Когда она жаждет (ЛП) - Сэндс Габриэль

— Да, был. Брось изображать детектива, Бретт. Скажи мне, о чем ты на самом деле думаешь.

— Я думаю о том, что, похоже, все складывается для него очень удачно, если говорить о тебе.

Я качаю головой. — Хватит. Ты сошел с ума.

— Я слышал, это он работает над твоим домом. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы понять, что сгоревший дом может принести ему не только пользу.

Злость пронзает меня насквозь.

— Роуэн ремонтирует мой дом для меня безвозмездно. Ни единого чертова пенни. В то же время ты урезал мне смену, когда знал, что я нуждаюсь в деньгах. Вместо того чтобы искренне пытаться помочь мне, ты тратил свое время, пытаясь найти несуществующий компромат на Роуэна и придумывая безумные теории.

Бретт провел языком по зубам. — Ты меня не слушаешь.

— Я не хочу тебя слушать. Я не верю ни одному твоему слову, Бретт. Ни единому слову. Могу я вернуться к работе, или ты просто хочешь уволить меня прямо сейчас и избавить от страданий?

Он снова хмурится, но в его глазах появляется торжествующий блеск, который мне очень не нравится. — Пока тебе нужна эта работа, она у тебя будет.

Я поворачиваюсь на пятках, чтобы уйти, но, выходя за дверь, слышу, как он окликает меня. — Подумай о том, что я сказал, Блейк.

ГЛАВА 33

НЕРО

Как только Блейк возвращается домой с работы в понедельник, она уже у меня на руках. Она едва успевает войти в дом, как мои губы прижимаются к ее губам.

Что она со мной сделала? Теперь, когда она у меня есть, я хочу ее еще больше. Неужели я действительно когда-то думал, что она перестанет вторгаться в мои мысли после того, как мне удастся переспать с ней?

Мне хочется посмеяться над той прошлой версией себя. Какой же я был гребаный дурак.

Она все время у меня в голове, искушает меня, дразнит, а она даже не догадывается.

Я вытаскиваю ее из зимнего пальто, пока она снимает сапоги. В ее глазах пляшут вожделение и тепло, когда я поднимаю ее на руки и несу в спальню.

Моя рука проскальзывает под рубашку, затем под лифчик. Когда я провожу большим пальцем по ее соску, она стонет и тянется к моему ремню.

— Я весь день думал об этой киске, — бормочу я ей на ухо, обнимая ее за джинсы, пока она расстегивает молнию. — Ты мокрая для меня, Солнышко? Ты мечтала о том, чтобы мой член заполнил твою маленькую тугую дырочку, пока ты работала?

Я просовываю руку внутрь ее джинсов, за трусики, в ее мокрые складочки.

— Да, — хнычет она. Ее маленькая рука обхватывает мою эрекцию, и она делает несколько осторожных поглаживаний, но их достаточно, чтобы разрушить меня. Я спускаю ее джинсы на бедра, чтобы открыть доступ к трусикам, а затем бросаю ее на кровать. Я перекидываю ее лодыжки через плечо, держу ее запястья над головой и стягиваю трусики в сторону, проникая в нее одним плавным движением.

Мы оба стонем одновременно. Это похоже на возвращение домой.

Она позволяет мне держать ее, позволяет использовать ее. Ее кульминация наступает первой, грубая, пульсирующая, которая засасывает меня все глубже и глубже, пока я уже не могу сопротивляться.

— Черт. Вот оно, — рычу я.

Она все еще пульсирует, все еще доит меня, когда я извергаюсь в ее тугую, влажную киску, и это такое чувство, которое стирает все мысли. Я не знаю, как долго я в нее вгоняю. Я едва осознаю, что выхожу из нее и падаю на кровать рядом с ней. Минуты расплываются. Единственный намек на течение времени — наше неровное дыхание.

В конце концов нам удается отцепить джинсы от наших конечностей. Она прижимается ко мне, прижимается к моему перегретому телу и начинает кончиками пальцев обводить мои татуировки.

— Что означает эта? — тихо спрашивает она.

Я открываю усталые глаза и смотрю вниз, на место, которое она указала на моих ребрах. Это рыба с мужским лицом, выходящим изо рта.

Это означает молчание. Это означает верность. Это означает братство.

Но я не могу ей этого сказать, а врать ей я не хочу, поэтому я делаю то, что, похоже, стало моей новой привычкой. Я пытаюсь отвлечь ее, когда у меня нет ответа.

Я перекатываюсь на нее, заставляя ее вскрикнуть, и скольжу по ее телу. Она такая чертовски мягкая везде. Мой язык обводит ее сосок, а затем я двигаюсь все ниже и ниже, пока мои губы не касаются внутренней стороны ее бедра, всего в нескольких дюймах от ее киски.

Моя сперма капает из нее, и вид ее сводит меня с ума. Я проталкиваю ее обратно внутрь пальцами и посасываю ее клитор. Ее бедра бьются о мое лицо, она дергает меня за волосы, а потом взрывается.

Она больше не спрашивает о татуировке.

Когда ее тело окончательно затихает, я прижимаю ее к себе и провожу костяшками пальцев по ее позвоночнику. — Как прошел твой первый день на работе?

Она прижимается лицом к моей шее и стонет. — Ужасно.

— Что случилось?

Ее ладонь скользит по моей груди, и она упирается подбородком в ладонь, встречаясь с моими глазами. Внутри закипает беспокойство.

— Бретт настоял на том, чтобы поговорить со мной. Он одержим тобой, Роуэн. Сначала он извинился за то, что сказал на вечеринке а потом рассказал мне эту безумную теорию о том, что ты как-то связан с пожаром.

Я сохраняю неподвижность и нейтральное выражение лица, но чувствует ли она, как внезапно ускорилось мое сердце?

— Откуда у него эта идея?

— Он выкопал ее из темных уголков своего запутанного непутевого сознания. — Блейк вздохнула. — Я сказала ему, что он сумасшедший.

Безумен или, возможно, умнее, чем я думал. Но это не может быть больше, чем смутное подозрение с его стороны. Меня никто не видел. Я убедился в этом. Была глубокая ночь, и никто не мог видеть, как я взламываю замок Блейк и пробираюсь в ее дом.

— Надеюсь, он не будет доставлять неприятности тебе и твоему бизнесу. — Ее потрясающие глаза теплые и с оттенком беспокойства. — Я знаю, что он просто все выдумывает, но меня беспокоит, что другие могут ему поверить. В ночь вечеринки у мэра он показал мне твою биографию. Нью-Йорка в ней не было, и он попытался представить все так, будто это доказательство того, что ты солгал, что приехал оттуда.

В животе у меня появляется холодный, твердый камень.

Что за хрень? Бретт копается в моем прошлом?

Меня захлестывает гнев. Я должен сделать ему предупреждение, которое он не сможет проигнорировать. Разговор на окраине города должен сделать это.

И тут я вспоминаю себя.

Так поступил бы Неро, но Роуэн так не поступает. У Бретта нет ничего настоящего. Он понятия не имеет, кто я такой. Он пытается раскопать что-нибудь и ничего не найдет о Роуэне Миллере, так что мне остается только позволить ему потратить время впустую.

— Роуэн? — мягко спрашивает Блейк. — Ты выглядишь расстроенным.

— Нет. Я просто думаю о том, что ты сказала. — Я тихонько вздохнула. — Он может навести на меня столько справок, сколько захочет. Мне нечего скрывать. И если мои клиенты поверят каким-то глупым слухам, не подкрепленным никакими доказательствами, они будут не теми клиентами, которых я хочу иметь.

Она смотрит на меня, в ее глазах мелькает беспокойство. — Ты уверен?

— Уверен. Но мне не нравится, что тебе приходится иметь с ним дело, Солнышко.

— Я знаю. Но я справлялась с этим несколько месяцев. Я смогу делать это еще несколько, пока не улажу все дела с домом.

Мое сердце замирает. — Еще несколько месяцев? И что потом?

Она моргает.

— Как только дом будет отремонтирован, я снова попытаюсь его продать. И когда я это сделаю… — Она пожимает плечами. — Я уеду.

Я сажусь.

— Подожди секунду.

Что бы она ни увидела в моих глазах, это заставляет ее встать с кровати и накинуть халат. — Почему ты так удивлен? Это всегда было планом.

— Это было раньше. Сейчас после…

Не может быть, чтобы она все еще думала об отъезде. Я имею в виду, я знаю, что мы еще не говорили об этом, но я думал, что это очевидно, что она останется, учитывая то, что происходит с нами.