Неизбежный (ЛП) - Граната Кристен

— Я точно хорошо выгляжу?

Мама обнимает меня за плечи.

— Ты выглядишь идеально. Копия Ева.

Диана кивает.

— Это не какая-нибудь модная галерея на Верхнем Ист-Сайде. Этим детям нужно увидеть тебя настоящую.

Стук в дверь отвлекает меня от тревожных мыслей. По другую сторону стекла стоит мужчина в кепке с надписью 1-800-ЦВЕТЫ. У него в руках красочный букет смешанных цветов.

— У меня посылка для мисс Эванджелины Монтальбано, — говорит он.

— Это я. — Беру у него цветы и оставлю свою подпись на бумаге в его блокноте. — Благодарю.

— Это от твоего симпатичного соседа? — Диана наблюдает, как я открываю открытку, нависая над моим плечом.

— Откуда соседу знать мое имя, дурочка? — Я вскрываю конверт, достаю открытку и читаю ее вслух. — Моей прекрасной дочери, так горжусь тобой и всеми твоими достижениями. Не могу дождаться, когда увижу студию после своего возвращения из поездки. С любовью, твой папа.

Отношения между моим отцом и мной идут на поправку. Я все еще злюсь на него, но работаю над этим со своим психотерапевтом. Она предложила мне пригласить его на мое открытие в качестве оливковой ветви для нового старта, но он находится за границей в важной рабочей поездке. Обычно это выводило меня из себя, но последние несколько месяцев он действительно прилагал усилия, чтобы поставить меня на первое место вместо работы.

Я не испытываю ненависти к своему отцу. Не виню его в смерти брата. Но по-настоящему обижаюсь на него за то, что он не отдал мне письмо Эрика, за то, что не сказал мне правду о произошедшем. Избавиться от этого было трудно, но со временем стало легче.

— Уже семь, — говорит мама. — Готова?

Такое чувство, словно сотни пчел жужжат у меня в венах. Мышцы напряжены, желудок сжимается в предвкушении.

Я киваю один раз и переворачиваю табличку на двери на «мы открыты».

— Давай сделаем это.

***

НА ОТКРЫТИЕ ПРИШЛИ ДЕСЯТКИ РАЗНЫХ СЕМЕЙ.

Это на десять больше, чем я ожидала. Они даже записывают своих детей на мой первый урок рисования в понедельник. Все наслаждаются прохладительными напитками и комментируют произведения искусства, которые я развесила по стенам.

Работы Эрика.

Вместо того чтобы прятать их в его старой комнате у папы, я решила поделиться его талантом со всем миром. Они полны эмоций и красок, и несколько человек даже спросили меня, продаются ли они. Не уверена, что смогла бы расстаться с ними. По крайней мере, пока.

Была одна молодая особа, которая стояла перед картиной, нарисованной Эриком во время одного из наших посещений Центрального парка. Портрет пожилой женщины, сидящей на скамейке с пакетом птичьего корма, вокруг нее на земле разбросаны голуби. Он прекрасно уловил выражение ее лица, легкий изгиб губ, меланхоличный блеск в глазах, исходящую от нее смесь одиночества и удовлетворенности.

Я бочком подхожу к девушке, разглядывая мазки кисти Эрика.

— Это прекрасная работа, — говорит она тихо.

— Спасибо. Его нарисовал мой брат. Мы часто гуляли в Центральном парке, и он подружился со всеми героями своих картин.

— Правда? — Она поворачивает голову и переводит взгляд своих голубых глаз на меня.

Я киваю и засовываю руки в задние карманы.

— Он покончил с собой два года назад.

Девушка прикусывает нижнюю губу.

— Сердитесь на него? — спрашивает она. Я делаю паузу, прежде чем ответить.

— Никто никогда не спрашивал меня об этом раньше.

— Извините. — Она опускает глаза в пол.

— Нет, не стоит. Мне нравится, что ты достаточно храбра, чтобы задать такой вопрос. Честно говоря, я не держу на него зла. Знаю, ему, должно быть, было невыносимо больно делать то, что он сделал. Я не могу сердиться на него за это. Это была не его вина.

Она снова поднимает на меня взгляд.

— Мне нравится ваша студия.

На моем лице расплывается улыбка.

— Спасибо, что пришла. Уверена, тебе было нелегко.

Она закатывает рукав и выставляет передо мной запястье. Длинный чистый шрам тянется вдоль ее предплечья, и мое сердце сжимается при виде этого.

Не в силах сдерживаться, я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. Ее руки обхватывают меня за спиной, обнимая в ответ. Вспоминая, что я чувствовала в тот день, когда Грэм с непоколебимым терпением обнимал меня, я делаю то же самое для этой молодой девушки так долго, как она мне позволит.

Нам всем нужно напоминание, что мы не одиноки.

— Я здесь, чтобы помочь тебе, если тебе кто-то понадобится, — шепчу я. Ее тело вздрагивает рядом с моим.

— Спасибо.

Затем настает моя очередь пожимать руку.

Входная дверь открывается, маленький серебряный колокольчик звенит о стекло, и входит самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Длинные ноги, обтянутые джинсами, подчеркивают тонкую талию. Обтягивающая черная футболка облегает каждый изгиб и вырез его широкой, мускулистой верхней части тела. Линия его подбородка идеально, обрамлена щетиной и подчеркивает его полные губы, приподнятые в неуверенной ухмылке. Его шоколадно-каштановые волосы растрепаны на голове, слегка влажные на кончиках, как будто он только что принял душ перед тем, как прийти сюда. Полный комплект, потрясающе красив, невероятно сексуален, но это не то, что привлекает мое внимание.

Его глаза прикрыты солнцезащитными очками-авиаторами, но я чувствую, как они прожигают во мне дыру через всю комнату. Когда он снимает их и засовывает за вырез рубашки, комната, полная болтающих людей, отходит на задний план. Меня вталкивают в туннель, и все, на чем могу сосредоточиться, — это ослепительный свет в конце его два изумрудных маяка, указывающих мне путь.

Девушка, которую обнимала, отступает назад и опускает руки по бокам.

— Я бы хотела записаться на одно из ваших занятий.

Отрываю взгляд от мужчины, стоящего менее чем в ста футах от меня, и прочищаю горло.

— Разумеется. Можешь взять расписание у моей мамы. Она была бы счастлива, если бы ты записалась.

— Спасибо. — Она улыбается и направляется к моей маме, сидящей за столом.

И вот я стою одна — девушка с дырой в груди, вырезанной мужчиной, стоящим перед ней и держащим в руках ее кровоточащее сердце.

Мои ноги — бетонные блоки, и я рада этому, потому что не знаю, что бы делала, если бы могла пошевелиться. Он начинает приближаться ко мне, мой пульс ускоряется с каждым его шагом. Он движется медленно, как будто приближается к бродячей собаке в переулке, боясь, что та бросится в противоположном направлении.

Она могла это сделать.

К тому времени, как он добирается до меня, мои колени превращаются в желе, а дыхание становится прерывистым. Его знакомый запах проникает в мои ноздри, опьяняя и делая бесполезной.

Пожалуйста, не теряй сознания. Пожалуйста, не теряй сознания. Пожалуйста, не теряй сознания.

Словно для меня хуже уже быть не могло, он улыбается.

Дверь в клетку, в которой я заперла свои эмоции, распахивается, полностью срываясь с петель, ее содержимое затопляет мои чувства.

— Привет.

Его голос эхом отдается во мне. Я пытаюсь сглотнуть, но в горле словно камень застрял. Когда я говорю, вместо этого раздается легкий писк.

Мои щеки горят. Он улыбается еще шире.

Грэм.

— Ты здесь.

Он кивает.

— Я бы ни за что на свете не пропустил это. Ты выглядишь…

— Святая Матерь Мария!

Вздрагиваю, когда я слышу визгливый голос Дианы.

Она бросается к Грэму.

— Какого черта ты здесь делаешь, телохранитель? Хотя, наверное, я больше не могу тебя так называть. Это печально, потому что в слове «частный детектив» слишком много слогов.

От мягкого смеха Грэма у меня по коже бегут мурашки.

— Привет, Ди.

— Что ты здесь делаешь? — Голова Дианы поворачивается ко мне. — Ты его пригласила? Почему мне не сказала?

Качаю головой, все еще пытаясь обрести дар речи.

— Я не делала этого.