Виски даже не обжигает, когда попадает в горло. Приятная дымка окутывает мой разум, смягчая суровые грани реальности. Я опускаю стакан и закрываю глаза, надеясь погрузиться в эту дымку, но вместо этого вижу, как Блейк стоит у входной двери и смотрит на меня этими призрачными голубыми глазами, прежде чем выйти.

Отпустить ее было правильным решением. Я должен был дать ей возможность выбрать, позволить ей самой решить, какой жизни она хочет для себя. Это был, наверное, самый бескорыстный поступок за все мое жалкое существование.

Но мне кажется, что я позволил своему сердцу выйти за дверь вместе с ней, оставив в груди лишь разбитую скорлупу.

Я слышу, как Алессио поднимается на ноги и уходит.

Засранец. Он не раз грозился убить меня, но когда я действительно хочу, чтобы он это сделал, он, блядь, уходит.

Прижав ладони ко лбу, я издал стон.

Я думал, что знаю, что такое сердечная боль, но это ощущение даже хуже, чем та агония, которую я испытывал, когда вез Блейк из Миссури в Вегас, а потом в Нью-Йорк. Тогда она не хотела иметь со мной ничего общего, но, по крайней мере, она была со мной. Ее боль и гнев затемняли мой мир, но не лишали его красок, как это делает ее отсутствие сейчас. Все кажется серым, пустым.

— Выпей это.

Что-то ударяется о кофейный столик.

Я приоткрываю один глаз. Алессио принес мне воду.

— Ты подмешал в нее мышьяк?

— У тебя нездоровое чувство юмора.

— Я подумал, что ты, как никто другой, можешь это оценить.

Я отпил половину стакана. Может, если я выпью, он наконец-то уйдет.

— У тебя есть кто-то, кому я могу позвонить? Кто-нибудь, кто мог бы… исправить это?