Шахразада - Хасиб и Царица змей
– Да, мой верный страж. Ибо я не только Царица змей, но еще и существо, имеющее людскую ипостась. И потому не против насладиться страстью, а только потом отдать вам тех, кто сейчас рассматривает в подзорную трубу наш уединенный островок.
– Ты хитра…
– О нет, просто прикидываю, в какие игры сыграть с наглецами, которые собираются ограбить наш уютный островок.
Чудовища заулыбались. О, игра предстояла столь же забавная, сколь и редкая.
Когда кораблик достиг берега, солнце уже садилось. Его косые лучи просвечивали насквозь острые скалы над бухтой. Пятна нестерпимо ярких цветов ложились на спокойную воду заводи, окрашивая ее синим, зеленым и сиреневым. Алмазы, принимая последние лучи, дарили окрестным черным камням радугу, которая не могла бы сравниться с настоящей радугой, что иногда воцаряется в небесах. Но и сами эти черные камни были не так просты, как могло это показаться вначале. Они давали лишь редкие отблески – так блестеть может полированный металл, над которым кузнец завершил работу только миг назад.
– О мой Бог! – прошептал тот, кто стоял на носу бригантины. – Мы будем не просто богаты, мы будет чудовищно богаты. Цари будут просить у нас подаяния, а сам папа римский не побрезгует принять нас в своих параднейших покоях.
Макама двадцать шестая
– Али, Мехмет, Сигурд, паруса долой!
В ответ на эту команду по палубе парусника загрохотали босые ноги, и вскоре, ведомый лишь косым стакселем, кораблик бесшумно вошел в сказочной красоты, словно для него приготовленную, бухточку.
Скалы окружали ее почти полным кольцом, не давая войти внутрь ни высокой волне, ни резкому порыву ветра. Миг, и загрохотала в клюзах якорная цепь. Цель странствия была достигнута.
– Ну, вот мы и прибыли туда, куда не может прибыть никто, ибо место это живет лишь в легендах! Помнишь, Мехмет, как смеялись надо мной в «Старом якоре», когда я вытащил эту карту?
– Конечно помню, капитан! Как помню и то, что сделала с наглецом твоя «чертова флейта»!
– Да! – Капитан с удовольствием потянулся. – Тот выстрел мне удался… Как и многие ранее.
В почти полной темноте собеседники переглянулись. Абордажная команда готовилась к самой необычной из всех высадок. Крючья и арбалеты сейчас были без надобности, но вот толстые мешки и связки факелов должны были пригодиться уже через миг после того, как сапоги из кожи морского змея коснутся берега.
Вскоре запылали факелы под ударами кресала, и первая дюжина человек вместе с капитаном покинула «Смеющийся призрак». Впервые боцману можно было не подгонять гребцов – ведь пустынный берег был столь близок, что каждый из команды торопился наконец ощутить под ногами долгожданную землю. К тому же сулящую спокойную и безбедную, а быть может, и богатую жизнь до самого ее далекого еще конца.
Темнота окутывала корабль, окутывала и тех, кто ступил на землю, и тех, кто оставался на борту. Конечно, можно было под покровом ночи набрать самоцветов, которыми была усыпана столь гостеприимная бухта, и со всех ног убегать, пока целы. Но капитан решил, что он дождется рассвета и попытается пройти вглубь острова. Туда, где просто обязаны найтись камни куда более крупные и куда более ценные, чем мелкие обломки и береговой песок.
Лагерь, который второпях при свете факелов разбили охотники за сокровищами, был мал и неуютен. Никто и не думал устраиваться надолго – ибо отблеск скверной славы, которой пользовались здешние воды, не мог не пасть на заповедный островок. И к тому же цель этого плавания была, пусть и не столь опасна, как преследование Золотой эскадры, но определенно, и не столь чиста, как паломничество к святым местам.
Почти бесшумно в полной темноте скользили по дорожкам слуги Повелительницы, усыпая их камешками и уставляя более крупными камнями-ловушками для незадачливых искателей богатства. Сама же Анаис, оседлав свою верную Митгард, двигалась во главе процессии, отчетливо видимая тем, кому вовсе не нужны солнечные лучи.
Задолго до наступления утра все ловушки были расставлены, а сама Анаис наконец погрузилась в сон. Впервые за многие годы она просто спала, пусть глубоко… Но то был лишь обыкновенный сон. Ибо она отлично повеселилась, подготавливая нежданным гостям преотличнейшие подарки и предчувствуя, что утро оправдает ее надежды.
О, что творилось с капитаном, когда он открыл глаза! Радость, торжество, ликование… Никаких слов не хватило бы, чтобы описать те сияния и переливы цветов, которыми его почти ослепили камешки и песок бухты.
Он не просто радостно вздохнул, он издал оглушительный крик, едва раскрыл глаза. Ибо зрелище, что предстало прямо перед его носом, было достойно не одного крика, а столетия восторгов и ликования. Тысячи и тысячи самоцветов переливались в ярких лучах солнца, затмевая друг друга и создавая сияние, более приличествующее небесам, чем островку посреди моря. Даже песчинки были драгоценными, достойными покоиться на изумительной красоты вышивке камзолов и платьев.
– Мой бог! Клянусь, что если смогу доставить все это богатство на борт «Призрака», то стану самым богобоязненным человеком мира! Клянусь, что построю в своей деревухе собор, высотой превышающий все, что было построено до этого мига…
– Не клянись раньше времени, капитан! – пробормотал боцман, которого давно и безуспешно разыскивали полицейские чины трех сопредельных держав. В поисковых листах он значился под именем Джона-Головореза, а соратники по нелегкому ремеслу привыкли звать его куда проще – Палач. Ибо именно этой славы достойны были воистину далекие от благонравия дела этого уважаемого господина. – У меня со вчерашнего вечера сквернейшее предчувствие.
Капитан оглянулся на Палача с недоумением. Предчувствия этого человека спасали и капитана и команду уже не один год, и потому к словам боцмана следовало бы прислушаться.
– Что тебя беспокоит, дружище?
– Мне кажется, Крысобой, что за нами наблюдают сотни, тысячи недобрых глаз. Что нам давно расставлена ловушка, и мы со всей дури в нее и вляпались.
– Ловушка? Но на тыщи лиг нет ни одного человека!.. Кто же нам эту ловушку смог расставить?
– А вот этого я не знаю, братишка. Только прошу тебя, нет, умоляю, давай наберем камней здесь, у воды, и как можно быстрее вернемся на «Призрак». Здесь сокровищ хватит на сотни наших жизней…
Да, не таких слов ожидал капитан Крысобой от своего верного друга Палача. Он сцепил зубы, поиграл желваками, пытаясь успокоиться и понять, всерьез говорит боцман или пугает его, пытаясь урвать себе добычу покрупнее. Но пот, обильно оросивший загорелую лысину боцмана, лучше всяких слов сказал капитану, что Палач и в самом деле напуган. Это было более чем необычно, ибо напугать человека, пролившего ради куда меньших сокровищ реки крови, могло лишь нечто поистине небывалое. И капитан проговорил:
