Сол Стейн - Другие люди
— Наверное, ее муж, — заметил Томасси. — Каждый вечер примерно в это время он проверяет, дома ли она.
— Мой отец говорил, что в зале суда вам нет равных. Он, правда, забыл упомянуть об умении стравить ваших оппонентов.
Томасси рассмеялся.
Вернулась Джейн.
— Все в порядке. На который час заказан столик?
— Не волнуйся, за него никого не посадят.
— А может, пригласить и твоего клиента, чтобы отнести стоимость обеда в графу «производственные расходы» и уменьшить на эту сумму подоходный налог?
— Ладно, — я встала. — Такси я могу подождать и на улице. Я сумею позаботиться о себе.
— И правильно, дорогая. Я вот предпочитаю, чтобы заботились обо мне. Мой итальянец не так хорош, как старина Джордж.
На его лице отразилось раздражение.
У двери я попрощалась и вышла на улицу. Из дома донеслись голоса: говорили на повышенных тонах. Я шла по дорожке к тротуару. Из земли уже вылезали крокусы. Я посмотрела налево, потом направо, гадая, откуда появится такси, потом услышала его шаги. Обернулась. Джейн стояла на крыльце.
— Ты пожалеешь, — и скрылась в доме, хлопнув дверью.
Томасси открыл дверцу «мерседеса».
— Залезайте, — звучало как приказ.
Сам он обошел автомобиль, сел за руль.
— А как же такси? — полюбопытствовала я.
— В следующий раз будет знать, как задерживаться, — мы уже проехали метров двести, когда он продолжил: — Столик-то заказан. Как насчет обеда?
— Смешанные пары. Сколько сетов?
— Вы играете в теннис?
— Нет, я играю в ту же игру, что и вы.
— О? Что это за игра?
— Слова.
Глава 12
Томасси
Когда мы вошли в ресторан, Майкл помахал мне рукой из-за стойки и поспешил навстречу, чтобы проводить нас к угловому столику, подальше от суеты в центре зала.
Походка у Майкла Дичрополиса уже не такая легкая, что прежде. Располнел он на своей же удивительно вкусной еде, но его темные глаза пребывают в непрерывном движении, дабы предугадать возможное желание своего гостя.
Здороваясь с нами, Майкл обежал Франсину взглядом с ног до головы. Он, несомненно, заметил, что она намного моложе тех женщин, что я обычно приводил к нему.
— Добро пожаловать! — воскликнул Майкл, словно только и ждал ее прихода. Отодвинул стул, а когда она начала садиться, подсунул его под Франсину, да так аккуратно, словно садилась она не на стул, а на его руки.
— Это мисс Уидмер, Майкл, мой клиент.
— Я рад, что теперь она и мой клиент.
Тут боковым зрением Майкл углядел три пары, входящие в зал, и поспешил к ним, пообещав, что вернется, как только усадит «своих посетителей». Мы, разумеется, проходили по категории гостей.
Я рассказал Франсине, что Майкл назвал свой ресторан «Акрополис», потому что американцы, конечно, не запомнят его фамилии, а вот название ресторана будет ассоциироваться у них с Акрополем. Но, к неудовольствию Майкла, большинство постоянных клиентов называли ресторан «Аннаполис».[13]
Меня всегда интересовало, а что заставляет людей заниматься тем или иным делом. Некоторые рестораторы в частных беседах заявляли, что ими движут только экономические мотивы. Ресторанному бизнесу не грозит спад: люди должны есть. Утверждение это, разумеется, не соответствует действительности. Людям совсем не обязательно есть в ресторанах, и в периоды экономической депрессии рестораны, за исключением дешевых столовок-забегаловок, прогорают. Настоящим рестораторам, которые обрастают постоянной клиентурой, как и их повара, важен сам процесс: приготовить пищу, подать ее на стол, посмотреть, как гости с аппетитом поглощают ее. В мире еды эти греки и итальянцы, что еврейские мамаши: ешь, ешь, как бы говорят они, все приготовлено специально для вас. Представьте себе, каким бы был Ближний Восток, если бы его не заполонили эмигранты, полагающие едой кусок мяса, вареный картофель и подсахаренный салат из шинкованной капусты.
Размышления мои никто не прерывал, а покончив с ними, я заметил, что Франсина внимательно вслушивается в греческую музыку, негромкую, способствующую поглощению пищи, а не отрывающую от еды. Как грациозно поворачивала она голову.
Едва нам принесли коктейли, у стола вновь возник сияющий Майкл.
— Так что ты предложишь нам сегодня, Майкл? — спросил я.
— Я бы рекомендовал амброзию моря.
— Ты уверен, что эта амброзия не осталась у тебя с прошлой пятницы?
Майкл, словно в ужасе, замахал руками.
— Разве я посмел бы предложить лучшему адвокату Америки рыбу, недоеденную пять дней тому назад? Неужели я жажду попасть в тюрьму, потерять репутацию?
— Майкл, никто не подавал на тебя в суд?
— Никогда!
— И никто не жаловался на качество еды?
— Жаловались, что ее мало.
— Майкл, расскажи нам о своей амброзии.
— Да, ваша честь.
— Так обращаются к судье, Майкл, не к адвокату.
— Великий адвокат должен стать великим судьей, правильно?
— Неправильно, — ответил я, поворачиваясь к Франсине.
Она смотрела мимо меня.
— Майкл, вы согласны, что лучше самому играть в бейсбол, чем судить игру?
— Ага! — кивнул Майкл.
— Судья, — продолжила Франсина, — никогда не выигрывает.
Наш хозяин, Майкл Дичрополис, почувствовал, что его глаза видят далеко не все. И сложил пухлые ладошки, словно собрался помолиться.
— Я объясню вам, что такое амброзия моря. Помпано, приготовленная по особому рецепту. Кроме меня, его не знает никто. Соус из маленьких креветок, — он разве что не чмокнул.
Майкл посмотрел на Франсину. Та кивнула, показывая, что согласна на амброзию.
— Отказаться просто невозможно, — Майкл презирал посетителей, заказывавших по меню. — Туристы, — называл он их, даже если они приходили в двенадцатый раз.
— Мне тоже помпано. И я надеюсь, что «шабли» ты уже охладил.
— Для тех, кто заказывает сегодня амброзию, «шабли» у меня идет по шесть долларов пятьдесят центов за бутылку. И зачем мне проводить столько часов за плитой, готовя фирменное блюдо, не положив на лед несколько бутылок «шабли»? Что, по-вашему, у меня, «Макдональдс»?
Последнюю фразу он произнес не без горечи. Раньше во второй половине дня к Майклу частенько заглядывала молодежь, выпить холодного пива и съесть кусок мяса, запеченного с сыром в тесте («За гамбургером можно ко мне не ходить», — говаривал он). Он знал, о чем поговорить с молодыми, когда оставить их одних. Но в соседнем квартале открылась закусочная «Макдональдс». Конечно, говорить там было не с кем, еда не шла ни в какое сравнение с рестораном Майкла, но он не мог позволить себе такие низкие цены: два доллара тридцать центов за «бигмак». И молодежь стала бывать у него лишь по особым случаям. Они предпочитали есть не так хорошо, но куда дешевле. Для Майкла дезертирство молодых стало еще одним свидетельством заката цивилизации, начавшегося с разрушения Акрополя.
