Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
В самом Авиньоне и в провинции Конта ощущалось влияние инквизиции, однако не столь сильное, как в Испании, а потому и в Авиньоне, и в окрестностях проживало немало евреев.
Излюбленными занятиями местных жителей являлись всякого рода развлечения, прогулки, балы, концерты, устраиваемые в церквях, дегустации легких закусок в монастырских приемных, а также доступное исключительно всем злословие. Постоянная праздность авиньонцев способствовала такого рода времяпрепровождению и как нельзя лучше соответствовала их характерам.
Во все времена и во всех странах люди светские стремились разделять все модные увлечения. Любовь к собственным мужьям среди местных дам была не в моде, зато, следуя обычаю, завезенному из Италии, было принято иметь нескольких поклонников, среди которых непременно должен был значиться чичисбей, в чьи обязанности входило подавать веер и перчатки; чичисбей, семенящий впереди портшеза, считался особым шиком.
Прибыв в Авиньон, гости недолго пребывали в неведении относительно местных интриг: подавая ужин, хозяйка гостиницы одновременно сообщала вам последние новости, достоверность которых было легко проверить, а также все местные сплетни, которые вряд ли стоило принимать на веру, ибо у всех праздных народов злословие всегда идет рука об руку с клеветой. И, довершая описание свойств, присущих праздным народам, скажем, что авиньонцы были изрядные шельмецы.
Вот каков был город, где жила г-жа де Шатоблан и где, как мы скоро увидим, маркиза де Ганж, обосновавшись на некоторое время в доме у матери, вновь станет жертвой интриг своих недругов, задавшихся целью погубить ее.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
На следующий день после прибытия маркизы де Ганж в Авиньон все три брата отправились к ней с визитом. Стремление заполучить наследство вытеснило из сердца маркиза прочие чувства, и он вел себя безупречно.
— Приношу вам тысячу извинений, сударыня, — проникновенным тоном начал он, — за те страдания, которые выпали на вашу долю по причине страстной моей любви к вам. Но как обезопасить себя от ревности, когда ты влюблен в такую прекрасную особу? Недоброй памяти ветреник был очень изворотлив, а потому нам также пришлось прибегать ко всевозможным уловкам и даже поступать с вами несправедливо. Могу ли я тешить себя надеждой, что мое раскаяние сможет заставить вас позабыть мои заблуждения?
— Пожалуй, я рискну ответить тебе за свою очаровательную сестру, — вступил в разговор шевалье де Ганж, изо всех сил стараясь подавить волнение, охватившее его при виде красавицы маркизы, — и надеюсь, опровергать она меня не
станет.
— Не сомневайтесь, дорогой брат, — произнесла Эфразия, нежно обнимая супруга. — Зачем вспоминать о несчастьях, невольною причиной которых была любовь моего милого мужа?
При воспоминании о них супруг мой опечалился, и эта печаль заставила меня забыть о горьких днях, невольным виновником которых он стал.
Настал черед заняться делами, связанными с получением наследства. Маркиз немедленно предложил свои услуги, но г-жа де Шатоблан, с чувством поблагодарив его, уверенно заявила, что ее доверенные люди уже занимаются всем, что относится к этому делу, и зятю совершенно не о чем беспокоиться.
Не сумев скрыть досаду, Альфонс с надменным видом поклонился и торжественно заверил тещу и супругу, что только искреннее желание избавить их от лишних хлопот побудило его предложить свою помощь и, разумеется, он нисколько не сомневается, что все, что бы ни сделали обе дамы, будет прекрасно.
Затем встал вопрос о покупке большого дома на улице Калад, где вся семья могла бы жить зимой. Не отвергая предложения мужа, маркиза тем не менее посчитала необходимым отложить его исполнение до той поры, когда все долги, обременяющие наследство, будут ликвидированы. Г-жа де Шатоблан поддержала ее, и мнение женщин возобладало.
— Следовательно, мы увидимся только на церемонии вручения наследства, — холодно произнес Альфонс. — Однако это грустно, особенно когда любишь друг друга. И все же, — повернулся он к жене, — я далек от мысли делать что-либо против вашей воли, ваши желания всегда будут для меня законом.
— Впрочем, — промолвил шевалье, которого присутствие маркизы возбуждало все больше и
больше, — летом мы всё равно будем собираться в Ганже!
— Очень на это надеюсь, — промолвил Альфонс, — и уповаю на то, что сумею помочь моей дорогой Эфразии забыть неприятности, пережитые ею в этом замке по причине ревности и страстной любви к ней ее супруга.
Братья отобедали у г-жи де Шатоблан, а вечером все отправились на бал к тогдашней городской знаменитости герцогу де Гаданю.
Маркизу ждали — посмотреть на нее собрался весь город. Сияя, словно утренняя звезда, вспыхнувшая среди редких зимних облачков, г-жа де Ганж вошла в зал: Томность, разлитая во всем ее облике, придавала ей очаровательную загадочность. Легкая, слегка раскачивающаяся походка подчеркивала тонкость и гибкость талии и навевала воспоминание о розе, волнуемой дуновением зефира; темные волосы, заплетенные в косы, были искусно уложены в прическу, венчавшую самую прекрасную женскую головку; каждый ее шаг был наполнен изяществом и грацией; голос, нежный и манящий одновременно, придавал каждому слову, срывавшемуся с уст ее, неповторимое обаяние. Соединение стольких прелестей не могло не вызвать единодушного возгласа изумления, и, когда она вошла в гостиную, не только поклонники, но и противники ее не могли сдержать своих восторгов. Даже признанные красавицы далеко не всегда вызывают всеобщее восхищение, поэтому приз за красоту авиньонцы единодушно присудили прелестной Эфразии.
А один из потомков Лауры, модный в тогдашних салонах поэт, увидев ее, немедленно сочинил экспромт:
Чье имя обессмертил бы В своих стихах Петрарка, Коль довелось ему б совместо Узреть Лауру и Эфразию?
Как мы уже сказали, слухи о злоключениях маркизы де Ганж дошли до Авиньона, однако на этот раз провансальская учтивость возобладала над склонностью горожан к сплетням и клевете, и только некоторые позволили себе потихоньку позлословить за спиной маркизы. Аббат и маркиз исчезли еще до ужина; г-жа де Шатоблан на бал не пошла вовсе, и отвезти маркизу домой вызвался шевалье. А так как время было не позднее, он попросил Эфразию уделить ему время для беседы наедине.
— Нет ничего более приятного, — начал шевалье, — нежели расточаемые вам хвалы, но еще приятнее сознавать, что вы их заслужили.
— Все оказанные мне знаки внимания не выходят за рамки обычной вежливости, — ответила Эфразия. — С тех пор как я переехала из Парижа в провинцию, я в Авиньоне впервые: прежде я никогда не была здесь. А так как местные жители крайне любопытны, они захотели больше узнать обо мне и стали меня нахваливать, дабы я, возгордившись, начала хвастаться, а они бы из слов моих извлекли пищу для дальнейших сплетен и пересудов. Но единственные похвалы, которых я жажду получить, — это одобрение моего мужа; только его мнение имеет для меня значение.
