Эхсан Шаукат - Пламя страсти
лекаря-афганца. Она пошла за женщиной, которая привела ее в комнату с широкой
тахтой, застеленной тонким полотном. Женщина легким движением усадила Эвелин
и мягко, но настойчиво развела в стороны ее колени. Сюда же вошли
Нурахмад-хан с афганцем.
Тон хозяина изменился:
-- Советую тебе быть послушной... Теперь ты здесь, у нас, и мы хотим поближе
познакомиться с тем, что приобрели. Если будешь вести себя хорошо, все будет
в порядке.
Эвелин ничего не понимала. Женщина-служанка подтолкнула ее и уложила на
спину, задрав вверх разведенные ноги с согнутыми коленями.
Мужчина в каракулевой шапке пригнулся, его руки раздвинули складки интимных
губ Эвелин и приоткрыли вход в устье. Он ввел туда два сложенных пальца и,
погрузив полностью, с силой повернул -- сначала в одну, потом в другую
сторону. Он действовал так, словно исследовал не живой и нежный орган, а
некий неодушевленный предмет с узкой и влажной щелью.
Под давлением просунутых пальцев мышцы расслабились, стенки влагалища сделались
податливыми и эластичными. Вскинутые бедра Эвелин непроизвольно задрожали.
Афганец быстро убрал свою руку, сомкнул ее ноги, спрятав исследованное место,
осмотром которого он, казалось, остался доволен. Теперь, видимо, наступила
очередь Нурахмад-хана. Он приказал Эвелин повернуться, встать на четвереньки
и как можно выше приподнять таз. Она повиновалась, ее большие белые ягодицы
оказались перед его склоненной головой. Он раздвинул бархатистые полушария и
подобрался к потаенному отверстию заднего прохода. Его указательный палец
сделал несколько кругов, массируя это место, потом вдруг вклинился туда,
словно большой винт.
От неожиданности Эвелин дернулась так, что ее зад с силой шлепнул
Нурахмад-хана по жирному лицу. Тот что-то мрачно пробурчал, покачал головой и
сказал несколько слов женщине -- снова на незнакомом Эвелин языке.
Служанка вышла и сразу вернулась, в руках у нее был какой-то предмет.
Она передала его Нурахмад-хану, который поднес его к лицу Эвелин. Предмет
имел форму колбасы, он был из кожи, набитой внутри опилками.
Нурахмад-хан пояснил:
-- Придется побыть с этим часа четыре. Это снимет напряжение, сейчас там
слишком жестко...
Сказав это, он вновь подошел к Эвелин сзади. Человек в каракулевой шапке
своими пальцами осторожно расширил ее маленький анус, а Нурахмад-хан втиснул
туда кожаную колбасу и несколькими толчками загнал ее вглубь почти полностью,
оставив торчащим лишь самый конец. После этого удалился, а державшая Эвелин
женщина отпустила ее.
Только сейчас Эвелин поняла, что произошло. Абулшер просто-напросто продал
ее этим людям. Она вспомнила упоминание чайханщика о живом товаре.
Конечно, Абулшер получил с них не меньше того, что отняли джелилы.
Что ж, когда-нибудь он расплатится за все...
Эвелин ощутила слабость в ногах. Втиснутый в нее предмет мешал ходьбе, теперь
ей больше всего хотелось добраться до кровати и лечь. Очутившись в выделенной
ей комнате, Эвелин легла лицом вниз и постаралась как можно скорее забыться.
Уже засыпая, она почувствовала, как женские руки заботливо укрывают ее чистой
простыней...
* * *
Окно в комнате было закрыто ставнями, но луч солнца проник сквозь щели и
разбудил Эвелин. Она открыла глаза. Вспомнила вчерашний вечер и с облегчением
почувствовала, что тяготившего ее кожаного предмета в ней уже нет. Наверное,
его убрала служанка. Осталось, правда, ощущение, как будто внутри был воздух...
Вошла женщина, она принесла еду: овечий сыр, горячие лепешки, несколько
кистей винограда и пиалу чая. Эвелин с аппетитом позавтракала и выпила чай,
который ей показался необычно густым и очень терпким. Она спросила об
этом у служанки, та ответила:
-- Так надо. Это придаст тебе силы. Пей еще.
В чай было что-то добавлено, когда Эвелин выпила его, ей захотелось еще.
Женщина сходила за чайником и налила ей. Напиток быстро вызвал радостное
возбуждение, все грустные мысли отлетели, окружающие предметы сделались
контрастно-выпуклыми, их окраска приобрела живые и яркие оттенки.
Вскоре прибыли Нурахмад-хан с афганцем. Первый сказал Эвелин, что сейчас ее
поведут на главный базар. Эвелин хотела спросить, что ей надеть, но служанка
уже успела накинуть на нее, прямо на голое тело, длинный бурнус с капюшоном.
Капюшон почти полностью скрыл ее лицо, но все же Эвелин ухитрилась
рассмотреть дорогу.
Они быстро дошли до площади, пересекли ее и оказались на главном базаре.
Здесь были свои улицы и переулки, образованные рядами торговцев и ремесленников.
Стоял невообразимый шум, торговцы зазывали к себе и расхваливали товары.
Сперва Эвелин и ее спутники прошли через мясные ряды, где подвешенные на
крюках бараньи туши чередовались со связками живых кур. Потом начались горы
арбузов и дынь, за ними шли прилавки с изюмом, курагой, финиками и орехами.
Далее надо было пройти через место, занятое уличными портными. Наконец они
вышли в ту часть базара, где устраивались различные представления. Эвелин
рассмотрела павильон, где, судя по вывеске, выступали индийские факиры. За
ними находилась арена китайского цирка, а дальше тянулась вереница маленьких
дощатых сараев и просто будок, все они были ярко размалеваны.
Нурахмад-хан остановился около одного из таких сараев и отпер его. Они
вошли внутрь. Помещение было перегорожено матерчатой занавеской, за ней
стоял турецкий диван с несколькими подушками. Мужчины сняли с Эвелин
бурнус, подали ей увесистую банку и сказали, что в ней -- мазь, которой
она должна натереть себе грудь, под мышками и в паху. Когда она сделала
это, они уложили ее на диван и связали лодыжки ног, а руки подняли за
голову и замотали концами шнуров, пришитых к изголовью дивана. В это время
в сарай вошел молодой индус, который что-то спросил у Нурахмад-хана.
Тот ответил, индус вышел и сразу же за стенкой раздался его зычный голос:
-- Только здесь! Белая, как снег женщина! Никем, кроме мужа, не тронутая!
Всего за четыре монеты! Только у нас! Белая и чистая, как снег женщина!
В помещении было душно, пахло притираниями. Эвелин чувствовала странное
возбуждение. Оно неуклонно нарастало в ней...
Острый аромат, исходивший от ее тела, щекотал ноздри и приятно кружил голову.
