Пьер Луис - Афродита
И еще сказано:
За разврат твой и за мерзости твои терпишь ты,
говорит Господь.
Но Я вспомню союз Мой с тобою во дни юности твоей,
И восстановлю с тобою вечный союз.
— Но кара тоже указана! — вскрикнула Кризи.
Я соберу всех любовников твоих,
Которыми ты услаждалась и которых ты любила,
Со всеми теми, которых ненавидела,
И соберу их отовсюду против тебя,
И раскрою перед ними наготу твою,
И увидят весь срам твой.
Я буду судить тебя судом прелюбодеиц
и проливающих кровь, —
И предам тебя в руки их
И они разорят блудилища твои,
И раскидают возвышения твои, и сорвут с тебя одежды,
И возьмут наряды твои, и оставят тебя нагою и непокрытою.
И созовут на тебя собрание, и побьют тебя камнями,
И разрубят тебя мечами своими.
И еще:
И вот Я простер на тебя руку Мою,
И уменьшил назначенное тебе,
И отдал тебя на произвол ненавидящим тебя
дочерям Филистимским,
Которые устыдились срамного поведения твоего.
— Да, я знаю, что сказано в Священном Писании, — проговорила Кризи, чтобы утешить себя. — Разве не сказано там и это:
Не покараю я дочерей ваших за то, что они торгуют собою.
И разве не советует Писание поступать так:
Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой,
И пей в радости сердца вино твое,
Когда Бог благоволит к делам твоим.
Да будут во всякое время одежды твои светлы
И да не оскудеет елей на голове твоей.
Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь,
Во все дни суетной жизни твоей,
Потому что в могиле, куда ты пойдешь,
Нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.
Дрожь пробежала по ее телу, и она повторила низким голосом:
Потому что в могиле, куда ты пойдешь,
Нет ни работы, ни размышления,
Ни знания, ни мудрости.
— Свет так ласков! Ах, как хорошо жить!
И помни Создателя твоего во дни юности твоей,
Доколе не пришли тяжелые дни,
Доколе не померкли солнце, и свет, и луна, и звезды,
И не нашли новые тучи вслед за дождем.
Ибо отходит человек в вечный дом свой,
И готовы окружить его на улице плакальщицы, —
Доколе не порвалась серебряная цепочка,
И не разорвалась золотая повязка,
И не разбился кувшин у источника,
И не обрушилось колесо над колодезем.
И возвратился прах в землю, чем они был...
И, вновь объятая дрожью, она проговорила или простонала:
— И возвратится прах в землю,
чем он и был...
И, обхватив голову руками, словно желая задавить там эти страшные мысли, она вдруг сквозь живую и теплую кожу ощутила мертвый череп: голые кости, пустые глазницы, оскал челюсти...
Ужас! Вот что скоро останется от нее! С невыразимой ясностью увидела она свой труп, и, сложив на груди руки, словно уже умирала, вдруг поняла: ведь она всегда носила в себе этот череп и этот скелет, которые только и останутся от всего ее прекрасного тела после смерти, а все изобилие живой плоти всегда было лишь символом могилы!
Непреодолимое желание жить, все вновь увидеть, вновь испытать, все начать сначала, все изменить внезапно охватило ее. Это был бунт жизни пред лицом смерти, она не верила, что не увидит вечера нового дня, не понимала, как ее красота, ее тело, ее горячие мысли и биение сердца должны вдруг умереть и сгнить в земле!..
Дверь тихо отворилась.
Вошел Деметриос.
Прах возвращается в землю
— Деметриос! — вскричала она и бросилась к нему.
Деметриос стоял недвижимо. В его глазах было такое глубокое спокойствие, что Кризи замерла, похолодев.
Она ждала порыва, крика, объятий... чего-то...
Деметриос не шелохнулся.
Прошло несколько мгновений, и, видя, что у него никто ничего не просит, он прошел к окну и, облокотившись, взглянул, как занимается заря над морем.
Кризи сидела на низкой постели, куда опустилась бессильно — бледная, с остановившимся взглядом.
Тогда Деметриос, словно обращаясь к самому себе, проговорил:
— Пусть уж лучше будет так. Любовные игры накануне смерти были бы, пожалуй, слишком мрачным занятием. Я даже восхищен, что она до сих пор не понимала этого, что встретила меня с таким пылом. Для меня приключение закончилось. Жаль, конечно, что все так вышло, ибо, честно говоря, Кризи ошиблась лишь в одном, поступив, как и большинство женщин: влюбилась в меня! Если бы не было необходимости утихомирить возмущенный народ, бросив ему жертву, я удовольствовался бы одним изгнанием этой чрезмерно пылкой девушки, оставив ей, однако, жизнь. Но теперь ничего нельзя вернуть назад. Таковы последствия страсти. Наслаждение без мысли или, напротив, мысль без наслаждения не могут повлечь за собою такого несчастья. Пусть боги помогут нам не забывать, что все наши многочисленные любовницы — всего лишь женщины и схожи одна с другой, как плоды одного и того же дерева!
Закончив этим афоризмом свою речь, он умолк, задумавшись.
Он вспомнил приглашение на ужин, о котором совсем забыл в водовороте событий, и дал себе слово извиниться за эту забывчивость.
Он подумал, не напрасно ли продал раба-портного, который, конечно, закоснел в старой моде, но великолепно закладывал складки на туниках.
Он настолько углубился в свои мысли, что палочкой нацарапал на стене набросок своей скульптурной группы «Загреус и Титаны», где нашел, наконец, позу главной фигуры.
В это время в дверь постучали.
Деметриос озадаченно огляделся, вспомнил, где находится, подошел к двери и отворил.
Вошел старый палач, сопровождаемый двумя воинами в шлемах.
— Я принес маленький кубок, — угодливо улыбнулся палач любовнику царицы.
Деметриос молчал.
Кризи подняла голову и окинула камеру блуждающим взглядом.
— Ну, девочка, — произнес тюремщик, — пришло время. Яд растворен. Осталось лишь выпить его. Не бойся, тебе не будет больно.
Кризи взглянула на Деметриоса и увидела, что он, наконец, смотрит на нее.
Не сводя с него черных, расширенных зрачков, окруженных светящейся зеленью, Кризи протянула руку, приняла кубок и медленно поднесла его к губам.
Она омочила губы. Горечь яда заглушал наркотик, растворенный в меду. Смерть была сладка на вкус!
Она отпила половину — а затем вдруг протянула кубок Деметриосу...
Он небрежно отвел рукой этот неуместный дар.
Тогда Кризи осушила весь кубок — до зеленоватого осадка, оставшегося на дне.
— Что я теперь должна делать? — спросила она у тюремщика.
— Походи по комнате, моя девочка, пока не почувствуешь тяжесть в ногах. Тогда ты приляжешь, и яд закончит свое дело.
