Олег Болтогаев - Яблочный сок
— Я была не права.
— Давай знаешь что?
— Что?
— Давай запомним это.
— Что?
— Ну, то, что мы с тобой плавали в лунной дорожке…
— Хорошо. Согласна. Давай, запомним, — она, похоже, улыбается.
Не могу понять, воспринимает ли она мои слова всерьез или иронизирует.
Мы держимся на одном месте еще пару минут.
Замечаю, что нас все же относит течением.
— Поплыли обратно?
— Да, конечно.
— Плыви прямо по лунной дорожке.
— А можно?
Я громко смеюсь. Настолько искренним и наивным кажется мне ее вопрос.
Так можно и захлебнуться. От хохота.
Тоня тоже начинает смеяться. Умора!
Мы медленно плывем обратно.
Прямо по лунной тропинке.
Когда-то, еще в школе, я хихикал, прочитав, как поэт Бальмонт, прямо в пальто и шляпе, бросился в пруд, чтобы быть рядом с лунной дорожкой.
А вот теперь я его понимаю.
— Не устала? — заботливо спрашиваю я Тоню.
— Нет еще, — пыхтит она.
— Видишь, а ты боялась. Но ты не жди, когда почувствуешь усталость.
— Что ты сказал? — переспрашивает она, шумно хватая воздух.
— Не жди, когда почувствуешь усталость, — повторяю я.
— Вроде еще плыву.
— Подержись за мое плечо, отдохнешь, — я подплываю поближе.
— Давай.
Она кладет руку на мое плечо. Потом вторую на другое плечо.
Ого, я сразу чувствую это. Начинаю сильнее работать ногами.
Наши тела под водой соприкасаются. Меня это очень волнует.
И вот берег рядом. Пробую коснуться ногами дна — не получается. Рано. Плывем еще немного. Все, здесь по шею. Еще пара движений, и мы уперлись ногами в дно. Нормально. Доплыли. Слава богу.
А где же Сашка? Ах, вот он.
Сидит на корточках на берегу.
Набросил на себя полотенце.
Рассказать ему, что мы видели?
Какой смысл? Еще смеяться начнет.
Мы выходим из воды. Чувствуется, что это все же ночь, а не день. Хочется тепла. Лучистого, солнечного. Луна совсем не греет. Тоня достает из сумки большое полотенце и вытирается им. А я? Оказывается, я не взял с собой ничего. Придется и здесь держать фасон. Но Тоня замечает мою проблему и дает мне край своего полотенца. Мы снова касаемся друг друга. У нее упругое, прохладное тело. Ее кожа, как шелк. Все это очень волнительно.
Тоня покачнулась, я успел обнять ее за талию, иначе она бы упала. Теперь мы стоим, слегка прижавшись друг к дружке. Мне это нравится.
Но Тоня отодвигается от меня. Однако я все еще держу ее за талию.
Она несильно, но настойчиво пытается убрать мою ладонь. Ну почему?
— Холодно! Давай погреемся, — тюремно-доверительно шепчу я.
— Не надо, пусти, — но я вижу, что она смеется.
— Замерзну, будешь отвечать.
— Надень рубашку — не замерзнешь.
— А остальное?
— Что — «остальное»?
— Остальное — замерзнет. А там важнейшие органы.
— Так и уж — важнейшие.
— Конечно, важнейшие. Ты должна знать.
— Нет, я не знаю.
Мы смеемся.
— Ну что? Оделись?
Только теперь я вспоминаю, что с нами Сашка.
Мы идем обратно. Луна уже поднялась повыше и стала меньше размерами. Начинаем разговор с Сашкой о том, почему, когда луна низко, то она кажется больше. Прописные физические истины. Но мы рассуждаем со смаком, потому что Тоня нас внимательно слушает. Приятно казаться умными. Обсуждаем полет американцев на Луну. Здорово это у них получилось.
Потом я пытаюсь разговорить Тоню, узнать, где она живет, есть ли у нее братья и сестры. Да, есть, младший брат. Ходит в седьмой класс. Словом, все как обычно. Мы знакомимся поближе, мы узнаем друг друга.
Мы так увлеклись разговором, что появление перед нами здания нашей общаги оказалось для нас полной неожиданностью. Свет уже был погашен. Народ спал. Мы проводили Тоню до самой двери. Мне очень хотелось, чтоб Сашка пошел к себе, но он плелся рядом, как привязанный. Мы постояли на порожке. Неподалеку, у самого заборчика, самозабвенно целовалась какая-то парочка.
Мне тоже захотелось поцеловать Тоню.
Хотя бы в благодарность за то, что она решилась пойти с нами. За то, что не побоялась плыть со мной до самой середины реки. Ведь мы вместе видели такую редкую красоту. Это наша маленькая тайна.
Но как я мог целовать ее, когда рядом стоял Сашка?
Засыпая, я все думал о Тоне. Да, она мне определенно нравится.
А под утро она мне приснилась. Такие сны обычно никому не рассказывают. Потому что это — про близкие отношения. Мне хотелось, чтобы мой сон сбылся.
Я увидел ее только во время обеденного перерыва. Мы с Сашкой стояли впереди и позвали к себе Тоню и Наташу. Девушки подошли к нам. При этом они виновато оглянулись на своих подружек. Но, увы, всех их мы взять к себе не могли.
Речь идет об очереди к раздаче, если кто не понял.
Впервые мы обедали, сидя за одним столом. Меня словно что-то распирало и я острил напропалую. Мне хотелось красиво молчать, но не получалось. Красиво молчал Сашка. Я попытался помолчать, но при этом за столом повисла тягостная, напряженная тишина. Нет, уж лучше я буду говорить.
Слово — серебро, молчание — золото.
Придется обойтись серебром.
День пролетел совсем незаметно. Тоня с подружками после обеда дважды заглядывали к нам. Мы угощали их соком. Ожидание вечера приобрело новый, особый смысл. Потому что мы пригласили девчонок погулять после танцев.
Луна. Огромная. Видно, как днем. Стожок сена. Неподалеку еще один. Здесь с утра до обеда торжествовал крестьянин, думая о грядущей зиме и о своей скотинке. Второй покос. Ночью мы арендуем место под стожком. От коровенки или козы не убудет, если мы слегка разворошим сено.
Не сидеть же нам на стерне! Особенно нашим девушкам.
Два стожка. Не сидеть же нам под одним стожком.
Три стожка. Нас-то ведь шестеро.
Сказать честно — мы слегка выпили. Повод — за знакомство. Хотя с Тоней мы, конечно, уже знакомы. Был Дон, были танцы. Но нельзя быть «против», если все «за». Да и винцо классное. Болгарское — «Варна». Десертный вариант словно специально предназначен для контакта с девушками. Плюс два десятка яблок, которым мы не дали погибнуть под нашим безжалостным прессом.
Итак, яблоки и «Варна». Ноль семь на шестерых. Это почти ничего, но в коленках чувствуется. И внутри тепло. Хорошо.
Выпив, мы расходимся по полю.
Каждой паре по стожку сена.
Кладу на сено свой пиджак, девушка осторожно садится на него.
Прямо над стожком, который облюбовали мы с Тоней, проходит высоковольтная линия. И мы слышим тихий, заунывный звук ветра в проводах. В нем столько печали! Какая-то нескончаемая песня. Но мне она нравится. В ней есть что-то философское, вечное. Говорю от этом Тоне. Радуюсь, что она согласна со мной.
