Елена Радви - Ангел вожделения
Антони безропотно выполнял любую ее прихоть.
Элегантная, молчаливая Ширли королевой восседала за столиком ресторана, привлекая восхищенные взоры. Медленно потягивая вино, Ширли внимательно присматривалась к ресторанной публике. Казалось, от нее ничто не ускользало. Иногда она делала удивительно точные замечания в чей-нибудь адрес и вновь надолго умолкала.
Основное же время семейство проводило дома, где Ширли по требованию Тони постоянно ходила раздетая или в прозрачном пеньюаре. Это возбуждало папашу Антони. Тогда он валил Ширли там, где настигал. При этом он требовал, чтобы Бекки фотографировала его с Ширли в разных ракурсах. Потом фотографировалась и Бекки. Антони сам проявлял пленку, демонстрировал фотографии своим дружкам, в общении с которыми он испытывал жгучую потребность. Желание вызвать зависть ближнего – характерная черта не уверенного в себе человека.
Любимым увлечением Антони стал стриптиз, который нередко разыгрывала Ширли.
– Нужно все заранее подготовить: освещение, музыку, одежду для киски. И все остальное, – важно просвещал Антони своих друзей.
Те соглашались, их забавляла болтовня Антони, но шутить по этому поводу не отваживались – не лишать же себя дармового угощения из-за пустяков…
– Свет направляй прямо на киску, а вокруг темнота. Музыка тихая, чтобы не отвлекала, но такая, чтобы киске приятно было под нее вертеться. У ног твоих на коленях стоит жена. Тоже время даром не теряет, знает свое дело. Да и рот ее этим делом занят, чтобы лишнего не болтала, не отвлекала от киски, – Антони упивался своим остроумием. – На киске что-то легкое, воздушное, но не прозрачное – для сюрприза! И не много, чтобы не надоело… И вот наступает главное: киска начинает сбрасывать с себя барахло… Раз, два, три… Пока не остается в сапогах и серьгах. Теперь она вся перед тобой. И смотрит на тебя так, что никакого вина не надо… Наконец, раздвигает ножки… Ну, ты совсем обалдеваешь – жену в сторону и к киске! Силы накоплены, теперь только работай… Но это не конец… Когда устанешь и завалишься в кресло, то забавно становится смотреть, как старая курва, моя жена, подползает к киске и начинает работать языком… Неплохо на закуску!
Да, Антони ничуть не приукрашивал картины своих оргий. Бекки и впрямь отдалась новому своему увлечению. Ширли доставляла ей большее наслаждение, чем Антони, и она любила быть теперь без него. К тому же от его ласк ей перепадало все меньше и меньше… Ширли поначалу капризничала, отталкивала ее. Но приставания Бекки донимали ее своей настойчивостью, и девчонка перестала сопротивляться. Тем более, и ей самой ласки Бекки были приятны. Нередко Антони заставал их опустошенными, отдыхающими от ласк…
– Что, куколки, развлекались без меня? Вижу, вижу… Нализались вдоволь. А теперь принимайте мужчину. Папочка соскучился по своей малышке… Ну-ка, иди ко мне, моя киска, хватит тебе ублажать ненасытную бабу!
Отказать Антони Ширли не осмеливалась, несмотря на усталость.
И Бекки удалялась, оставляя их наедине. А иногда и оставалась из любопытства… Зрелище волновало ее. Плоть оживала и настойчиво притягивала Бекки к ним.
Однажды, при очередном нетерпении Бекки, девчонка не выдержала:
– Отвяжись! Надоела! – высоким голоском завопила Ширли. – Двинь ей, Тони, чтобы не приставала!
Тяжелая затрещина свалила Бекки на пол. Ширли остервенела. Лицо ее перекосила злоба. Она подскочила к Бекки и принялась хлестать ее обеими руками. Неумело, по-детски, и в то же время больно и слепо.
– Еще, еще! Бей еще… О, как сладко! – вдруг услышала Ширли голос опьяненной страстью Бекки.
Заклинания Бекки словно отрезвили гнев Ширли, она в изумлении опустила руки. В то же время Ширли испытывала необъяснимое желание продолжать лупить Бекки. Никогда раньше Ширли не замечала за собой такой страсти. Эта была не ярость, не мщение – просто какая-то потребность. Ведь Бекки ничего дурного ей не делала, наоборот, она так ласково всегда обходилась с Ширли, выполняя, как и Антони, любое ее желание…
А Бекки?! Она с изумлением смотрела на маленькую бестию и та ей казалась сейчас… ангелом. Что же такое с ней происходит? Однако ее мозг отказывался разобраться в том состоянии, в котором Бекки сейчас пребывала, ему было это не под силу. Это потом, возможно, она поймет, что опустилась еще на одну ступеньку тяжкого человеческого греха. Или болезни…
– Ну, девки, дают! – подначивал Антони. – Хороша компашка – одна садистка, другая – мазохистка… Только не запори эту суку насмерть!
Но честно говоря, Антони наблюдал эту картину с удовольствием. В магазине на 42-й улицеон приобрел все необходимое для развлечений: плетки, наручники, кожаный костюм для Ширли, отделанный металлом.
В ближайшую же ночь все эти атрибуты были опробованы…
И когда Антони уволок разгоряченную Ширли в другую комнату заниматься привычной любовью, Бекки в изнеможении повалилась на пол. Придя в себя и отдохнув, она поплелась в ванную комнату. Там, лежа в пене и уставившись в одну точку, она пребывала еще во власти наслаждений, полученных от побоев. Она еще долго хранила образ Ширли, в черном кожаном костюме, с плеткой в руках. Ее полудетский азартный крик: «Получай, сука! Наслаждайся!»
В ее вялом, словно набухшем от пара, мозгу, шевелилась мысль – уличная проститутка хлещет ее! И ей, Бекки, от этого необычайно сладко…
В самой мысли этой не было ничего нового, но она саднила, словно тупая зубная боль. Ну и что?! Где граница, разделяющая чувство сладости и чувство боли? А если эта граница у нее стерта? Что это? Патология? А разве общение с Антони не патология? Да, я такая! Что же делать? Если мне нравится всем своим телом ощущать чужую злую волю. Испытывать при этом удовольствие, близкое к оргазму! Глаза Бекки застилал пар от горячей воды. Да, я такая! Почему я должна ломать себя?! Лишать наслаждений?! Да, я – мазохистка. Но разве это редкость? В магазинах продают полный набор, значит, есть покупатели… Если мне это приятно, так тому и быть… А разве Майкл не был мазохистом, вдруг подумала Бекки и даже удивилась неожиданности мысли. Она потянулась к сигарете, закурила, продолжая следить за ходом своего неожиданного рассуждения, предметом которого стал покойный муж. Оправдывая себя, она перекладывала на его плечи часть своего нелегкого груза…
– Разве Майклу не нравилось страдать? Да будь он другим, разве он стал терпеть ее выходки? – Бекки стряхнула пепел. – Майкл был самый настоящий… нравственный мазохист. Иначе он не терпел бы ее, расторг бы брак. Страдания доставляли ему удовольствие. Ночами напролет он слышал буйство ее и Антони и тем не менее не находил нужным куда-нибудь перебраться. В их большом доме столько укромных мест… Люди вообще находят упоение в своих страданиях. И довольно часто! – успокаивала Бекки свой разгоряченный рассудок.
