Энн Райс - Спасение красавицы
— Для вас обоих теперь остается единственное место, где вы можете служить, — продолжала королева. — Это место укрепит мятущуюся душу Тристана и полностью подавит твой непокорный дух. Вас отошлют обратно в городок. Однако на сей раз вас не распродадут с аукциона, а препроводят в общественные конюшни.
Я заплакал еще сильнее, не в силах остановиться. Казалось, перекрывающая рот полоска кожи уже не сдерживала звуков рыданий.
— Там вы будете служить целый год и днем, и ночью. Причем исключительно как ездовые лошадки, пони. Вас будут нанимать, чтобы возить экипажи или повозки и для прочих тягловых работ. Все свое рабочее время вы будете проводить в упряжи, с положенным при этом фаллосом и конским хвостом. И вам не будет никаких поблажек и освобождений, чтобы удовлетворять интересы и пристрастия какого-нибудь отдельного господина или госпожи.
Я закрыл глаза, мысленно перенесясь в ту казавшуюся уже незапамятной пору, когда меня возили по городку привязанным к позорному кресту. Повозку со мной тогда влекли люди в конской упряжи, и среди них был Тристан. И одно воспоминание о свисавших у них с задов черных лошадиных хвостах и высоко поднятых удилами головах разом вытеснило все прочие мысли. Мне это казалось несравнимо ужаснее, нежели ходьба враскорячку по султанскому саду с привязанными к бронзовому фаллосу руками. К тому же теперь это будет проделываться не для султана и его высоких гостей, а для простолюдинов и просто состоятельных горожан.
— Лишь по прошествии года я вновь соглашусь потревожить свой слух вашими именами, — сурово продолжала королева. — И даю слово: когда закончится ваша служба при конюшнях, вы предпочтете оказаться на торговом помосте, нежели у моих ног.
— Превосходное решение, ваше величество, — склонил голову капитан стражи. — К тому же эти невольники достаточны сильны и мускулисты. Тристан у нас уже отведал удила, а вот для Лорана это будет открытие.
— Я больше не желаю о них слышать, — отвернула лицо королева. — Это не принцы, достойные мне служить, а всего лишь пони, которых будут объезжать в городке, заставляя работать и угощая кнутом. Немедленно уберите их с моих глаз!
Когда я вновь увидел Тристана, лицо его было пунцово и залито слезами. Нас, как и прежде, подняли на шестах и поспешно вынесли из тронного зала, оставив все придворное собрание позади.
Во дворике перед подъемным мостом нам обоим повесили на шею по неказистой табличке с лаконичной надписью «Пони», после чего во весь дух понесли прочь от замка, вниз с холма, снова в этот жуткий городок.
Я старался не рисовать в воображении свои будущие конские причиндалы. Это было нечто, совершенно мне незнакомое. Единственно, на что я надеялся, — что связывать меня будут как можно крепче и что мое положение раба будет жестко закреплено чьей-то суровой и бесстрастной властью.
«Целый год… Удила… Фаллос…» — эти слова звенели у меня в ушах, когда нас пронесли через городские ворота в направлении рыночной площади.
Наше появление вновь вызвало всеобщее оживление в городке. Перед торговым помостом раздался призывный рев трубы, и толпа горожан начала стремительно собираться, на сей раз обступая нас куда теснее, хотя солдаты и велели им держаться подальше. К моим обнаженным рукам и ногам потянулись бесчисленные ладони, норовившие меня толкнуть и раскачать на шесте. Меня душили слезы.
Я все дивился, что мое понимание происходящего ничуть не снижает степени уничижения. «Но что дает мне это осознание? — размышлял я, вися на шесте. — Ну да, я знаю, что сам все это на себя навлек, что в этой игре как унижения, так и уступки неизбежны на любой стадии, вот только мне от этого понимания ни спокойствия, ни защиты». Сейчас руки городских зевак, что дергали и щипали меня за выпяченную грудь и хватали за волосы, эти руки могли пробиться сквозь самую продуманную мою внутреннюю оборону.
Корабль, султан, тайное подчинение себе Лексиуса — все это было отметено куда-то далеко прочь.
— В городской конюшне сейчас появятся два новых замечательных конька! — громко возвестил глашатай. — Два отличных пони будут за умеренную плату сдаваться напрокат, дабы возить роскошные экипажи горожан или же тяжело груженные повозки фермеров!
Солдаты подняли шесты повыше. Теперь мы с Тристаном болтались над целым морем лиц. Множество рук тянулись похлопать нас по члену, просовывались между ног, чтобы ущипнуть за зад. Полуденное солнце ярко вспыхивало в многочисленных окнах вокруг площади, отражалось на флюгерах, увенчивающих остроконечные крыши, высвечивая панораму пыльного и жаркого городка, в котором нам снова случилось оказаться.
Голос глашатая между тем не умолкал: он оповестил, что служить нам на конюшнях целый год и что следует возблагодарить ее всемилостивейшее величество за таких изумительных лошадок, которых любой сможет использовать для своих нужд за вполне приемлемую плату. Затем вновь взревела труба, шесты опустились, и мы оказались животами чуть ли не на самой мостовой. Горожане деловито вернулись к своим занятиям.
Внезапно по бокам от нас поплыли высокие стены домов: солдаты понесли нас по тихим улицам навстречу тайне нашего будущего существования.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ СРЕДИ «КОНЕЙ»
(Рассказ Лорана)
Мы оказались в огромной конюшне, совершенно такой же, как и многие другие, с той лишь разницей, что здесь никогда не держали ни одной настоящей лошади. Пол был повсюду присыпан сеном и соломой — для мягкости и вбирания грязи. На низких поперечных балках висела кожаная упряжь, более легкая и тонкая, нежели конская, специально предназначенная для людей. Также на неотесанных бревенчатых стенах имелись крюки, с которых свешивались многочисленные удила и поводья. А на открытом пространстве, залитом солнцем, что попадало в конюшню через распахнутые широкие двери, кружком стояли пустые в данный момент деревянные позорные столбы: достаточной высоты для стоящего на коленях человека и снабженные колодками. Едва взглянув на них, я подумал, что узнаю об их предназначении намного раньше, чем мне бы того хотелось.
Что заинтересовало меня гораздо больше, так это стойла справа, в дальнем конце конюшни. В каждом я разглядел по двое-трое обнаженных мужчин. Спины их были сплошь исполосованы ремнем; мускулистые, явно очень сильные ноги упирались в пол, в то время как туловища перевешивались через толстую деревянную перекладину; запястья были связаны у поясницы. За небольшим исключением все они были обуты в кожаные сапожки с приделанными к ним подковами. В двух стойлах трудились грумы — настоящие конюхи в домотканой и кожаной одежде. С обыденной деловитостью они старательно чистили и отирали своих подопечных, смазывали их маслами.
