Эммануэль Арсан - Лаура
— А теперь войди в нас!
Держа их вместе в своих объятиях, я вошел. Оргазм был сказочным. Я изверг свое семя не в одну из них, а, как того хотела Мирта, излил его в их двойное сердце, в их единое тело.
Все трое мы оставались в таком положении очень долго. Затем мои любимые отпустили меня. Мирта сказала Тиео:
— А теперь пора спать.
Девушка вернулась на прежнее место, но не стала ничего надевать. Обнаженная, она удобно положила голову на мой рюкзак, перекинув саронг через ноги и оставив открытыми свои бедра и живот. Затем она закрыла глаза.
Неохотно я отвел от нее взгляд и стал смотреть на звезды. Луны на небе не было.
— Что ты ищешь? — очень спокойно спросила Мирта. — Разве ты не получил все сегодня ночью? Все, что ты хотел? Все, что ты мог получить?
— Да. Но осталось еще что-то, чего я не получил.
— Почему ты не смеешь хотеть невозможного? — прошептала Мирта. — Это так прекрасно!..
Она была права. Мое сердце было, переполнено чувствами, желанием смеяться и плакать одновременно, духовным и физическим озарением, это бесконечное откровение, которое проходит и остается в памяти, — разве это не счастье?
Оно ли это?
Я не знаю и никогда не узнаю. Что толку обманывать себя? Никакой тайный обряд не научит меня. Никакая чужая мудрость. Никакая легенда. Нет никакого Нового Солнца ни в реальных, ни в воображаемых небесах, которое может подняться над этой землей и возродить меня, сделать меня другим.
Я не научу свою жизнь сначала ни в первый день приближающегося года, ни в какое-то другое время, здесь или где-нибудь еще. У меня есть только одна возможность: продолжать жить этой жизнью, своей собственной жизнью человека, который не знает своего будущего. До последнего дыхания мое горло будет пересыхать от неопределенности. Мои пробы, ошибки и фальшивые начинания никогда не иссякнут.
Разве справедливо не попытаться рискнуть и испытать эту возможность? Это моя собственная судьба… судьба каждого. У людей нет другого выбора — принять ее или не принять, то есть жить или умереть нашими собственными смертями и жизнями. Нам не дано испытать другие желания, понять другое знание, другой вид риска. Нет другой тайны, нет другого чуда. Играть другими смертями или жизнями — бессмысленно. Невозможно забыть даже свои собственные жизнь или смерть.
Прекрасно, что это наш единственный шанс. Но никто не смог бы заставить меня назвать это счастьем. Невозможно быть счастливым без знания.
Я смотрел на звезды, а моя любимая смотрела на меня. Я спросил:
— Ты когда-нибудь мечтаешь, Мирта?
— Да, мечтаю! — ответила она. — Но не жду, что мои мечты осуществятся.
Ее голос вспугнул ночную тишину. Она продолжала:
— У меня нет надежды. Нет страха. Поэтому я свободна, — она прижалась лбом к моему виску, она любила делать это, и это мне нравилось. Она говорила глухим, настойчивым тоном, будто спорила не ради себя, а ради кого-то другого: как будто чья-то безопасность зависела от силы ее убеждения, от того, встретит ли она понимание у меня или у других:
— Я выбрала свою жизнь. Я борюсь со своим телом, использую время, отпущенное мне. Я люблю этот мир, люблю это время и не сдамся вечности.
Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза:
— Любовь моя, если ты тоже перестанешь надеяться, то, возможно, найдешь, что ищешь.
Как обычно, мы проснулись на рассвете, но долго не вставали. Я первым открыл глаза, когда солнце уже было высоко и подумал, что мои друзья очень устали и решил не тревожить их.
Пытаясь не шуметь, я пошел умываться в реку, сожалея, что моя бритва, как и многое другое, утонула, когда мы проходили пороги.
Что-то беспокоило меня, но я не мог понять, что именно. На берегу, эта тревога стала более навязчивой: чего-то не хватало — но чего…
Боже праведный. Я внезапно отбросил от себя одежду, которой вытирался и, как маньяк, побежал на другой конец островка. Наконец я понял, что произошло. Там, где вчера вечером стояли наши два каноэ, не осталось даже следа на песке, ничего.
Я взглянул вверх по реке, глазами обшарил восточный и западный ее берега. Напрасно. Я знал это заранее, и даже не стал доверять, на месте ли наши четыре гребца. Тишина и спокойствие, царившие на островке, свидетельствовали, что их след давно уже простыл. Я проклинал наших исчезнувших гребцов. Но вскоре на меня напал сумасшедший смех, который развеял мое мрачное настроение. Я сказал сам себе:
— Как бы то ни было, всякий знает, что в рай можно попасть только на своих двоих!
Мои друзья еще спали. Я вытащил Мирту из рук Тиео. Она не пошевелилась, но я уже привык к этому! даже в лучшие времена ей нужно было минут десять, чтобы проснуться окончательно. К удивлению, Лауру и Николаса было также трудно поднять. Откуда взялась такая летаргия? даже Тиео с трудом удалось разбудить. Я ее растормошил, чтобы она помогла мне разжечь костер. Заодно мы проверили, что осталось от наших припасов.
На Николаса исчезновение каноэ произвело удручающее впечатление, а Лаура просто указала в проход между скалами:
— А если мы отправимся в этом направлении пешком?
— Это можно, но неизвестно, куда мы придем.
— Итак, ты не знаешь, куда нам идти?
Николас вынужден был признать, что у него нет ни малейшего представления об этом.
— Только Тиео может знать.
И точно. Тиео объяснила, что мы можем попасть на горную площадку, где будет происходить церемония, как по воде, так и по суше. Только пешком более утомительно.
— Спешить некуда, — сказал я. — У нас есть еще четыре дня в запасе.
— Нет причин отчаиваться, — заметила Лаура.
Позавтракав фруктами, мы разделили то, что осталось от наших вещей. Затем перешли реку, которая отделяла нас от холмистого прохода.
Я напрасно пытался выделить какую-то особенность каждой возвышенности, все холмы были абсолютно одинаковые под темными плащами кокосовых пальм, отливающими серебром под светом облачного утреннего неба. Эта однообразная гряда, казалось, вела туда, откуда мы пришли. Где уверенность, что мы не будем ходить кругами по этим возвышенностям, отличить которые одну от другой было невозможно? Я был подавлен, испытывая странную слабость в ногах. Даже если предположить, что Тиео не заблудится на этих склонах, хватит ли у нас сил, чтобы перейти их? Сможем ли мы попасть туда вовремя? И попадем ли вообще?
На третий день на нашем пути встретились водопады, каждый из которых был захватывающей дух высоты и величия. Падающая вода меняла цветовую гамму и принимала все новые оттенки. Шум ее совсем не казался устрашающим, скорее, он звучал, как колыбельная песня. С ним смешивалось пение птиц, разнообразное и веселое.
