Робин Шоун - Женщина Габриэля
Габриэль говорил, что оргазм — значит la petite mort — маленькая смерть.
Пристальный взгляд модистки, как и глаз на пере павлина, не отрываясь, следили за ней. Они как будто что-то искали…
— Некоторые женщины, мадмуазель, — намеренно сказала мадам Рене, — утверждают, что месье Габриэль искусней в этом деле, чем его друг.
Холод, что окутал Викторию с головы до ног, исчез в поглотившем ее тело пламени.
— Madame, простите меня, но я не нахожу возможным продолжать нашу беседу до тех пор, пока я не буду одета.
Мадам Рене пожала плечами.
— Мы женщины, мадмуазель. А месье Габриэля не задевает вид обнаженного женского тела.
— Месье Габриэль какое-то время не был с женщиной.
Зачем она это сказала?
— Out.
— Я не знаю, как соблазнить мужчину.
«Я не знаю, как соблазнить мужчину», — эхом отразилось от стен холодной спальни.
Глаза мадам Рене удовлетворенно заблестели.
— Tournez autour, мадмуазель, et je vous montrerai comment seduire un home.
Виктория автоматически перевела слова модистки: «Повернитесь… и я покажу вам, как соблазнить мужчину».
Ее живот сжался в странном предчувствии.
Пристальный взгляд мадам Рене молчаливо предлагал Виктории быть женщиной.
Любить мужчину, который отвергает любовь.
Виктория повернулась и посмотрела на себя в зеркале-псише.
Из глубины отражения на нее пристально смотрели серебристые глаза.
Глава 9
Виктория не слышала, как Габриэль вошел в спальню. Но он был там.
Раньше Виктория не ощущала его присутствия. А сейчас она всем телом чувствовала Габриэля: своей сносной грудью, своими бедрами и ягодицами, которых нет…
Трое наблюдали за Викторией: мадам Рене — женщина, одетая в синее платье с огненно-рыжими волосами, чей блеск изящно оттеняла маленькая шляпка с качающимся пером павлина; сама Виктория — обнаженная женщина, тело которой облепили почерневшие от воды волосы; и Габриэль — мужчина со скрытым в тени лицом, алебастровая кожа которого сливалась с белизной рубашки, расстегнутой возле горла.
Мадам Рене ждала, чтобы увидеть, насколько храброй была Виктория.
Виктория ждала, что сейчас она провалится сквозь землю от стыда.
А чего ждал Габриэль?
— Поднимите руки, мадмуазель, чтобы я могла снять ваши мерки.
Голос мадам Рене звучал так, словно он шел откуда-то издалека. Ее намерения были абсолютно прозрачны.
Она хотела, чтобы Виктория позировала перед Габриэлем.
Она хотела, чтобы Виктория соблазнила мужчину, который получил известность благодаря своему умению обольщать; мужчину, который не прикасался к женщине уже четырнадцать лет, восемь месяцев, две недели и шесть дней.
Виктория подумала обо всех тех годах, когда она жила в чужих домах, заботилась о чужих детях, получала деньги из рук чужих мужей.
У нее не было ни дома, ни детей, ни мужа.
Дом Габриэля был публичным заведением; он нанимал проституток, которым повезло меньше, чем ему, и не было никого, кто бы мог обнять его.
Темноволосая женщина в зеркале-псише подняла свои руки. Виктория почувствовала, как поднялась ее грудь и затвердели соски.
«Сносная грудь», — как сказала модистка.
Серебристые глаза в зеркале смотрели на грудь Виктории, оценивая ее форму, полноту.
Соблазнительность.
Находит ли и он, как мадам Рене, ее грудь сносной?
Мадам Рене сделала шаг вперед. Она развела руки и обхватила грудную клетку Виктории.
Опоясывая ее.
Прикасаясь к ней.
Чувствуя, как мерная лента сжимает грудь, Виктория наблюдала за игрой света на своей коже. Она чувствовала, как ее тело бросает то в жар, то в холод.
Острое осознание Викторией своего положения отражалось в глазах Габриэля.
«Как долго он стоял в дверном проеме, слушая, наблюдая?» — с замиранием сердца подумала Виктория.
Почему не сообщил о своем присутствии?
Почему не запретил говорить о нем?
Виктория перевела дыхание.
Она никогда не была храброй.
Возможно, с этим мужчиной она может позволить себе быть той, кем никогда не была до сих пор.
— Мадам Рене, вы сказали, что если бы месье Габриэль занимался со мной любовью, то мой рот, моя грудь и мои… — Виктория запнулась в нерешительности. Она заглянула в серебристые глаза, внезапное спокойствие в которых придало ей необходимой смелости. — И мои половые губы набухли бы.
Освободившись от давления мерной ленты, соски Виктории вернулись в исходное положение. Отчетливый скрип грифеля карандаша по бумаге неприятно отозвался в ее позвоночнике.
— Вы видели… женщин… таких… обнаженных… после того, как они провели с ним ночь?
Виктория почувствовала, как в кожу левой подмышки впился металлический наконечник сантиметра, немного теплый от рук мадам Рене.
Пристальный взгляд серебристых глаз остановился на ее левой подмышке.
— Видела, мадмуазель.
Пригладив сантиметр искусными пальцами, мадам Рене измерила расстояние между подмышкой и запястьем Виктории.
Пристальный взгляд серебристых глаз, не отрываясь, следил за руками модистки.
Грудь обнаженной женщины в зеркале поднималась и опускалась; легкие Виктории поочередно наполнялись воздухом и выпускали его.
— Он… он был… нежен с женщинами? — спросила Виктория.
Она не узнала собственный голос.
Он был хриплым от желания.
Или, возможно, от страха.
Мадам Рене убрала сантиметр.
Серебристые глаза поймали выжидающий взгляд Виктории.
— Un prostitute, мадмуазель, — ответила мадам Рене; ее голос был неестественно деловитым для такой в наивысшей степени не располагающей к деловитости ситуации, — ведет себя нежно или грубо в зависимости от пожеланий клиента.
Непрерывный скрип карандаша.
Виктория скорей почувствовала, чем увидела, как мадам Рене обошла ее сзади и остановилась справа; все ее внимание было сосредоточено на пристальном взгляде серебристых глаз.
Твердый металлический наконечник впился в правую подмышку.
Серебристый взгляд впился в нежную кожу и растущие там волоски.
Виктория облизнула губы, ощущая, какие они шершавые и потрескивавшиеся.
Чувство реальности неприятно задело ее.
Что она делает?..
— Конечно, женщина… женщина не получает удовольствия, когда мужчина груб с ней, — произнесла Виктория со сбившимся дыханием.
— Когда мы возбуждены, мадмуазель, нам не нужна нежность. — Одно мгновение Виктория все еще ощущала болезненное покалывание металлического наконечника на коже, секундой позже — оно исчезло, оставив за собой лишь прикосновение холодного воздуха. — Опытный мужчина — или женщина — знают, когда une petite боль усилит наслаждение.
