Юрий Барков - Запретный дневник
Но интересны в этом случае вовсе не я, и не Он; как и во всяком треугольнике, интересна прежде всего женщина. Поведение Марии для меня — полная загадка: что ей во мне? Или нельзя найти другого с ее-то возможностями! И вот сейчас как раз мне и открылось: не только я цепляюсь за нее — но и она за меня! Почему, кто мне объяснит? Любовь? Это — как в старом анекдоте: но не до такой же степени! А больше никак и не объяснишь. Эта мысль наполняет меня гордостью: любовь-то ко мне! Значит, достоин! За это можно и умереть: значит, не из последних — могу соперничать с Самим, все-таки! А это не хилый соперник. Недавняя схватка подтвердила. Но мы — вдвоем с Марией, и теперь понятно: Ему бороться можно только с нами двумя. Мы спаяны как семья; но я-то ясно, к чему стремлюсь, а вот Мария меня потрясает!
Когда меня поднимали наверх, я успел подхватить с собой и иконку. Но потом, пока отвечал на вопросы, заполнял протоколы, писал объяснительные, проходил освидетельствование, благодарил вызвавших помощь, выбирался из клиники и т. д… что необходимо должен пройти всякий оставшийся в живых (впрочем, у умершего было бы не меньшее количество, правда, других процедур), Мария тихонько покинула меня. Я даже вспотел, в поисках ее обшаривая карманы, выворачивая одежду наизнанку (как же я выглядел в глазах у приехавших спасателей!), обыскивая микроавтобус. Безрезультатно.
Однако интуиция, неведомое знание, приходящее к нам из непознанной части мироздания, подсказала мне, и я почувствовал, где она может быть.
Мария лежала на тропинке на том же месте, перед небольшим подъемом, и ждала меня, жарясь на солнце. Странно, как это ее никто не заметил прежде меня и не подобрал? А может, для других она стала невидимой? Мы соединились прямо там же, на тропинке, не заботясь о том, что нас видно с моря, и наплевав на возможное появление случайных прохожих. Не принимая в расчет даже Его всевидящего ока. Смертельное приключение, временно разлучившее нас, и все перипетии сегодняшнего дня, обострили чувственность. Я подмял ее под себя и кончил, активно работая тазом, имитируя вагинальное проникновение, и брызгаясь спермой.
День все круче забирал к вечеру, после соития мы не стали спускаться на пляж и двинулись домой.
Август, 22Не пойму, что все-таки Ему от меня надо? Почему это Высшее Существо не уничтожит меня немедленно, да еще и неизвестным мне способом? Кирпич на голову или разлитое масло на трамвайных путях — понимаю, банально. Может статься, Он желает убрать меня каким-нибудь экзотическим способом? Как никто другой еще никогда и не придумывал? Осозна-вание этого для меня лестно, но как способ действия непонятно. Что за блажь Божия? А вдруг Он вовсе и не собирается меня устранять? Это многое объясняет, но для меня совершенно неприемлемо. Как тогда быть мне, уже приготовившемуся? Как жить дальше, если у меня не будет смерти? Я себя теперь не представляю без этого логического конца. Или я не вовлекаюсь в Его логику, совсем иную, не нашу? Или Он не считает возможным так поступать по отношению к членам Своей семьи, и все происходящие со мной сейчас перипетии — просто цепь жизненных совпадений? А как же тогда Он убил сына? Ведь в самом деле: не толпа же любопытных на площади предопределила: «Распни его!»
Сейчас в связи со мной мне все более и более интересен именно Он. Он, стоящий позади в судьбе Марии. Сын-то Его сопротивлялся Ему; а я — ее любовник! Как Он относится к сыну, знают все, конечно, и я. А как Он смотрит на меня, я, например, не знаю. (Во многом знании много печали.) И что означала наша с Ним встреча на тропинке над кручей?
Может быть, если бы я оставил Марию, то и Он бы оставил меня? Покупаю билет, еду домой. Бросив ее? И проживу еще лет сорок с женой и со всякими удовольствиями? Но без нее, без моего личного божества, бросив божественную семью, без возможности обретения благодати (в самом деле, на что благодать ординарному субъекту?), без надежды на спасение (действительно — по той же причине!). Все так: и одно, может быть, стоит другого. Но как — без ее любви? Тогда эти сорок лет просто превратятся в пытку. И зачем нужна такая жизнь? Любовь и смерть, как известно, ходят в паре. Если сильно влюблен, должен быть готов легко умереть. А в боящемся смерти не остается любви… Так что не на что Ему надеяться: у меня нет другого выбора. И сейчас мне просто интересно: какой Он выберет способ? Как стороннему наблюдателю.
Август, 24Сегодня мы с Марией поехали на косу. Тоже дикий пляж, только песок. Отлогий берег плавно, почти незаметно вползает в море. Я сознательно меняю условия, и даю Ему разные возможности порешить со мной: пусть выбирает, пусть творчески ищет, в конце концов!
Мы расположились в тени полуразрушенного бетонного кольца бывшей раздевалки пионерского лагеря. Я поставил ее так, чтобы ей было получше видно пляж и море, и как я красиво плаваю, и как, может быть, наконец-то погибну. В последнем я, конечно, несколько слукавил: вряд ли Он решится убить меня конкретно у нее на глазах. В каком-то смысле она моя охрана. Но зачем охрана мне, ищущему гибели? Получается полная раздвоенность между сознательной целью и эмоциональным стремлением. Между смертью и жизнью.
Метрах в двадцати от берега вдруг проплыл дельфин. Он грациозно выносил из воды свою спину с вертикально торчащим плавником. Я бросился в море ему наперерез: вдруг это наконец-то он, посланник Божий? Тогда это хорошо придумано: все произойдет в глубине моря, и Мария ничего не увидит. Мощный красивый — он легко миновал меня в двух метрах. Не смерть. Я вернулся на берег к Марии, взял в руки и долго вглядывался в ее лицо. Сострадание — что смог я прочесть в нем. Я понес ее в заросли низкорослых оливковых деревьев на песчаных дюнах, больше похожие на кустарники. Эти странные дымчатые заросли доходили мне до груди, но даже в этой чахлой чаще можно было схорониться от чужих глаз. И едва миновав первую гряду поросли, мы натолкнулись на любовную пару. Мужчина лежал на женщине, снявши трусы, и они исступленно обнимались. Мы прошли так близко — почти по их переплетенным ногам, но они даже нас не заметили. Эта чистая сексуальная физиология, которую я люблю, почему-то на сей раз не возбудила меня. Я прошел мимо, будто эта пара не занималась голышом любовью налетаем песке, а сидела в шубах на зимней веранде. Пролезши через кусты за следующий бархан, мы вновь наткнулись на совокупляющихся: юношу и девушку. Этот пустынный у моря пляж, в зарослях на песчаных дюнах буквально кишел любовью.
У меня тоже был опыт совокупления на лоне природы с самой первой моей женщиной — такой же студенткой-первокурсницей, как и я. Хотя дело было у реки, но купаться нам хотелось меньше, чем ебаться, и, вместо того чтобы лезть в воду, мы забрались в лесок на берегу. Выбрали место, как нам в спешке показалось, самое укромное, хотя на самом деле оно было открыто со всех сторон, тут же обнялись, и я сразу стащил с нее трусы. Она только промямлила:
