Коллектив авторов - Сборник коротких эротических рассказов
«Это все не то вы говорите» — вмешался. Знаешь, Любка, мы тут подумали. Тебе ведь Вазген: «Hе на это смотреть надо.»
«А на что?» «А вот на что» — сказал Вазген и, приблизившись вплотную к Любе, просунул свою лапищу под юбку. Инстинктивно Люба при этом раздвинула ляжки, пропуская руку мужчины к своему влагалищу. Пальца Вазгена ухватились сначала за волосы на лобке, потом прошлись по срамным губам. Вазген удовлетворенно хмыкнул: «Hу вот, я же говорил вам, что о качестве женщины вы все судите неправильно. Что вы все заладили фигура да личико. Это все пустое. Вот сюда загляните. Лицо женщины — это ее влагалище. Посмотрите — оно уже мокрое. Девочка только еще ждала нас — одна в пустом купе, она переоделась, чтобы нам понравиться. Это все неплохо. Hо ведь кроме того она уже вся совершенно мокрая.»
«Как мокрая?» — не поверили остальные. «А попробуйте сами ее, если не верите. Она уже хочет трахаться, хочет нам отдаться. Она теперь всегда готова принимать мужчин. Любка — мокрая.»
Женщина во время этого разговора стояла, сжавшись в комок, не смея пошевелиться. Она опустила голову и не поднимала глаза. И все это потому, что она-то лучше всех знала, что Вазген совершенно прав. Она теперь именно такой и стала. Ожидая мужчин, она специально переоделась, чтобы возбудить их и подвинуть их на новые сношения, на новые мучения и издевательства. Конечно, она сделала это подсознательно, но теперь-то было ясно, что она хотела именно этого. И выделения, которые обнаружил в ее влагалище Вазген, подтверждали это самым недвусмысленным образом.
Поезд остановился на каком-то полустанке. Проводник объявил, что поезд будет стоять тут двадцать минут. Люба вышла на платформу и закурила. Многие пассажиры смотрели на нее. Некоторые — с интересом, некоторые — с презрением и осуждением. Конечно, ни от кого не было секретом, что всю дорогу происходило в их купе. И стоны Любы доносились в коридор, и сопение мужчин, сношавших ее, и треск койки, на которой все происходило. Да и нынешний вид женщины также не давал повода усомниться ни в чем…
Люба курила и старалась не обращать внимания на косые взгляды. «Теперь я должна привыкать к этому. Такое отношение окружающих — теперь мой удел» — думала она горько и вместе с тем замирая от волнения и предвкушения…
В купе между тем мужчины посовещались, и когда она пришла, ей сделали предложение. «Это все не то вы говорите» — вмешался все равно нужно в Сочи комнату снимать. Вот ты и живи у Генки. У него во дворе дома сарайчик есть. Мы туда койку тебе поставим. И будешь отдыхать. Правда, немножко не так, как ты собиралась, но мы думаем, что тебе понравится.» Мужчины захохотали. Любиного согласия уже в общем-то и не требовалось. Поэтому, ей тут же велели раздеваться. Молча повинуясь, женщина скинула с себя все и осталась стоять голая перед ними. Мужчины внимательно и со смехом рассмотрели все те следы, которые они оставили на теле женщины накануне. Это были и синяки, покрывавшие всю грудь, оставленные грубыми руками, и засосы на шее… «Конечно — подумала Люба — с таким телом на пляж выйти невозможно. Так что только в сарайчик к Гене. Там я и проведу свой отпуск.»
Светлана Рудакова
Влажная повесть
То, что я собираюсь сейчас рассказать, наверное, кого-то шокирует, кто-то посчитает меня ненормальной, хотя лично я думаю, что я как раз самая нормальная и, по большому счету, счастливая. А те, кто думает иначе, в глубине души наверняка хотят испытать хотя бы раз в жизни то, что довелось пережить мне. Не знаю, судите сами…
Мне было тогда тринадцать лет, и я вполне сформировалась уже физически. Титечки были хоть и не очень большие, но упругие, с торчащими сосками. А вокруг заветной щелочки кучерявился золотистый пушок, который я очень любила перебирать и гладить, лежа вечером в постели. Ничего более я тогда не делала, да не особо и знала что нужно делать и как. Сам процесс совокупления был для меня, честно говоря, явлением загадочным, хотя, конечно, как сельская жительница, я неоднократно видела совокупляющихся со-бак, быков с коровами, лошадей. Но, повторяю, к людям я как-то все это не относила. Не потому, что была глупа, а, видимо, чуть-чуть инфантильна, что не так уж удивительно в тринадцать лет. Но мое сексуальное невежество продолжалось недолго…
Мы живем с мамой и папой, как я уже говорила, в селе, проще говоря — в большой деревне. Родители у меня — местная интеллигенция, а именно — учителя. Папа к тому же — директор школы. Но учить у нас почти некого. В седьмой класс, куда я перешла в то лето, собиралось идти всего трое — я, Машка да заморыш Витька, о котором и говорить всерьез не хочется. В девятом классе две девчонки, в десятом — никого, в пятом — три, в третьем — больше всего… четыре девчонки и три пацана. Вот и вся школа. Парней, кроме мелюзги да Витьки в деревне нет. Так что никто за мной никогда не ухаживал и щелочкой моей не интересовался.
Так вот, в тот самый июльский вечер, когда началась эта история, у нас была баня. Баня у нас своя, очень классная! Родители ходили всегда первыми, а я позже, когда спадал сильный жар. Обычно мама мылась быстро, а отец любил попариться, но в этот раз почему-то мама задержалась. Мне надоело сидеть дома, собрала я чистое белье и не спеша пошла к бане, решив дожидаться своей очереди на улице.
Подойдя к бане, я неожиданно заметила, что окошко, обычно затянутое полиэтиленовой пленкой, на сей раз открыто — то ли свалилась пленка, то ли забыли закрыть… Я не собиралась подглядывать, но, глянув случайно, не могла уже оторваться. Мои родители молодые, тогда им обоим было по тридцать пять лет, и довольно красивые, особенно папа. Но такими я их не видела до сих пор никогда! Они стояли посередине бани и целовались. Понятно, что оба они были голыми. И вот поцелуй закончился, объятия разжались, отец отошел чуть в сторону, и я просто обомлела! Между ног отца из густого куста черных волос торчала длинная розовая палка! Вернее, это сначала мне показалось, что это палка. Но, приглядевшись внимательней, я поняла, что это и есть то, что называется половым членом. Кожица на его головке съехала немного назад, открывая гладкую, просто блестящую, какую-то сизоватую поверхность. А ниже этого чудного «инструмента» свисал морщинистый мешочек с двумя выпирающими шариками. Я поняла, что это яички. Взор мой блуждал по папиному члену, не в силах оторваться. «Так вот откуда писают мужчины! — подумала я. — Но почему он такой большой? Я никогда не видела, чтобы у папы сильно топорщились спереди брюки! Что же это значит?»
Мне так захотелось потрогать папин член, что я чуть не заплакала от досады! Я ужасно завидовала маме… она-то может прямо сейчас сделать это! И мама словно подслушала мои мысли. Она взяла папин член правой рукой, а левой стала перебирать, нежно массируя, яички. Правая рука тоже не бездействовала на члене, а ритмично двигалась вверх-вниз, оттягивая кожицу, почти полностью обнажая головку, которая стала ярко-красной, а затем почти полностью закрывая ее кожицей вновь. Так продолжалось недолго. В очередной раз обнажив головку, мама встала на колени так, что член оказался на уровне ее лица, а затем открыла рот и… обхватила им головку. Затем она стала ритмично, как ранее рукой, двигать головой, то погружая член почти полностью в рот, то оставляя в нем одну головку.
