Елена Прокофьева - Принц Крови
Лоррен выглядел не менее потрясенным.
— Может быть, она что-то знает?
— Что она может знать? — презрительно поморщился Филипп.
— Фэйри… — Лоррен многозначительно приподнял бровь, — Это не может быть делом их рук?
— Нет. Никто из фэйри на такое не способен.
— Вы уверены?
Принц задумался.
— А черт их знает, на самом деле… Жак, пусть эту девицу привезут сюда. Я не могу ехать в «Ле Руа», жду двух перепуганных крыс. И надо еще решить, кого отправить в катакомбы.
Глава 5
Сны фэйри, даже полукровок, отличаются от тех снов, которые снятся людям. У людей бывают сны сюжетные, а бывают — бессмысленные, которые порой никак не связаны с событиями их реальной жизни, и часто после пробуждения люди не могут вспомнить, что же им снилось… К фэйри — что чистокровным, что полукровкам — во сне возвращается прошлое, со всеми подробностями и ощущениями, вкусами и запахами, целые эпизоды из прошлого, и сны не забываются. Но вот у чистокровных фэйри бывают сны не только из собственного прошлого, но картины того, что случилось задолго до их рождения: память предков, память крови. С полукровками такое не случается никогда. И очень редко бывает, чтобы полукровка оказался наделен даром ясновидения: тогда во снах он может видеть картины будущего, или же что-то, что происходит не с ним, но повлияет на его жизнь…
У Ортанс не было дара ясновидения. Ей всегда снились эпизоды пережитого. Счастливые или горестные — это зависело от того, как прошел день накануне. Если ложилась счастливая, довольная, — и сны были радужные. Если ложилась утомленной, терзаемой заботами, — сны ей являлись скверные.
Но сон, который она видела этой ночью, не имел отношения к ее прошлому. Она видела настоящее. Она знала, что видит настоящее. И это был кошмар, худший из возможных кошмаров.
Ортанс видела катакомбы под Парижем, кости тысяч людей, упокоившихся там, и высокого сидхе в черной мантии мага, покрытой вышитыми золотом защитными рунами, который шел в темноте, иногда — по черепам, сокрушая их в пыль, шел в тот коридор, в который никогда не могли попасть смертные, потому что от них он был защищен заклятьями, а остальные твари, населяющие этот мир, не пошли бы туда, ибо ощутили бы смертный ужас, которым веяло из этого коридора. Коридор расширялся, пока не привел в пещеру, к стене, в которой были врата… Меньшие из врат, ведущих в бездну. И Ортанс поняла, что хочет сделать этот сидхэ, и начала кричать, но он не слышал ее крика, он сосредоточенно положил ладони на ключ — каменный шар, выступающий из стены — и вспыхнули магические перстни на его пальцах… Врата распахнулись. И в мир рванулась Тьма, которую несли с собой фоморы.
Ортанс проснулась, крича от ужаса.
Фоморы.
Он выпустил фоморов.
И это был не сон… не сон!
Она слышала крики других полукровок — детей и воспитателей, живших в Яблоневом Приюте. Кричали даже брауни, обычно такие спокойные! Кричали от ужаса все, кто увидел этот сон… Если только это можно назвать — сном. Этой ночью все они увидели то, что случилось. То, что отныне обречет их всех и весь этот мир на погибель, если только не остановить… Но кто может остановить фоморов?
Ортанс знала, что сейчас к ней прибегут младшие воспитатели и старшие воспитанники, что ей будут задавать вопросы и ждать от нее решений, а она чувствовала себя такой слабой, совершенно обессиленной, ни на что не способной. Она свернулась клубочком и тихо заплакала. И плакала, пока не почувствовала руки Мишеля на своих плечах. Она повернулась к нему, нырнула в его объятия и зарыдала в голос. А он просто укачивал ее. Укачивал… Как младенца… Как когда-то она укачивала на руках его, новорожденного…
Как странно сплетает судьба свои нити.
Когда-то новорожденный Мишель лежал в объятиях Ортанс и она его защищала.
А теперь он — рослый и могучий, бесстрашный и страстный, — ее супруг навеки, потому что полукровки, как и фэйри, от которых они произошли, выбирают себе только одного спутника на всю свою жизнь… И любят только однажды. Для Мишеля Ортанс стала его единственной любовью.
Мишель поднял ее на руки и принялся носить по комнате. Ей так уютно было в его объятиях. Казалось, уж он-то может защитить ее от кого угодно. Два с лишним метра роста, стальные мускулы, острые зубы и когти, которые он вынужден скрывать с помощью гламора, и глаза, светившиеся в темноте ярко-алым — на темном лице… Внешность он взял от своего отца, от гоблина из рода Красных Колпаков. Правда, колпака-то у Мишеля и не было. И нежную душу он получил от своей матери, от своей несчастной матери…
Красные Колпаки. Самые страшные и свирепые из всех фэйри. Единственные, кому с трудом могут противостоять даже сидхэ.
Красные Колпаки когда-то осаждали стены Яблоневого Приюта. И тогда Ортанс тоже думала, что все кончено и все погибнут. И на помощь пришел вампир…
— Мишель, мне нужно обратиться к принцу Парижа, — прошептала Ортанс охрипшим от слез голосом.
— Ты думаешь, упыри могут справиться с фоморами?
Конечно, Мишель тоже видел этот сон и знал, чего ожидать.
— Я не знаю, — вздохнула Ортанс. — Но надо их хотя бы предупредить. И… возможно… они в большей степени принадлежат этому миру… Я не знаю. Но вдруг они что-то смогут?
…Когда-то, бесконечно давно, эту землю населяли фоморы: чудовищные и могущественные существа, внешне ужасные настолько, что разум не только человека, но даже высшего фэйри не всегда мог выдержать одно лишь лицезрение этих тварей… Были ли они изначальными хозяевами или явились из мира иного, и уничтожили тех, кто жил здесь до них, — никто не знал. Животные и деревья хранили молчание об этом: так велик был их ужас перед фоморами. Известно лишь, что пробыли фоморы в этом мире недолго и не успели уничтожить все живое, превратив планету в иссушенную пустыню.
Когда с заокраинного Запада пришли фэйри, желавшие расширить пространство своего мира, сильнейшие из них — сидхэ и гоблины — бились с фоморами и сокрушили их.
Сидхэ и гоблины издревле воюют между собой. Воевали они в своем мире и воевали после поражения фоморов… Но ради битвы с общим врагом они объединились.
И фоморов низвергли в бездну, находящуюся вне пределов этого мира и иных обитаемых миров.
И пути в эту бездну закрыли восьмью вратами.
Заточение фоморов было задачей едва ли не более трудной, чем победа над ними. Год трудились величайшие маги и мастера, создавая врата и ключи, сплетая заклинания. Только в те дни, когда истончаются границы между мирами, можно было замыкать ворота. А между этими днями воины сидхэ и гоблинов день и ночь бились у края бездны, чтобы не пустить фоморов обратно в этот мир, где осталось столько сладкой добычи для них…
