Зимний двор (ЛП) - Хатчинс Амелия

Она прижилась к Синджину, снова и снова повторяя его имя, будто он её спаситель, её Бог.

Он шлёпнул её по центру и погладил плоть, успокаивая вызванную боль, а затем приподнял ноги Айслин, разведя их в стороны, и наклонился, жадно завладевая её губами.

— Я могу заниматься этим всю ночь, — предупредил он. — Я хочу заниматься этим всю ночь, — поправился он.

— Я не хочу, чтобы мной владели, — кипела она, прижимаясь к нему бёдрами в попытке взять то, что нужно. — Накорми меня.

— Нет, пока ты не признаешь то, что мы оба уже знаем.

— Заставь меня, — хрипло прорычала она, покачиваясь на его внушительной длине, зная, что несколько хорошо рассчитанных толчков сведут её за грань. Айслин начала опускать руку, чтобы погладить себя, и он поймал её, прижимая к кровати над головой. Его смех был хриплым, он касался её тела, будто стал с ней единым целым. Затем вышел, но не до конца, чего, как она знала, не произойдёт в ближайшие часы.

Его волк требовал свою долю. Он увеличился до такой степени, что не мог выйти из тела Айслин, не разорвав её на части.

— Скажи.

— А если скажу, что тогда? — спросила она, затаив дыхание. — Думаешь, если я скажу, это станет правдой? Я могла бы сказать всё, что захочешь, но всё будет впустую. Я принадлежу не тебе, а своему народу. Мне нечего тебе дать, только королевство для тех, кто решил последовать за короной.

— Ты ошибаешься, — промурлыкал он, посасывая розовый сосок, и царапая зубами нежную плоть. — Ты, я хочу тебя. Не твою корону, не твой народ. Я хочу, чтобы ты, женщина подо мной, которая издаёт самые восхитительные стоны, когда кончает, хотела меня. Короны приходят и уходят, но то, что между нами? Я хочу этого. Я хочу провести остаток своих дней, трахая тебя, зная, что ты тоже хочешь меня. Я хочу смотреть, как растёт твой живот с моими малышками, уютно устроившимися в нём, и наблюдать, как они расцветают внутри тебя. Я хочу обнимать тебя, пока ты будешь кормить наших детей из этих идеальных сисек, и смотреть, как они растут. Этого твоя корона не может дать мне, Айслин. У меня есть титул, который значит для меня больше, чем любой другой, но я хочу, чтобы ты хотела меня, — промурлыкал он, переключая внимание на другую грудь.

— Никто никогда не хотел меня до тебя, — призналась она, вскрикнув, когда он глубоко вонзился в её тело. — Я твоя, — призналась она, зная, что это правда, и всё же не до конца понимая, что ей нужно сказать. За всю жизнь никто никогда не хотел от неё ничего, кроме короны. Никто никогда не говорил с ней так, как он, и его не волновало, что у неё на уме.

Выбор был сделан не потому, что она страстно желала его; дело в том, в чём нуждалась корона, которую она унаследует. Но этот мужчина? Этот зверь, который научил её получать удовольствие и унёс разум туда, куда она боялась даже мечтать, хотел её?

— Скажи это ещё раз, — потребовал он, и она повиновалась, повторяя это до тех пор, пока он не вошёл в её тело достаточно сильно, чтобы сорвать слова с губ. Её слова уничтожили его, и он взял её жёстко, быстро, и пощады не было. Он хотел, чтобы ей было больно, чтобы каждый раз, когда она вздрагивала, вспоминались слова и то, что она обнаружила, извиваясь под ним. Он хотел, чтобы она помнила, что принадлежит ему и только ему.

Он застонал, когда достиг освобождения, наполняя её своим ароматом, когда он увидел, как её глаза закатились, а рот открылся, чтобы закричать в собственном освобождении. Чёрт возьми, она прекрасна. Так чертовски красива, что ему стало больно. Её руки превратились в лёд, который должен был причинять боль, но его тепло поглотило это. Они были покрыты потом; пар от его тепла смешивался с её холодом и заполнял камеру, в которой он заявил на неё права.

Его голова прижалась к её, и волк ослабил хватку, позволив члену уменьшиться. Но не ушёл полностью, не тогда, когда снова возникло желание овладеть ею.

— Ты огонь, — хрипло произнесла она, начиная двигаться под ним, желая большего.

— А ты ледышка, — хрипло простонал он, наблюдая, как её голубые глаза начинают светиться голодом. — Ты первая женщина, с которой я могу найти облегчение, не сжигая её изнутри.

— Накорми меня, кажется, я не могу насытиться тобой.

И он проделывал это несколько раз, пока они не стали сплошным бескостным удовольствием, что продолжалось до раннего утра. Как только он доставлял ей удовольствие, она заверяла, она больше не выдержит, а он притягивал её влажное тело к себе и крепко обнимал. Он никогда не позволял женщине оставаться после секса, но жаждал её близости. Синджин в полной заднице, и знал это. Понимал, что свернёт горы, лишь бы она была с ним. Он пошёл бы на войну, чтобы уберечь её и их не рождённых детей от отца-убийцы Айслин.

Спустя много времени после того, как она уснула, он убрал с её лица взъерошенные волосы и поцеловал в лоб.

— Я убью его ради тебя и предъявлю права на тебя и твоё королевство, и вместе мы будем править им. Я защищу тебя, моя свирепая маленькая королева.

Глава 35

Райдер расхаживал по камере, пока Синджин делал вид, что не обращает на него внимания. Но он знал, что ему нужно, и, чёрт возьми, хотел этого так же сильно, как и его брат. Он поднял глаза, одевая свою женщину в нежно-голубое платье, от которого у него заныли яйца, когда он медленно, осторожно поднялся с кровати. Его тело болело от секса, но ему нравилось.

— Ты определил местоположение? — спросил Райдер, смотря в глаза Синджину, отказываясь опустить взгляд на член брата, который, по-видимому, был недостаточно удовлетворён. — Ты не возражаешь? — спросил он, когда Синджин направился к двери камеры и вышел оттуда голым.

— Нет, а ты? — возразил он, потягиваясь, ухмыляясь, когда Райдер взмахнул рукой, облачая его в доспехи. — Она моя, она, чёрт возьми, не выйдет за него замуж. Должен быть другой способ.

— Ты хочешь увидеть, как она умирает? — спросил он, и в груди у него защемило при мысли о том, что это произойдёт. — Я так и думал. Разведчики вернулись снова, ничего не зная о местонахождении дворца, — сообщил Райдер, наблюдая, как Синджин расхаживает перед камерой, его взгляд скользнул к спящей женщине внутри.

— Он не может просто исчезнуть, — прорычал он, дёргая себя за волосы, его гнев был ощутим, когда он шагнул к Райдеру. — Алазандер без проблем обнаружил двор, почему мы не можем этого сделать?

У Алазандера были шпионы при каждом дворе, и он не позволял им свободно передвигаться, без его ведома. Меня не волнует, что они переезжают, главное, чтобы десятина выплачивалась своевременно. Я не хочу, чтобы они боялись нас, как того жаждал Алазандер. Я хочу, чтобы они нуждались в нас, как раньше.

— Благие могут знать, как отследить двор.

— И что они хотят за это? Ты думаешь, Орда плохая? Они выставляют нас пушистыми феями. Они были заперты в этой клетке при рождении, или большинство были заперты. Если их освободят, у нас возникнут проблемы серьёзнее, чем Маги, стоящие у наших дверей.

— Я всё ещё не могу поверить, что он это сделал, — признался Синджин, останавливаясь и бросая любопытный взгляд в сторону камеры и его женщины, которая спала внутри. — Не могу поверить, что я это сделал. Я стану отцом, Райдер. Не знаю, что делать, чтобы защитить её, но я знаю, что всё внутри кричит, что теперь она моя. Я знаю, что облажался, но не позволю ему потребовать её для исполнения клятвы, что, возможно, и было его намерением с самого начала. Она не его ребёнок, и он без колебаний заберёт её жизнь. Теперь благодаря клятве он держит в подвешенном состоянии три жизни. Он должен умереть до того, как истечёт время.

— Четыре дня, Синджин. Через четыре дня Джеральд принесёт клятву на крови, и мы думаем, что именно поэтому двор до сих пор передвигается. Королю нужно лишь держаться подальше от нас и потянуть за ниточку, чтобы посмотреть, выполнила ли она свою часть сделки. Если нет, он может перерезать пуповину, которая связана с её жизнью или с моей. Так что ты позволишь ей выполнить свою часть задания, а мы выследим этого ублюдка и разорвём на части. К сожалению, ей придётся исполнить супружеские обеты с Кейлином, и ты позволишь. Не потому, что хочешь, чтобы это произошло, или потому, что ты, возможно, захочешь убить его впоследствии, а потому, что она действительно носит в своём чреве жизни твоих детей, и единственная альтернатива — смерть.