GrayOwl - Звезда Аделаида - 2
А варит ему старпер, чуть моложе почившего, но более уважаемого Альбуса Дамблдора Гораций Слагхорн, но вот что варит-то? То самое модифицированное Аконитовое зелье или что похуже, как подсказывало ей её женское сердце -женщины, так и не ставшей по-настояшему женщиной.
Но ведь профессор Дамблдор спрашивал незадолго до смерти у неё, Луны, прорицание насчёт неясной судьбы-судьбинушки «его любимого мальчика» Северуса Снейпа. Луна даже не стала впадать в медитативный транс, она и так всё знала, без всяких там трансов. Поэтому просто объявила опешившему Альбусу, что урождённому графу Снейп, ставшему высокорожденным патрицием Снепиусом в пятом веке по Рождеству Хритсову угрожает разве, что свадьба с высокорожденной патрицианкой, не более.
И то изумился прежний господин Директор словам этим.
- Свадьба?! - воскликнул он чуть не в ужасе, как будто бы Луна предрекла гибель этого самого противного, несмотря на нынче роскошную шевелюру, носатого профессора Снейпа. - Да не может же, не должен Северус жениться… там, в том времени. Он же прародителем самого себя получится, если зачнёт дитятко, и навсегда должен будет оставаться во времени том далёком! Навсегда же ж! Это же ж, это ж… недопустимо, немыслимо, невероятно! Что ж он, мальчик мой Сево… Северус, совсем голову от любви тамошней, какой-то извращённой, что ли, какой-то неведомой, нечеловеческой, потерял?
- Мисс Лавг… О, простите же ж старика, прошу Вас. Профессор Лавгуд, мисс, не могли ж бы Вы… как-то поточнее определиться же со сроками возвращения в наше время моего… Сево… Северуса Снейпа? А то уж профессор Слагхорн с сахарным диабетом своим же ходит по аудитории с трудом. - пустился в ненужные Луне объяснения смущённый - да, смущённый! - господин Директор перед ней, девчонкой по сравнению с ним.
Тем временем Альбус Персиваль Дамблдор продолжал свои тягомотные объяснения… собственно, в дедовских чувствах, питаемых к этому профессору Снейпу, ничем, кроме взгляда, ничего хорошего не предвещавшего никогда, не отличавшегося.
- Тяжело ж ему стоять-то, ох, и тяжело. Вот и сидит он за столом Севоч… своим вниманием отводит аграмадное время на занятиях. А ведь это ж Зельеварение! Опаснейший же ж предмет, я Вам скажу!
Процент ожогов и контузий взрывных, особенно у малышни неопытной - младшекурсников - резко ж возрос. Такого никогда при, да, строгом же ж, очинно строгом, но умелом и быстром, аки мышь ле… Простите ж снова старика, оговорился. Так вот, при профессоре Снейпе такого ж безобразия травматического да и в учебных планах, не выполненных ни разу ни в каком месяце ни у какого курса, ни разу же не было! Меня же жалобами родители детушек ентих, «замучанных» профессором Снейпом засыпали, а он нежную кожицу их детей спасал! Уж помогите, чем сможете, ну, может, хоть в транс, что ли, провидческий впадите. Расскажите же мне побольше о Сево… Северусе.
Луна ответила на редкость немногословно, несмотря на явное самоуничижение господина Директора перед ней… почти безгрешной:
- Профессора Снейпа, сэра, ждать здесь ещё нескоро. А рассказать поточнее да получше Вам может и другой источник, и Вы, уважаемый господин Директор, его хорошо знаете потому, что уже знакомы с ним. Что же до меня, недостойной Вашего внимания вовсе, и зря Вы рассказывали о профессоре Слагхорне так обстоятельно и подроб…
Но старик не стал слушать и далее не продолжил слушать прорицательницу. На этом неоконченном сообщении о каком-то там Горации, объевшимся сладостями (и, кстати, пил он только очень сладкий крюшон и изредка ликёрчиками баловался) невразумительной мисс Луны Лавгуд Альбус только махнул рукой, и сеанс «ясновидения» господином Директором был, таким образом, прекращён.
Луна тогда подумала ещё, почему после её ответа на вопрос о том, когда вернётся «Севочка», так и не поименованный этим домашним именем полностью, господин Директор не спросил… насколько нескоро. А она ведь знала ответ и на этот, и на многие другие незаданные господином Директором по причине, наверное, старческого маразма (Луна считала Дамблдора ну о-о-очень старым) о профессоре Снейпе вопросы.
Теперь же мисс Лавгуд смело и решительно направлялась к апартаментам дикого от «супер-зелья» того самого, объедающегося сладостями Слагхорна, становившегося с каждым месяцем всё хуже, всё неухоженнее зверя рыкающего.
Словно бы нарочно старик Гораций изводил несчастного оборотня - так ведь нет! Варил модифицированный Аконит просто, как умел, как ему Мерлин послал да как сам хотел.
Ремус только и успевал между полнолуниями наращивать ткани на обгрызанных костях рук и ног да и то, не до краёв, питаясь против воли в три горла под недоумевающие взгляды одних профессоров и понимаюшие - других. Доходило даже до дополнительных порций белковой пищи - мяса, риса, бобов, морепродуктов, доставляемых верными домашними эльфами в личные комнаты Люпина. Надо же было хотя бы для виду вроде, как нормально ходить, преподавать, писать. А для всего этого элементарно нужны были мышцы, мясо на костях.
Ремус даже достал от одного из магглорождённых учеников старенький тренажёр-велосипед, под знаком того, что скоро… Да неважно, что наврал профессор Люпин Ставросу Пангилианосу, иммигранту из Греции, которому этот тренажёр, по его словам, «все яйца, извините, профессор Люпин, сэр, но это чистая правда, стёр, а родители пристают, мол, крути педали, ты такой хилый.». Мальчик - третьекурсник и впрямь был хиловатым для достаточно кряжистых греков, но Рем не чувствовал никаких угрызений совести, отнимая у ребёнка «игрушку» - ему, Ремусу, она была нужна… на данном этапе сильнее.
Зверь в Люпине проснулся на этот раз до трансформации, и профессор - полузверь ещё в человеческом обличии воспевал тягучей, томной, одному ему понятной песнью свою далёкую, недоступную, прекрасную, единственную во всём мире возлюбленную - Полную Луну, взошедшую так высоко в этом январе, что её хорошо было видно с пятого этажа, на котором обитал человек-волк, подальше от учащихся. На всякий случай, Ремус даже не стал переезжать в директорские апартаменты, находившиеся на треьем уровне.
Год сменил год, уже прошло очередное Рождество, а профессор, вернее сказать, господин Директор, мучался от ликантропии без нормального зелья, сваренного дружищем Северусом, пропавшим ещё в конце мая прошлого года. Это сколько же полнолуний с тех пор миновало - лучше не считать, не то взвоешь от тоски! Сколько пришлось маяться бедному вервольфу - лучше не знать, хотя… кому интересно, могут и сосчитать.
Луна услышала жуткие звуки страстного, на самом деле исполненного любви к ней одной - Полной Луне, зова и приостановилась. Но сердце, её любящее сердце готово было выпрыгнуть из горла на подставленные из жалости ладони, чтобы не разбилось о плиты пола - оно ещё пригодится. Именно там сейчас колотилось оно от смеси вполне человеческого страха, любви и жалости - этой трояды - к несчастному, но столь сильно любимому… человеку.
