Феликс Аксельруд - Испанский сон
Теперь, вымещаемый нижними массами, воздух влек его обратно, на юг; фьорды внизу сделались неразличимы. Когда шар упокоился в объятьях надежного, испытанного потока, человек задремал. Идиллические равнины и мирные города, оживленные автострады и старые замки, чередой проплывавшие под корзиной, не привлекали его внимания — все это было знакомо ему давно и хорошо; лишь над горной грядой, над пересекающей ее древней тропой пилигримов, он приподнял голову и опять ненадолго занялся полетом — во избежание новых ловушек, которые мог здесь подстроить коварный антициклон. При его опыте это труда не составило; затем, уже над пенинсулой, он вновь попытался соснуть — но сон все не шел… и было ясно, почему он не шел…
Пахнуло теплым, родным, внутренним морем. Человек вздохнул и отвлекся от тягостных воспоминаний, но лишь затем, чтобы погрузиться в нечто еще более тягостное для него. Ибо прекраснейший город, расстилавшийся теперь под корзиной, перестал радовать его уже давно — с тех пор, как он встретил свою мечту, свою Дульсинею; всякий раз он покидал этот гордый город в надежде наконец расстаться с недостижимой мечтой, но всякий раз, сломленный и опустошенный, поджав хвост, возвращался обратно. Город спал. Стоял тот единственный час, когда ночное веселье уже истощилось, угасло, а рыбные торговцы еще не начали развозить по лавкам свой предрассветный товар. Любимый, ласковый, дружеский час, когда так хорошо бросить якорь на облюбованном месте.
Он приблизился к башне; только она одна и ждала его в этом городе. Любимая башня в любимый час. «Ну, наконец-то, — сказала башня ему. — Я заждалась!» — сказала она капризно. — «Прости, — шепнул человек. — Я был далеко; ты все понимаешь». — «Я все понимаю», — со вздохом сказала башня. Человек нажал на рычаг своей установки. Огромная, округлая, причудливо изукрашенная розетка с крестом проплыла вверх мимо корзины; воздухоплаватель пробормотал несколько слов и осенил себя крестным знамением.
Он нарушал правила, цепляясь за эту площадку. Он знал, что ничего не случится — уже давно башня сказала это ему, — но они-то не знали; они преследовали его. Когда он сделал это впервые, набежали газетчики, и он отделался легким испугом; на второй раз он подвергся аресту; на третий — отдан под суд. Только письмо мэра и спасло положение — ведь он был не кто-нибудь, а звезда; он зарекся попадаться кому-либо на глаза, и для него оставался единственный час меж сов и жаворонков, когда все, кто бодрствует, смотрят вниз; а те немногие, кто смотрит вверх, уже знают его и не выдадут.
Он бросил якорь, зацепил за стальную ограду площадки; он подкрутил рукояти с учетом слабого предрассветного ветерка. Он коснулся веревки, соединившей его с городом. Как Антею, ему был необходим этот краткий час.
Глядя вверх, на розетку, сверкающую над его головой в лучах галогенных источников света, человек еще раз перекрестился и послал башне воздушный поцелуй. Ветерок проник под его рубашку, заставив его поежиться; затем он разложил спальный мешок, влез в него, закутался поуютнее, свернулся русским калачиком и сладко заснул.
* * *Итак, они уже ездили по всяким местам, но еще никогда не бывали на северо-западе от Мадрида. Потому-то Филипп и обрадовался, услышав о Португалии; это давало возможность хоть часть пути проехать севером — Сеговия, Авила, Саламанка; в Эскуриал заскочить между делом — а вернуться обычным южным путем.
Как и всегда, не так-то просто было урвать недельку для путешествия. Настала очередь Аны быть незаменимой и занятой. Вздохнув и опустив Глазки долу, она пошла к своей новой начальнице — строгой, молодой — и попросилась со всей деликатностью, учитывая, что совсем недавно отпрашивалась в гости к ребенку.
— А куда теперь? — поинтересовалась та.
Ана замялась.
— Э-э… в общем, в Ф
áтиму.
— Хм.
— Это важно для спасения нашей страны.
— Нашей — какой? Испании?
— России; необходимо как можно скорей посвятить ее Пренепорочному Сердцу тамошней Пресвятой Богородицы.
— Ага! тогда поняла… Это долго?
— Сестра Лусия говорит, что и жизни не хватит, — честно ответила Ана, — но нам с Филом хоть недельку бы…
— Даже не знаю. Страну жалко, но у нас масса конкретных дел… Мне нужно подумать.
И только когда к ней пошел Филипп — пустил в ход свои чары — вопрос был решен положительно. Хотя цель маршрута поначалу озадачила и его.
— Где она, эта Фатима? В моем справочнике ее нет.
— Неудивительно, — усмехнулась Ана, — справочник испанский, а Фатима в Португалии…
— А ты не путаешь? Какое-то восточное слово. Вот я ездил в Среднюю Азию по делам, там была одна… э… в общем, тоже…
— Избавь, — попросила Ана. — И вообще, это серьезно; оставь свои хохмы при себе. Неужели ты ничего не знаешь про Фатиму? Мне казалось, мы говорили о ней…
— Мы о стольких вещах всегда говорили.
— Ну, неважно, — сказала Ана; — я почувствовала, что нам пора съездить туда.
— Странно. Как это ты почувствовала?
— Движение души — можешь такое понять?
— В принципе да, — сказал Филипп, — но обычно этому предшествуют какие-то события.
— Событий полно, — сказала Ана. — Главное, как эти события интерпретировать. Один говорит — чудо, а другой — НЛО; кому будешь верить?
— Тебе, — улыбнулся Филипп.
— Вот и умничка.
— Но ты расскажешь?
— А то! — отозвалась Ана.
И они поехали. До Эскуриала было недалеко, поэтому Ана не стала и начинать про Фатиму; это требовало определенной сосредоточенности Филиппа, в то время как внимание его было больше обращено на дорожные знаки. Эскуриал, мрачно-торжественная усыпальница королевских семей, располагал к последующему благочестию; хорошо, что мы заскочили сюда, думала Ана посреди череды саркофагов. И лишь когда священный комплекс остался позади, когда они сфотографировались и выехали по надлежащей дороге, она потерла ручки и неторопливо принялась за свое повествование.
Рассказ Аны о Фáтиме (начало)— Существует, — сказала она, — несколько версий этого странного, невероятного феномена. Официальной, если можно так выразиться, считается версия католической церкви, которая, впрочем не враз, объявила происшедшее чудом. Кое-кто полагает, что прибывали пришельцы, и десятки тысяч людей видели не что иное, как НЛО. Наконец, многие думают, что все это — грандиозная мистификация (хотя, замечу, в таком случае перед ними встает вопрос о нескольких весьма загадочных совпадениях). Не хотелось бы мне, чтоб я тут упражнялась в словесности, в то время как ты заранее встанешь на другую точку зрения и будешь в душе высмеивать все, что я говорю.
