Вадим Смиян - Месма
Несколько секунд Виталий ошалело смотрел на нее, потом пролепетал в смятении:
- Так ты хотела меня убить?..
Взгляд его упал на папку с рисунками, лежащую на столе. Он ведь посмотрел только лишь два рисунка!
А в папке было много листов, и даже если не все они использованы, все равно дальше может быть прямое развитие сюжета… Виталий порывисто выхватил из папки еще один лист и… чуть не выронил его из рук! Мысль его работала в правильном направлении – перед ним было продолжение…
Теперь Виталий увидел посреди листа свою девушку все в том же длинном платье, но на сей раз вооруженную топором с длинной рукоятью… нечто вроде средневекового бердыша, виденного им еще в детстве в местном краеведческом музее. Широкое лезвие было все в крови, а он сам теперь лежал у ног Галки, только не он лежал, а его расчлененный труп. Прямо перед нею на боку валялось тело без рук и без ног, причем кисти рук и ступни ног были разбросаны по всему полю листа, что создавало сильнейший эффект правдоподобия. Была отрублена и голова – она валялась возле Галкиных ступней, обращенная лицом к зрителю. Вполне узнаваемым лицом! И повсюду была кровь – вверху, внизу, на мертвом застывшем лице Виталия, на подоле Галкиного платья – большой, крупного формата лист прямо-таки изливался потоками нарисованной крови! Виталий с отвращением отбросил лист от себя.
- Ну довольно! – закричал он в ярости, - с меня хватит! Не знаю – с чего бы это, но ты явно рехнулась! Видите ли, сердилась она… Да это же клиника, черт тебя побери! Шизофрения! Ты к врачу обращаться не пробовала?..
- К врачу? – Галина в недоумении вытаращила свои большие серые с тьмой глаза. – К какому еще врачу? Разве я…
- К психиатру! – в бешенстве заорал Виталик. – Тебе обследоваться надо! Ты – ненормальная…
- Что ты, Виталик! Я совершенно здорова…
- Вот это ты ему и скажешь! Только не забудь захватить свою мазню, чтобы показать ему, а то еще не поверит… Все, я пошел!
На лице Галки отразился неподдельный испуг.
- Виталик! Ну что ты так рассердился, милый!..Это всего лишь рисунки! Карандаши и краски…
- Вот и пошла ты к черту со всеми своими рисунками! Психопатка хренова…
Виталий решительно прошел в гостиную, а из нее в коридор, сорвал с вешалки свою куртку, кое-как натянул ее на плечи и вышел из квартиры, оглушительно хлопнув входной дверью. Галка осталась стоять посреди большой комнаты – ошеломленная и растерянная.
- Виталик!.. – отчаянно и беспомощно крикнула она.
Сорвавшись с места, Галка кинулась в прихожую, распахнула дверь…
- Виталик!.. – крикнула она на лестнице.
В ответ снизу только донесся шум сбегающих по деревянным ступеням шагов и удар подъездной двери. Затем наступила тишина.
Галка со слезами на глазах вернулась в квартиру, прошла на кухню, распахнула окно. В кухню ворвался холодный воздух ясного октябрьского вечера. На улице было уже совсем темно, и Галка успела только мельком увидеть смутную во мраке фигуру, стремительно удаляющуюся по асфальтовой дорожке.
- Виталик…- горестно прошептала она, и крупные слезы, сами собой хлынувшие из ее прекрасных глаз, часто-часто закапали на подоконник.
А со стороны двора, где еще продолжались вечерние танцы, величаво и плавно струились звуки очередного шлягера, издаваемые неутомимым, хоть и стареньким патефоном:
На вечернем сеансе, в небольшом городке
Пела песню актриса на чужом языке…
Сказку венского леса я услышал в кино!
Это было недавно – это было давно…
Галка всхлипнула и пальцами вытерла свои горючие слезы…
- Ф...фу, ну и сквознячище ты устроила! – воскликнула Антонина, входя в квартиру. – Окно закрой, поди - не май месяц! Тараканов вымораживаешь, что ли?
- Сейчас закрою, - отозвалась Галка, не оборачиваясь. Она не хотела, чтобы мать увидела ее заплаканные глаза. – Душно у нас, проветрить вот решила…
- Проветрила и хватит! – крикнула мать, проходя в комнату. – Ого! – донесся оттуда ее удивленный возглас. – Ничего себе! Это откуда же конфеты такие диковинные?..
Галке не хотелось слышать Антонину так же, как и объяснять ей что-либо. Куда приятнее было слушать сочный, сильный голос известного певца, плавно и мягко растекающийся по дворовой округе. Прекрасная и лиричная мелодия действовала на нее весьма умиротворяющее…
Этим дням не подняться и не встать из огня.
Что же вальс этот старый всюду ищет меня?
Будто вновь мы с тобою в полутемном кино…
Это было недавно – это было давно-о-о…
- Закрывай окно, черт тебя побери-то! – закричала мать, входя на кухню с коробкой конфет в руке.- Квартиру выстудишь совсем, безмозглая! Раз сказала, два сказала – нет, не понимает! Хоть кол на голове теши!..
- Да закрываю, - с досадой воскликнула Галина, - вот на шпингалет заперла, успокойся уже!
Она повернулась к матери, оказавшись к ней лицом к лицу. Сразу наступила мертвая тишина, и звуки мелодии со двора больше не проникали в помещение. И мгновенно навалилась лютая тоска…
- Я спросила, конфеты откуда? – сурово спросила Антонина. – Сколько они стоят?..
- Не знаю я, сколько они стоят. Это Виталик из Москвы привез…
- Виталик привез?..- туповато переспросила мать. – А-а…
Тут Галка заметила, что мать, побывав в гостях у соседки часа три, домой вернулась слегка навеселе – ну, не пьяная, конечно, однако явно раздавила там рюмашку-другую, и это очевидно. Галя даже обрадовалась – будучи под хмельком, Антонина не заметит, что дочь плакала, и не надо будет ей отвечать на ненужные вопросы. Так оно и вышло: Антонина интересовалась прежде всего дармовыми конфетами, а не душевными переживаниями дочери.
- Значит, Виталик?..Это тот самый Виталик… ну, который твой, да?
- У меня один Виталик, - сказала Галина. – Который мой…
И ей вдруг подумалось: « Сколько бы ни бегал от меня, все равно он мой… Виталик принадлежит мне, и я сделаю с ним все, что мне вздумается… хоть из-под земли достану его!»
Мысль о Виталике как-то пришла сама собой, совершенно бесспорная и абсолютно ясная. Галку сразу охватило приятное возбуждение, и настроение у нее сразу же улучшилось.
- Ишь, какой молодец, - удовлетворенно заметила Антонина. – А я-то думала, что он…
- Мама! Не начинай пожалуйста, ладно?..
- Ладно, не буду! – Антонина благодушно взглянула на дочь. – А где же он сам-то?
- Ушел, - сухо сказала Галя. – Некогда ему… забежал на часок, и все.
