Энн Райс - Спасение красавицы
— Нет!!! — аж взвизгнула Красавица, с силой сжав кулаки. — Никуда я не поеду! — Она разрыдалась. — Говорю вам, никуда я не пойду!
Но капитан лишь развернулся и расстроенно покинул каютку.
— Прошу вас, принцесса, оденьтесь, — сказал он уже из-за двери. — У нас нет служанок, чтобы вам помочь.
Уже почти рассвело. Красавица в слезах лежала нагая на постели, проплакав всю ночь. Она не могла заставить себя даже заглянуть в сундучок с одеждой.
Услышав, как открылась дверь, она не повернула головы. В каюту тихо вошел Лоран, склонился над девушкой. Она ни разу еще не видела его в этой каморке, и в тесноте, под низким потолком принц казался настоящим исполином. Но ей было невыносимо смотреть на него: видеть его могучее тело, к которому она никогда больше не сможет прикоснуться, его крупное красивое лицо, исполненное какой-то загадочной мудрости и спокойного упорства.
Лоран протянул к ней руки, поднял с подушки.
— Иди сюда, тебе надо одеться, — мягко сказал он. — Я тебе помогу.
И он извлек из сундучка расческу с серебряной ручкой, пригладил все еще плачущей принцессе волосы, потом, добыв чистый носовой платок, промокнул ей глаза, вытер мокрые щеки.
Затем, порыскав в сундучке, выбрал для нее нарядное темно-фиолетовое платье, чудесного, благородного цвета, достойного лишь принцесс. Увидев его, Красавица мгновенно вспомнила об Инанне и заплакала еще горше. Дворец султана, городок, королевский замок — все это быстрой чередой проплыло перед ее мысленным взором, затопленным неизбывной печалью.
Одежда казалась Красавице слишком жаркой, сковывающей. И когда Лоран застегнул ей на спине платье, девушка словно очутилась в новой для себя неволе. Надетые ей принцем туфли больно стискивали ступни. А тяжесть шляпы с высоким острым конусом была попросту невыносимой! Свисающая с ее полей вуаль противно щекотала кожу, мешала смотреть и вообще всячески раздражала Красавицу.
— Это просто чудовищно! — в итоге прорычала принцесса.
— Мне очень жаль, Красавица, — произнес он с такой проникновенной нежностью в голосе, какой она еще у него не слышала.
Она заглянула в его темно-карие глаза, и в этот миг ей показалось, что больше никогда она не испытает ни жара томления, ни плотской неги, ни этой ни с чем не сравнимой сладостной боли, ни настоящей, безудержной страсти.
— Поцелуй меня, Лоран. Пожалуйста! — простерла она к нему руки, порывисто поднявшись с постели.
— Не могу, Красавица, — покачал головой принц. — Уже утро, и если ты выглянешь в окошко, то увидишь доверенных людей своего отца, ожидающих тебя на палубе. Давай-ка, смелее. Выше голову, малышка! Очень скоро ты выйдешь замуж и напрочь забудешь…
— О, не поминай об этом!..
Вид у Лорана был печальным, неподдельно тоскующим. И когда он откинул с лица свои красивые каштановые волосы, глаза у него блестели безмолвными слезами.
— Милая моя Красавица, — с грустью произнес он. — Поверь мне, я понимаю тебя…
И когда Лоран вдруг опустился перед ней на колени и почтительно поцеловал туфлю, этот жест чуть не разорвал ей сердце.
— Лоран… — в отчаянии прошептала она.
Однако принц быстро поднялся и вышел из каморки, оставив для Красавицы открытой дверь. Без него каютка разом опустела.
Лесенка за дверью вела к залитой солнцем палубе. Подобрав объемистые бархатные юбки, принцесса заставила себя подняться по ступеням, не в силах сдерживать льющиеся из глаз слезы.
ПРИГОВОР КОРОЛЕВЫ
(Рассказ Лорана)
Еще долго я стоял возле крохотного иллюминатора, наблюдая, как принцесса Красавица уезжает от нас с посланниками своего отца. Вот они поднялись по дороге на холм, скрылись под сенью леса… И мое сердце словно перестало биться, хотя я так и не понял толком почему. Я повидал многих отпускаемых домой рабов. Иные, как Красавица, проливали слезы… Только она так не похожа была ни на кого другого! В своей неволе она была чарующе блистательна: своим редкостным сиянием она как будто соперничала с солнцем. А теперь ее так жестоко оторвали от нас! Какую глубокую рану это могло оставить в ее чувствительной и неукротимой душе?
Я был очень благодарен тому, что мы торопились и мне некогда было об этом долго размышлять. Наше морское путешествие завершилось, и теперь Тристана, Лексиуса и меня ожидало самое худшее.
Мы были в каких-то нескольких милях от этого ужасного городка, равно как и от огромного королевского замка, и теперь мой дружелюбный корабельный товарищ, капитан стражи, снова сделался начальником над солдатами ее величества. Да и над нами тоже.
Здесь даже небеса казались другими, низко, как-то зловеще нависая над нами. Я видел угрожающе подступающие к нам темные леса, ощущал будоражащее соседство тех до боли знакомых мест, что сделали из меня невольника, любившего и подчинение, и верховодство.
Красавица со своим эскортом давно уже скрылась из виду. Я услышал шаги по лестнице, ведущей к той каюте, где мы скучковались посмотреть на отъезд принцессы, невидимые для нее через маленькие отверстия иллюминаторов. Я взял себя в руки, внутренне готовясь принять свою участь.
И все же я оказался совершенно не готов к тому холодному назидательному тону, с каким к нам обратился, распахнув дверь, капитан стражи. Он приказал своим солдатам нас связать, чтобы доставить в королевский замок пред очи ее величества, дабы она лично вершила над нами суд.
Никто не отважился о чем-либо его спросить. Королевский летописец Николас уже давно отбыл на берег, не удостоив Тристана даже прощальным взглядом. Теперь нашим господином являлся пока что капитан, и по его команде солдаты немедленно за нас взялись.
Нас заставили лечь лицом в пол, потом, оттянув назад руки и согнув ноги в коленях, единым узлом крепко соединили нам запястья с щиколотками. И здесь, разумеется, уже не было никаких позолоченных или украшенных самоцветами оков — все проделывалось при помощи грубых сыромятных ремешков, которые удерживали нас достаточно надежно в этом скрюченном положении со связанными пучком конечностями. Затем нам заткнули рты кожаными ремнями, пропустив их через открытые губы, а концы скрепив сзади с узлом, державшим руки и ноги. Такое подобие кляпа оставляло нам рты частично открытыми и к тому же, подняв головы с пола, заставляло смотреть перед собой.
Что же касается наших причинных органов, то, подняв нас с пола, их оставили свободно свисать вниз. А подняли нас солдаты, чтобы отнести на палубу. Каждый из нас при этом болтался на длинном и гладком деревянном шесте, пропущенном под узлом на руках-ногах, и на каждый конец такого шеста отрядили по солдату.
