Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
хочет унизить эту гордую душу, заставить терзаться мукой... но благородная скорбь в этом не нуждается, и ангельское лицо красавицы, отрешенное от земных чувств, напоминает сейчас светлый лик божества невинности и добродетели.
Почувствовав, как руки его увлажнились слезами обожаемой им женщины, Альфонс содрогнулся и, желая заглушить... подавить порыв благородной чувствительности, которому он чуть было не поддался, принялся мерить шагами комнату, а затем, уподобившись безумцу, захлопнувшему дверь своей души перед любовью и состраданием, он грубо схватил жену и закричал:
— Следуйте за мной, сударыня! И не смейте более злоупотреблять моим доверием! Я не желаю слушать вашу ложь!
С этими словами он распахнул дверь комнаты, откуда лестница вела наверх, в башню.
— За мной, говорю я вам, за мной! Я отведу вас в каморку, которая подходит вам гораздо больше, чем апартаменты маркизы де Ганж. Супруга, уличенная в измене, не смеет оставаться в жилище честной женщины, ей надлежит жить в такой же грязи, в какой она вымарала свое честное имя, в том же сумраке, в который она ввергла сердце своего супруга.
От столь неожиданной и незаслуженной жестокости у Эфразии даже слезы высыхают; покоряясь супругу, она хочет взять с собой кое-какие вещи и одежду, но маркиз запрещает ей.
— Вы получите все, что вам будет необходимо для существования в башне, — мрачно заявляет он ей. — Можете не беспокоиться, сударыня, с вами будут обращаться с подобающей вежливостью, хотя вы этого и не заслуживаете.
Подчинившись, она следует за супругом, но, проходя мимо кровати, не выдерживает и срывает висящий над ней портрет Альфонса.
— Полагаю, эту вещь вы у меня не отберете? — умоляющим тоном произносит она.
— Оставьте этот портрет, сударыня, — отвечает Альфонс и, желая отобрать портрет, с силой пытается вырвать его у нее из рук. — Вы предали того, кто изображен на нем, а потому недостойны далее владеть им.
— Нет, нет, я не предавала его, и я не отдам его портрет, — бросает в ответ несчастная, прижимая картину к сердцу. — Он станет мне утешением в том пристанище, куда вы меня отведете, он выслушает меня и поверит в мою невиновность, ибо он более справедлив, чем вы.
А так как Альфонс не унимается, полотцо рвется и падает на землю. Словно обезумевшая мать, у которой забирают ребенка, несчастная маркиза устремляется к картине, поднимает ее и, крепко прижав к груди, следует за супругом.
Каморка, где заперли г-жу де Ганж, находилась над хранилищем архивов; круглое, как сама башня, помещение имело всего одно окошечко — под самым потолком; оно было забрано железной решеткой, сквозь которую в сумрачное помещение с трудом пробивались редкие лучи солнца. А ведь ни одно живое существо не вправе лишать света солнца себе подобного! Столик, два шатких стула и привинченная к стене железная койка с двумя жидкими матрасами — вот и вся мебель, которой пришлось обходиться несчастной женщине, привыкшей к роскоши и изобилию.
— К вам будут приходить один раз в день, сударыня, — сказал Альфонс, покидая ее. — Вам
дадут одежду и будут носить пищу. Но если вы скажете хоть слово той женщине, которая будет прислуживать вам, дверь эта более не распахнется никогда. Прощайте... Пусть пребывание в темнице вернет вашу душу на стезю добродетели и поможет мне, если это возможно, забыть ваши преступления!
— Сударь, — смиренно спрашивает его маркиза, — будет ли мне позволено писать вам?
— Вы никому не будете писать, сударыня. Вы же видите, в вашей комнате нет ничего, что напоминало бы письменные принадлежности. Вот несколько благочестивых книг, и я советую вам почерпнуть из них те чувства, которые никогда не должны были покидать ваше сердце.
Видя, что супруг ее вот-вот закроет за собой дверь, Эфразия рвется к нему, протягивает руки... О, сколь красноречив немой язык страсти! Однако даже он не способен заставить Альфонса выслушать Эфразию, ее возвышенные чувства вновь наталкиваются на чудовищную холодность... Альфонс отталкивает супругу, она падает на пол; дверь с грохотом захлопывается, и вот уже в каморке раздаются только отчаянные рыдания и душераздирающие вопли.
— Не думал я, что ты способен на решительные действия, — похвалил аббат вернувшегося из башни Альфонса. — Наконец ты сделал то, что должен был сделать... Только не вздумай терзать себя раскаянием.
— Ах, друг мой! Если бы ты ее слышал, ты бы наверняка поверил ей!
— Успокойся и запомни: когда женщина виновна, она всегда сочиняет для оправдания самые убедительные доводы!
— О дорогой брат, мне кажется, слезы ее упали мне прямо на сердце, я чувствую, сколь они горячи!
— Тебе надо развеяться, Альфонс. Поезжай в Авиньон, это очаровательный город, где ты надежно скроешься от людского правосудия и отлично развлечешься, а я позабочусь о замке. Только не забудь отправить ко мне г-жу де Шатоблан и своего сына: я уже говорил тебе, это совершенно необходимо. Вполне приемлемым поводом для ее поездки может стать желание повидать дочь. Не объясняй ей ничего вплоть до отъезда, а лучше не объясняй вовсе. Я сам все скажу ей, когда она прибудет в замок.
Решение принято, и маркиз, не повидавшись с супругой и даже не справившись о ее здоровье, уезжает.
А на следующий день Теодор отправляется к Эфразии.
— Дорогая сестра, — говорит он с порога, — я живейшим образом опечален вашим положением. Вот видите, куда может завести неосмотрительность! А я совершенно уверен, что речь идет исключительно о неосмотрительности. Разве Альфонс не совершил такую же ошибку в Бокэре? Там он был в той же мере виновен, в какой были виновны в этот раз вы. Но кто в этой жизни гарантирован от ошибок? Я в отчаянии, ибо не могу смягчить вашу участь: брат оставил мне абсолютно четкие указания. Он хотел отвести вас в сырое подземелье, куда ведет ход из подвала этой башни. Только благодаря моим уговорам вы находитесь в относительно здоровом помещении. Но что я вижу? Кровать без полога, дурной матрас, ни одного кресла! Но это можно исправить:
обстановка ваша зависит от меня, и я немедленно велю обставить вашу комнату как подобает. К сожалению, ничего другого я сделать для вас не могу. Но верьте мне — брат смягчится, рано или поздно нам удастся убедить его, поэтому умоляю: доверьтесь мне, и вы быстро убедитесь в действенности моего заступничества.
— А разве супруга моего в замке нет?
— Опасаясь последствий поединка, он отправился в Авиньон, где легче скрыться от взоров правосудия. Но я уверен, это не надолго и постепенно все вернется на круги своя.
— О небо! Мой муж в опасности, и я тому причиной! Господь милосердный! Пусть весь Твой гнев падет на меня, только пощади моего супруга!
