Рина Зелиева - Скалы из нефрита (СИ)
Не дожидаясь, когда Марисса затихнет, Рен снова заключил ее в объятия, ища ее губ, ее шеи. Мари сама приникла к его рту, как жаждущий к источнику. Запустив пальцы в волосы, Рена она вся подалась к нему, желая впитать жар тела мужчины, ощутить его твердую плоть, выпирающую через ткань брюк, удовлетворить его потребность в ней. Ринар глухо зарычал, отодвинулся от девушки и принялся срывать с себя одежду. Накрыв ее собой, он опять погрузился языком в ее рот. Их обнаженные тела слились воедино. Марисса от жгучего желания соединиться с мужчиной окончательно, тихонько поскуливала, вцепляясь в него все сильнее. Но Ринар не спешил исполнить ее желание. Изводясь от неудовлетворенной страсти, девушка удивлялась, откуда у него столько самообладания. Рен же наслаждался ее муками, возможностью усмирить бунтарскую натуру и, получая огромное удовольствие от сладостной мести. Когда его пальцы, ласкавшие промежность девушки, скользнули в ее жаркую глубину, она, не выдержав, вновь забилась в конвульсиях блаженства, истекая соками и издавая утробные стоны. Рен продолжал ритмичные движения рукой, продлевая ее наслаждение.
Когда Марисса немного пришла в себя и открыла глаза, она погрузилась в темно-карюю глубину его взора, все время неотрывно следящую за каждой эмоцией, отражающейся на лице девушки.
— Ну что, будем дружить?
Марисса не ответила, только хитро улыбнулась, раздумывая, как бы получше отомстить за поражение. Он перехватил ее шаловливую ручку, пытающуюся завладеть его мужским достоинством, с целью отыграться за проигрыш в их любовном поединке. Рен предупреждающе покачал головой.
— Опять пытаешься перехватить инициативу?
Он одним мощным толчком ворвался в тело Мари, изогнувшейся и застонавшей от вожделения. Медленно, очень медленно он доводил ее до грани удовольствия, не давая сорваться в омут блаженства и получить долгожданную разрядку. Он останавливался и с улыбкой смотрел на страдающую безмерно девушку, а затем снова принимался за свою чувственную пытку. И так до тех пор, пока она не взмолилась. Тогда он сильно и часто начал двигаться, проникая все глубже, пока не довел ее до кульминации, сам взлетая на вершину удовольствия и распадаясь на атомы.
Они лежали, обнявшись в постели, насытившиеся друг другом. Марисса водила пальчиком по его животу, обводя каждый кубик его рельефного пресса.
— Рен, прости за то, что столкнула вас с Ланом. Я, конечно, ужасная злючка, но я бы не стала так поступать, если бы тогда знала, какие вас с ним связывают отношения. В смысле, как началась ваша дружба. Алан только потом мне все рассказал.
Ринар насторожился:
— И что он тебе рассказал?
— Про своих родителей. О том, почему оказался в детском доме. Как познакомился с тобой, и как ты его спас. А как ты туда попал? Твои родители еще живы?
— Нет. На то время были живы. Не думаю, что тебе стоит знать эту невеселую историю.
— Но почему, Рен? Я же не из праздного любопытства спрашиваю. Просто пытаюсь понять тебя. Ведь люди не становятся такими с бухты барахты.
— Какими такими?
— Жестокими.
— Да, не становятся. От хорошей жизни еще никто не зверел. Ты считаешь меня жестоким?
Ринар задумчиво посмотрел на Мариссу, что-то решая про себя.
— Хорошо, я расскажу тебе. Вот только не уверен, что ты что-то поймешь, но, хотя бы, узнаешь, какая она бывает, реальная жестокость. Бессмысленная. Необъяснимая. Ты уверена, что готова это слушать?
— Да, уверена, — девушка подкрепила свой ответ утвердительным кивком.
Ринар грустно усмехнулся.
— Ладно. Тогда слушай.
Глава 22
Так Ринар начал свою историю.
— Мои бабушка и дед всю жизнь прожили в этом городе. Они были людьми уважаемыми и глубоко интеллигентными. Дедушка целыми днями пропадал на госслужбе, а бабушка — в университете. Она была кандидатом наук и преподавала на кафедре. Оба были заняты становлением своей карьеры, и моя мать родилась у них поздно, когда им обоим было уже за сорок лет.
Они холили и лелеяли долгожданную единственную дочурку. Но такое воспитание не пошло ей на пользу. Закончив институт не без помощи влиятельных родителей, она захотела свободы и приключений. Отказавшись работать на теплом местечке, которое ей по своим связям отыскал дед, она уехала по распределению от ВУЗа в одну из близлежащих южных республик, являющеюся теперь суверенным государством. Там она встретила моего отца. Горячий южный парень заставлял бурлить кровь в ее жилах, и она совсем потеряла голову от любви к нему.
Когда она забеременела мной, им пришлось пожениться. Бабушка с дедом на свадьбу не приехали. Они были против их брака, называя его мезальянсом. Не такой жизни они желали для своей дочери. Она не послушалась их и не избавилась от ребенка, как они настойчиво ей советовали.
Мать целыми днями сидела дома со мной. Готовить и заниматься домашним хозяйством она не умела. В доме ее родителей имелась приходящая прислуга, которую те могли себе позволить. Мать изводила отца упреками о постоянном безденежье, ставя ему в укор то, что он не мог ей обеспечить прежний уровень жизни.
Отец ее обожал и любил безмерно. Чтобы принести побольше денег в семью, он стал заниматься не совсем законными аферами, в результате чего попал за решетку на долгий срок. Мать же ждать его и носить передачки была не намерена. Я помню, как она повторяла: "Какой позор! Соседям в глаза смотреть стыдно".
Уже тогда во всех своих бедах она начала обвинять меня, так некстати появившегося на свет. Однажды, не выдержав презрительных взглядов, она схватила меня в охапку и, собрав нехитрый скарб, вернулась в родной город. Дедушка и бабушка не собирались встречать ее с распростертыми объятьями, как она того ожидала. Помню голос деда, говорившего: "Убирайся отсюда, жена уголовника. И выродка своего забирай. Нам не нужен такой позор на наши седые головы. Что люди скажут?"
Мне тогда было пять лет. Бабушка все же помогла устроить меня в детсад, а маме подыскать комнату в коммуналке. Мать долгое время не могла устроиться на работу: квалификацию она потеряла за долгое сидение дома и делать ничего не умела. Когда деньги совсем кончились, ей все же пришлось пойти работать уборщицей. В свободное время она продолжала искать работу по престижней, но ничего не выходило. Не помня себя от унижения и безысходности, мать начала пить. Сначала немного, потом напиваясь до бесчувствия. Всю свою мизерную зарплату уборщицы просаживала на бухло. Одежду мне покупать стало не на что, и она перестала водить меня в детский сад. Да и встать с утра уже не могла. В комнатушку стали захаживать чужие вечно пьяные вдрызг дядьки, которые частенько меня лупили. В то время моя жизнь и превратилась в ад.
