Кора Брент - Помни меня (ЛП)
Мигель улыбнулся с усами от молока.
— Эй Мэд, можешь взять меня завтра в поход?
— Завтра, — сказал Мэддокс, открывая пиво. — Тебе не надо в школу?
Мигель закатил глаза.
— Не в субботу. Ты всегда забываешь о субботе.
— Да, это точно? — Мэддокс сделал большой глоток пива и попытался расслабить огромный узел в штанах, когда наблюдал за Габриэлой уголком глаза. — Конечно, малыш. Если твоя мама верит, что я не дам тебе провалиться в открытую шахту, я в игре.
Габи поставила горячее энчиладас на стол. Она бросила прихватки к раковине и села за стол. Когда она улыбнулась, Мэддокс вновь поразился, какую власть она над ним имела. Он знал, что она не была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел или, черт, даже когда-либо трахал, но теперь он не мог думать ни о ком другом.
— Я доверяю тебе, Мэддокс, — сказала она, выгнув бровь, как будто поняла, где он витал.
Мэддокс пил пиво и спокойно ел свой обед. На мгновение он уставился на салфетку на коленях и ощутил странное чувство нереальности. Сколько лет прошло с тех пор, как он сидел за столом во время семейной трапезы? После смерти Тильди, Священник и его мальчики перебивались фаст-фудом. Пока он задумчиво жевал и наблюдал, как Габи улыбается своему сыну, он задавался вопросом, насколько все изменилось. Возможно, это даст ему право на каждую ночь. Или, возможно, ему это не понравиться и он все равно сбежит.
— Мэдди? — спросила Габи, нахмурившись, а Мигель посмотрел на него. — Что не так?
— Ничего, — он покачал головой. — Еда горячая, вот и все. Так, Мигель, будешь штурманом. Откуда мы начнем наше завтрашнее приключение?
Глаза Мигеля просияли.
— Возьми меня снова на кладбище. Это потрясающе! Я пытался поговорить с папой об этом, но я не думаю, что он действительно слушал. Ты и мой папа действительно ходили туда все время, пока были детьми? Могу ли я когда-нибудь прокатиться на байке сзади? Эй, что собираетесь делать с прахом?
Мэддокс смеялся и пытался не отставать отвечать.
— Да, твой отец и я путешествовали в ад и обратно, когда мы были мальчишками. Я думаю, что твоя мама про байк ответит отказом.
— Ты правильно прочитал мои мысли, — с удовольствием подтвердила Габриэла.
— Что касается праха Священника, — Мэддокс замолчал. — Я действительно не знаю, малыш. У твоего отца, возможно, есть идеи, но я не думаю, что старику уже до этого есть дело. Что было, то прошло.
— Что было, то прошло, — задумчиво повторил Мигель, кивая, как будто он тщательно осознал эту нить мудрости.
Мигель рано просыпался и поздно засыпал. По ночам, он был с ними, Габи всегда настаивала на том, что он должен крепко заснуть, прежде чем она позволит Мэддоксу прикоснуться к ней. Вообще-то ребенок знал, что его дядя Мэд спит на диване в гостиной, в то время как его мама спит одна в спальне через зал. Мэддокс не заходил в комнату Священника. Дверь была закрыта, в тот самый момент, когда его безжизненное тело унесли.
Мэддокс нервничал, пока стоял в темноте. У него было искушение, запрыгнуть на свой байк и просто уехать. Может быть, он через час развернется и вернется к Габи или, может быть, он будет ехать, пока не достигнет западной границы штата, где его ждал мир Отступников.
— Привет, — сказала Габи, целуя его в шею. Она могла двигаться, как стелс (прим. бесшумный самолет), когда хотела: он даже не слышал, как она вышла из дома. Мигель должно быть уже спит.
— Эй, детка, — сказал он, закрывая глаза и наслаждаясь тем, как ее полные губы ощущались на его коже. Не спрашивая, она положила руку к его промежности и сжала твердое доказательство, что там нашла там.
Мэддокс расстегнул штаны и осмотрелся, удовлетворившись тем, что свет на внутреннем дворике был выключен, и их не заметят. Затем он рассмеялся собственному ханжеству, пока Габриэла опустилась на колени и жадно взяла его в рот.
— Оу, детка, ласкай его. Ласкай его именно так, — он вцепился пальцами в ее блестящие черные волосы, пока она вела его к пику, где он должен был остановить или кончить. — Подожди, подожди, — он оттолкнул ее. — Дай-ка сперва потрогать тебя. Ты просто сними эту маленькую атласную вещицу, если не хочешь, чтобы я порвал её. — Мэддокс отодвинул старый стул из красного дерева и потянул её на себя, нетерпеливо отталкивая ткань трусиков в сторону. — Теперь оседлай меня, Габи.
— О, Мэд, – её дыхание уже было затрудненным. Она быстро кончила. — Мне нравиться именно так. — Он схватил ее за бедра и крепко нанизывал ее, быстро, и она дрожала, кусая губу, чтобы удержать стон из глубины сердца.
Когда Мэддокс почувствовал ее последние спазмы, он снял её и обхватил её рукой вокруг своего неудовлетворенного члена. — Возьмись крепко. Сожми кончик. Вот дерьмо, не останавливайся. Габс, наклонись. Я хочу вставить тебе между сисек.
Она держала его там, пока он не кончил, затем она натянула майку и потянулась. Мэддокс схватил ее и потянул к себе на колени.
— Мэддокс?
— Хм?
Она вздохнула. — Дженсен снова спрашивал меня, насколько ты остался.
— Он знает об этом?
— Ну, он должен быть безумно глупым, чтобы не догадаться.
— И мы все знаем, Дженсен не глуп, — Мэддокс замолчал, закуривая сигарету. Он курил только когда волновался. Он решил, что это его выдает. — Хочешь избавиться от меня?
Она поцеловала его. — Ты знаешь, что нет. Но... — она отстранилась, глядя на свои колени. — Я имею в виду, я знаю, что у тебя есть своя жизнь.
— Каждый имеет свою жизнь, Габс.
Она пихнула его в руку. — Господи, ты не можешь говорить на прямую? Я имею в виду, я понимаю, у тебя там есть связи. С твоим клубом, и остальным.
Мэддокс выдохнул струю дыма. Он понимал, к чему она действительно клонит. – У меня нет женщины. Ты это знаешь. Ты единственная девушка, которая у меня была. И нет, я не обвиняю тебя. Я трахался, Габс. Много. Ты это тоже знаешь.
— Ты меня любишь, Мэддокс?
Он игриво сунул руку между ее ног. — Я так думаю.
Габи встала и гордо пошла во двор. — Немного ни к чему не обязывающего траханья, — проворчала она.
Мэддокс погасил окурок и подошел к ней. Она не ответила, когда он обнял и уткнулся лицом в ее волосы. — Я люблю тебя, Габриэла, — сказал он так тихо, что он сам едва услышал.
Хотя она услышала. Она развернулась и позволила ему поднять ее на руки. Он отнес ее в дом, в его старую спальню, и, когда в очередной раз нашел себя внутри неё, ему пришла в голову уверенность, что он никогда не устанет от этого. Никогда.
Позже, когда в лунном свете она лениво гладила его, она попросила его рассказать ей больше. О себе, о людях, которые что-то для него значили. Она кое-что спрашивала, когда он рассказал больше, чем когда либо. Он рассказал ей об Орионе и Грейсоне, Брэндоне и Каспере.
