Лора Касишке - Вся жизнь перед глазами
И все-таки кое-что из услышанного застревало в ее голове, и эти новые представления будили ее спящий мозг, наводя подобие порядка в царившем в сознании хаосе. Она ловила себя на том, что стала иначе смотреть на окружающий мир…
— Грех, — говорил он. — Что такое грех? Что такое зло? Как Блаженный Августин трактует грех и зло?
Никто не поднял руку.
Насколько она помнила, Блаженный Августин согрешил в детстве, когда вместе с дружком украл из чужого сада персики. Мальчишки нарвали плодов сколько могли унести, после чего выбросили их.
— Зачем мальчики украли персики?
— Может, хотели есть? — предположил один студент.
— Ничего подобного, — возразил другой. — Они же их выбросили.
— Вот именно. Они украли персики просто ради того, чтобы согрешить. Это, по определению Блаженного Августина, и есть грех.
У нее раскрылись глаза. Она чувствовала себя так, словно умирала от жажды и ей дали глоток воды.
Но по большей части в этой аудитории ее не покидало ощущение, что она болтается где-то между Средневековьем и современностью, пытаясь смотреть фильм, который показывают с проектора, направленного на ее лицо. По счастью, с середины семестра она начала спать с профессором Макфи, а к концу года тот бросил жену, и они переехали в квартиру, которую он снял для них на окраине.
Записи, сделанные до того, как она бросила вести конспекты, Диана сохранила. Иногда она доставала их из книжного шкафа в мастерской и, перечитывая заполненные детским почерком страницы, уже не удивлялась, что ничего не понимала в лекциях Пола. Даже если пыталась записывать их розовыми чернилами.
— Можно угостить вас чашечкой кофе? — в один прекрасный день предложил он.
Душа человека — тайна, проникнуть в которую под силу только Богу.
От «Дома ангела» они пошли к расположенной через дорогу кофейне, в которой подавали кофе капучино, сандвичи с огурцами и продавали конфеты на вес.
Диана тогда почти не пила кофе, поэтому он купил ей пакет ирисок и чашку горячего шоколада. А несколько дней спустя, когда в ее комнате в общежитии он расстегивал пуговицы на ее блузке, у него так дрожали руки, что в конце концов ей пришлось сделать это самой. Потом профессор Макфи бросился на колени и целовал ей грудь, соски, плоский живот, пупок… Смеялся над золотым кольцом в пупке, а потом расстегнул на ней джинсы и стянул их и целовал бедра и впадинку между ними.
В комнате, где на стенах висели постеры с солистками балета и повсюду валялись мягкие игрушки, Диана опустилась на узкую кровать. Стягивая с ее плеч блузку, он спросил, девственница ли она.
— Да, — ответила она и внезапно обрела девственность.
Август — ужасный, душный брат июля…
Не спасал даже кондиционер. Спать стало невозможно. Жара медленно вползала в тело, проникала в кровь. В город, накрытый, словно одеялом, жарким влажным воздухом, не тянуло. На всем лежала жирная, липкая, вонючая пленка.
Они не испытывали ни малейшего желания бродить в гордом одиночестве по пустынным залам магазинов, слушая гулкое эхо собственных шагов.
Газеты пестрели заголовками, пугая самым жарким летом в истории города.
С балкона своей квартиры одна из девочек внимательно наблюдала за тем, что творится в соседском садике. Его освещало солнце, дробившееся на голубой глади бассейна… Его поверхность подергивалась рябью, напоминая пульсирующие извилины на полушариях мозга.
Дом внизу целый день пустовал.
В бассейне — ни души.
Даже на подъездной дорожке ни одной машины.
Сверху ей все было отлично видно.
— Можно пойти в городской бассейн, — засомневалась по телефону подружка.
— Еще чего! С мелюзгой в одной луже!
— А если поймают?
— Подумаешь. Поорут и перестанут.
— И то правда. За плавание в чужом бассейне в тюрьму не сажают.
— С тобой все в порядке? — спросил Пол. — Я переволновался.
— Все прекрасно. — Диана тронула пальцем висок, в который ее стукнуло зеркалом. Ни следа. Даже не покраснело. Так что все отлично. И будет еще лучше. А та девушка, с которой она его видела… Та, что шла, сунув руку в задний карман его брюк и заглядывая ему в лицо… Да не было никакой девушки.
В последнее время ей часто стало мерещиться бог знает что.
Это все гормоны.
А может, зрение. Ей нужны не солнечные очки, а настоящие, с диоптриями.
Надо сходить к врачу.
Пол с явным облегчением рассмеялся.
И тут они услышали вопль.
Пронзительный крик слышался с кухни, и оба кинулись туда. Пол добежал до двери первым, и та захлопнулась за ним прежде, чем Диана успела проскользнуть в дом. На короткий миг помещение кухни предстало перед ней увиденным через москитную сетку — разделенным на крохотные клетки, словно раздробленным на молекулы, как если бы некий физик-экспериментатор вознамерился разъять материю на составные части и сложить их заново.
Эмма стояла спиной к кухонному столу, бросив на пол рюкзачок с Белоснежкой. Рукой она зажимала рот и испуганно таращилась широко открытыми глазами.
— Что случилось? — закричал Пол и слегка тряхнул Эмму за плечи. Диане показалось, что он не столько обеспокоен, сколько раздражен.
Она подлетела к дочери и отпихнула мужа в сторону.
— Что с тобой, девочка моя? — Она осторожно отвела ручку Эммы от лица с по-прежнему синими губами.
— Не хочу! Не хочу! — Эмма затрясла головой. Из глаз брызнули слезы. — Не хочу! Не надо! Не хочу!
Она ткнула пальцем в миски, поставленные Дианой для кота. Обе опустели.
— Чего ты не хочешь? — не понял Пол, переведя взгляд на миски.
— Я его видела, — сказала Эмма, продолжая трясти головой. Она растрепалась, и в лучах предзакатного солнца каждый светлый волосок четко вырисовывался на фоне мириад пылинок, что всегда кружат вокруг людей, обычно невидимые — целые галактики и вселенные, целые звездные скопления, которые мы, не замечая, вдыхаем и глотаем. — Это не Тимми. — Эмма осела на пол и, уткнув лицо в ладони, зарыдала. Она сидела, раскачиваясь, в ореоле светящихся пылинок, и плакала взахлеб.
Пол опустился на плиточный пол рядом с ней, приобнял ее и поднял на ноги. Эмма вырвалась и стукнула его кулаком в грудь. Он сжал ее плечи, и она стала пинаться ногами.
— Это не Тимми! — кричала она. — Пусть уходит! Выгони его!
— Конечно это не Тимми. — Пол тоже почти кричал. — Тимми умер. Это совсем другой черный кот. Бродячий кот.
Выпустив Эмму, он с подозрительным прищуром посмотрел Диану:
— Ты что, сказала ей, что это Тимми?
