Джуд - Драко Малфой и Солнечный путь
Пока продавцы паковали выбранные вещи, а Драко расплачивался кредитной карточкой, Гарри, одетый в новые синие джинсы, белую футболку, кроссовки и легкую джинсовую куртку, размышлял, как же они повезут все это барахло на мотоцикле. Ведь не собирается же Драко колдовать на каникулах, да еще и на глазах у магглов.
Драко не собирался. Он написал на визитке адрес, оставил ее продавцу и вышел.
— Малфой, — заговорил Гарри, когда они седлали мотоцикл. — Если ты написал на визитке свой домашний адрес, то они вряд ли смогут доставить туда все это добро. Это ведь маггловский магазин.
— Идиотом меня считаешь, да, Поттер? — спросил Драко, и Гарри едва не ответил «Да».
Целый день они мотались по Лондону. Обедали в забегаловках, сидели у фонтанов, бродили по набережной, и Гарри думал, что все это весьма напоминало бы прогулку двух влюбленных — если бы они были влюбленными.
Но они не были.
Вечером они покинули город. Драко гнал по шоссе, пока не стемнело; тогда он остановил мотоцикл и обернулся к Гарри.
— Что? — спросил Гарри, пытаясь определить, что таится в этих мерцающих в полумраке глазах.
— Не боишься? — спросил Драко.
— Чего?
— Не знаю. Я спросил.
— Куда мы едем?
— Секрет.
— Почему?
— Потому что сюрприз будет испорчен.
Гарри кивнул. Тогда Драко нажал на что-то у основания руля, и Гарри понял, что мотоцикл — это портключ.
Он ненавидел портключи. Ничего хорошего в жизни они Гарри не принесли. Гарри не мог дождаться, когда же он ему можно будет учиться аппарированию, чтобы иметь возможность переноситься туда, куда он хочет, а не Бог знает куда. И тогда он, возможно, наконец сможет прикасаться к мелким и невзрачным на вид предметам и анонимным подаркам без страха…
— Где мы?
Здесь уже сгустились сумерки, и стылая дрожь пробирала до костей. Кажется, они перенеслись гораздо севернее Лондона.
— Недалеко от границы с Шотландией.
— Имение расположено на границе с Шотландией?
— Ты думаешь, я везу тебя в Имение?
— Разве нет?
Ответом ему было холодное молчание и прямая, твердая, будто каменная, спина.
— Ты мне не доверяешь, Поттер, — произнес наконец ледяной голос.
— Я всего лишь спросил, где мы, — буркнул Гарри. — Я думал, мы едем к тебе домой. Это не обязательно должно означать предательство.
— Никто и не говорит и предательстве, — ответил Драко, взводя мотор. — Предать можно только друга, а ты мне не друг.
Гарри пожал плечами и кивнул, но на Драко все эти телодвижения не произвели ни малейшего впечатления — он, строго говоря, даже и не видел их.
Малфой, конечно же, был прав. Они действительно не друзья. Но и Гарри сказал правду — у него больше не было оснований не доверять Малфою. Тот вытащил его из лап дементоров, и едва не погиб при этом сам.
Гарри, конечно, мог бы сказать, что так не поступают с теми, кого не числят своими друзьями… Но тогда он был бы вынужден выяснять, зачем Драко спас ему жизнь. А ему не хотелось. То, что было, стало закрытой темой, хотя они даже и не обсуждали это. Просто Гарри понял, что на прошлое наложено вето, когда вернулся в Хогвартс в начале июня.
Там, где его держали, ему постоянно снились кошмары — наверное, давала о себе знать клаустрофобия, заработанная в детстве в чулане под лестницей. Из ночи в ночь ему снились дементоры — он наблюдал словно со стороны, как черная тень наклоняется над ним, готовясь сдвинуть капюшон. Могильный холод забирается под кожу… Он видел собственное лицо, черную повязку на глазах, связанные руки. Он видел, как дементор наклоняется все ниже и ниже, и когда он начинал стягивать капюшон, Гарри понимал, что жертва — не он, а Драко.
Он просыпался с криком.
Он просыпался и не спал остаток ночи, вновь и вновь прокручивая в голове события этого проклятого дня.
Поцелуи и объятия Драко, его бредовая затея с Всеэссенцией, обморок… Он пришел в себя в малфоевской карете — он понял, где находится, когда увидел в свете ранних солнечных лучей, пробивающихся сквозь неплотно задернутые занавески, герб Малфоев над передним оконцем, герб, который он уже видел на носовых платках и книгах Драко. Еще в этом неясном свете Гарри разглядел, что на нем другая одежда, а в кармане мантии нашарил палочку. Не свою, чужую, но знакомую палочку. Тринадцать дюймов, эбеновое дерево, кровь дракона. Это была палочка Драко. И руки, державшие ее, были руками Драко.
Что было дальше, Гарри помнил не очень хорошо. Он выскочил из кареты, куда-то побежал, налетел на человека, от которого сильно разило спиртом… Смутно знакомый, этот человек что-то лопотал, называя Гарри «мастер Малфой», а Гарри тряс его за грудки, требовал отвести его на место казни, грозил Империусом… Но в память отчетливо, как сфотографированная, врезалась картинка — каменный закрытый дворик, залитый золотисто-розовым светом, черный и четкий силуэт дементора и коленопреклоненный юноша, в котором Гарри узнал самого себя. Это было также бредово, как и три года назад, когда он, вернувшись назад во времени, спас от дементоров себя Гермиону и Сириуса, но сейчас было в сотни раз страшнее.
Потому что сейчас это был Драко. Когда Драко умер, Гарри пошел за ним — и он знал, что если Драко потеряет свою душу, ему, Гарри, придется снова пойти за ним — пойти к дементорам и отдаться им добровольно, и тогда жертва его возлюбленного будет напрасной.
Он вызвал к жизни самое счастливое воспоминание, которое у него когда-либо было — он вспомнил, как белые волосы Драко отражали свет камина, как струилось в крови вино, смешанное с Признавалиумом, как тепло касались ладони Драко его тела, какими пасмурными и прекрасными были глаза его возлюбленного, и как тек его напевный голос, декламирующий:
В Арверниэне свой корабль
Сооружал Эарендил
На нибретильских берегах
Он корабельный лес рубил
Из шелкового серебра
Соткал, сработал паруса
И серебристые огни
На прочных мачтах засветил
А впереди, над рябью волн
Был лебедь гордый вознесен,
Венчавший носовой отсек…
И вспомнил, как под этот напев сквозь сон ему виделись колышущиеся верхушки корабельных сосен, серебристо-белые, как волосы Драко, паруса стройного корабля, резной лебедь, и сам корабел на носу своего детища, высокий и стройный, со струящимися по ветру волосами цвета лунных лучей, снега или платины, с серыми, как туман, глазами, с изумрудом на груди и сияющим алмазом в волосах.
— Экспекто Патронум!
И Сохатый, ринувшийся на помощь своему сыну, тоже был серебристо-серым, как лунные лучи и туман.
