Татьяна Недзвецкая - Raw поrно
Лишь на следующее утро, а то и ближе к полудню, у меня появлялись две мысли. В классическом эквиваленте — одна хорошая, другая тревожная. Первая: «Счастье — это состояние организма, вызванное естественными биохимическими процессами». Вторая: «А не является ли такое высокое, воспетое понятие, как «любовь», напыщенной пустышкой?»
СТОП-ОГНИ БЛАГОРАЗУМИЯ
Жизнь похожа на боксерский поединок. Это мгновение, которое надо не упустить, если хочешь победить. Быть во всеоружии, не расслабляться. Чуть замешкаешься, не ударишь вовремя, вовремя не защитишься, и ты — повержен. Жизнь похожа на боксерский поединок с той лишь разницей, что противник у тебя не один, а много, много больше. Жизнь похожа на боксерский поединок с той лишь разницей, что ты, не замечая рефери, думаешь: а может, это и не так? Может, померещилось? Думаешь, что не минуты отведены тебе, а бесконечность, и потому всегда можно наверстать упущенное.
От добившегося успеха и почивающего на лаврах, от проживающего свои дни в подворотне тебя отделяет лишь один поворот, одно движение. Одно мгновение, которое ты либо, струсив, потратил впустую, либо вступил в схватку и выиграл.
К чему это я, а к тому, что — одно движение в другую сторону, одна исправленная ошибка, и, возможно, образ моих мыслей был бы иным. Прописные, елки-палки, истины (плюньте мне в глаза, за то, что их — цитирую) — образ мысли большинства определяет бытие, редко кто находится с ним в разногласии. Еще более редко, когда образ мысли меняет бытие.
Могу ли я дать утешение другому? Вряд ли. В данном случае я — обманка. Мой вид привлекает: некоторым кажется, что, сжимая меня в объятиях крепко, можно на какое-то время — забыться, но это — не так. Это не так, потому как, отдавая малую толику тепла от своего тела, я требую много большего: я требую сердце, печень и легкие. Свежие. Разделанные, пахнущие теплой кровью, — я сожру их на глазах изумленной подыхающей жертвы. Не так важны мои физические деяния. Мое дыхание — это смрад, лучащийся обман.
Я сосала у него сосредоточенно, до тех пор, пока он, в унисон моему подавленному урчанию, подвывая, не кончил. Его имя — Михаил, возраст — около сорока. Его торс и живот были замечательно волосаты. В качестве прелюдии он долго рассказывал мне об отличиях кожи славянок и азиаток. С качественным знаком «плюс» побеждали иноземки. Еще он носил очки, а также у него был долго тянущийся развод с женой-балериной:
— Ты не можешь представить, как это все — непросто. Взять и навсегда разорвать то, что когда-то было общим! — деловито подмываясь, говорил он.
— Ты имеешь ввиду, разорвать напополам дом, собаку и тряпки? — ехидничала я, стирая следы его спермы со своей шеи.
— Разорвать общую жизнь, — с укоризной говорил он, — ты слишком молода, ты не имела опыта долгих отношений — ты не можешь представить.
Ну да, не могу и не желаю. Так же, как и он не может и не желает знать, каково быть мной, которую только что поимели орально, а теперь еще пытаются и в мозги.
— Нет, ты все-таки не поймешь, совместная жизнь, она превращает двух людей в единый организм, с одной стороны, а с другой — скука… Хочется каких-то новых диалогов, новых ощущений. Нет, ты меня не понимаешь… — сокрушался он, вытирая яйца полотенцем.
Он пропадает на несколько месяцев. Я выветриваю из памяти его запах. Я его не вспоминаю. Ни разу не вспоминаю перед сном. Не помню его руки, его ноги, его плоский живот с узким белым шрамом от удаленного аппендицита. Не помню ни одной детали, даже самой крохотной детали, его ногти, аккуратно подстриженные, приятной прямоугольной формы — не помню я. Не помню.
Вдруг он мне звонит, как ни в чем не бывало. Будто с последней встречи мы не виделись пару часов, не более.
— Я около твоего дома — выходи.
«А не хрен бы тебе?» — думаю я. Второпях одеваюсь нарядней, выхожу. С ним его друг. Молодой и жизнерадостный, тупой, как банальный пень. Едем развлекаться. Сначала в кафе — я съела салат и жареное мясо. Потом в средней паршивости прокуренный клуб. На свое отсутствие замечательную он придумал отмазку:
— Путешествие в Бразилии! Ты не представляешь, как это было интересно!
— Да, — подхватывает его приятель, — так все это неожиданно получилось. Я опомнился лишь тогда, когда посреди Амазонки мне вручили крокодильчика, дескать, держи, он не опасен.
Я слушаю их бодрый треп, тону в клубах сизого клубного дыма. Мои глаза бледные и тусклые, словно лунные огни семафора, не выражают ничего.
В качестве законного продолжения вечера не терпящим возражения тоном Михаил предлагает мне поехать к нему.
— Не поеду, — отвечаю я.
Он, добропорядочная скотина, моим отказом удивлен. Оскорблен. Унижен.
— Но я же с тобой был! — в качестве неоспоримого аргумента обиженно говорит он.
— Это была неполноценная связь.
— Что? — не понял он.
— Твой хуй был в моем рту. Пять месяцев назад я в кульминационный момент, сделав неудачный вдох, чуть не подавилась твоей спермой. Делов-то…
Он пьян. Вечер свеж и по-весеннему душист. От моих слов у него возникает эрекция. Брюки заметно выпирают. Он пошатывается от желания схватить меня за волосы, поставить раком. Шандарахнуть меня башкой о стену, стянуть трусы, впиться ртом в мою влажную пизду, изжевать мои губы. Выгрызть клитор и сплюнуть его кровавой бусинкой на асфальт. Отвесить сочного шлепка по моей заднице, вставить мне до отказа, раскачиваясь в безумном танце, продолбить меня насквозь. В его глазах отражаются красные стоп-огни проезжающих мимо машин. Он похож на одержимого похотью дьявола. Я, мой вид и моя дерзость — будят в нем человека, будят в нем желание. Будят все то, что он долгие годы сдерживал в своем пресном союзе с благопристойной женой. Будят в нем жажду, вкус к настоящей жизни. Он готов разорвать меня на двое. Он готов ебать меня до тех пор, пока я не закричу о пощаде. Он готов… Но он этого не сделает. Трусость с кислым всхлипыванием тушит полыхающие вожделением его глаза. Осторожность, словно матушка-наставница, уговаривает его невыпущенные инстинкты. Стоит и мнется. Размышляет… Тусклые годы благоразумности. Стоит ли оно этого? Он — слабак. Я это вижу. Я это знаю.
Я поворачиваюсь и ухожу.
ЖЕРТВА ЧЕТВЕРТАЯ
Мне надоело гоняться за добычей самой. Я тихие расставила силки. На сайте повесила свою фотографию — из затемнения смотрело мое строгое лицо, шея, оголенные плечи. Заполнила анкету, отправила ее на поиски, подняв на самый-самый вверх. Предложения, похожие на дифирамбы, посыпались тут же: «Какая вы красивая!», «Ваша ли это фотография или это фото модели?», «Как бы я хотел познакомиться с такой красивой девушкой», «Желаю вам счастья!» — прочее, прочее, как вдруг «Ничего не видно на вашей фотографии, может, какая-нибудь получше есть?»
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
