Луис Мендес - Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного
В ту пору все грабители подвергались истязаниям. Многие раскалывались. Но если никого не выдавали, всё шло нормально. Поскольку Карлиньюс до ареста возил воров из разных шаек, полиция хорошо его знала. Какой-то подонок привел полицию к нему домой, когда тот спал.
Несколько месяцев его пытали. Он подписал более сотни протоколов, где выдал нескольких сообщников. Когда его осудили и препроводили в тюрьму, там уже содержались те, кто прежде восхвалял его ловкость и мужество. Теперь это были его враги, втянувшие его или втянутые им в преступные деяния. Тут уж все загалдели о его длинных ногтях, облегающей одежде, жеманных жестах и безбородом лице. Долго ли ему было превратиться в девку, пойти по рукам, стать общим достоянием!
Однажды на свидание к нему пришла любовница, держа на руках младенца. У Карлиньюса были выщипаны брови, накрашены губы, разрумянено лицо, одежда и повадки гомосексуалиста. Она спросила, в чем дело. Сквозь слезы он произнес: «А ты что, не видишь?». Он хотел испугать ее, чтобы она больше не приходила. Карлиньюса больше не было – на его место заступила Маиза.
Карлиньюс снов стал Карлиньюсом лишь несколько лет спустя, когда тюремный режим стал не таким суровым. Только тогда он признал свою дочь и согласился, чтобы родные навещали его. И все равно те, которые не забыли, что он натворил, продолжали унижать его и издеваться над ним.
Всё это в прошлом, хотя последствия ощутимы поныне. В середине 1980-х Комитет по правам человека развил бурную деятельность в тюрьмах Сан-Паулу. Инициативу поддержал губернатор Фрáнку Морéну и советник юстиции Жозé Карлус Диас. Этому предшествовали годы борьбы и голодовок, а также восстаний, подавленных силой армии и полиции. Мы добились многого, в том числе свиданий с женщинами. С появлением женщин описанные пороки стали изживаться, искореняться из тюремного обихода. Ясно, что женщина делает мужчину человечнее.
Мало-помалу эти мерзости сходили на нет. За немногими исключениями, гомосексуализм в нынешних тюрьмах практикуют лишь те, кто желает или имеет природную склонность. Слишком велики предубеждения, слишком сурово осуждение. Одобрения это не встречает. Да и женщины, приходящие в тюрьму, подобного соперничества не терпят. Жертва, приносимая ими, глубоко почитается среди нас.
Многое теперь изменилось. В 1994 году, когда в восьмой корпус посадили вора старой закалки по имени Джáнгу, который практиковал сексуальное насилие по отношению к молодым арестантам, начался переполох. Голубоглазые блондины… были в его вкусе. Но вышло так, что в корпусе преобладало молодое поколение преступников, не приемлющих половых извращений. Вскоре у нас появилась давняя жертва бандита. Одиннадцать лет назад тот изнасиловал парня по кличке Немец. С тех пор они не встречались, но парень жаждал мести. Он стал искать защитников в корпусе и рассказал, какую гнусность проделал с ним Джангу. Все возмутились до глубины души.
На очной ставке Немец повторил свой рассказ, и бандит не стал отпираться. По крайней мере, он – мачо. Для него, мол, это дело прошлое, но если Немец хочет сквитаться, то он к его услугам.
Самоуверенность помешала ему здраво оценить положение. Он не понимал, что тюремные нравы изменились. То, что он всё подтвердил, да еще и похвастался, вызвало всеобщее возмущение. Немец тут же ударил его ножом с полного одобрения всех присутствующих. Тот пустился наутек, и толпа ринулась за ним. Он укрылся в камере, и преследователи остановились у дверей корпуса. Они не посмели войти туда, поскольку это было бы неуважением к сидящим там товарищам.
С полчаса обсуждали ситуацию. Число преследователей удвоилось. В коридоре звякали ножи. Двоих товарищей уполномочили войти в корпус и вытащить оттуда преследуемого, истекавшего кровью. Когда тот вышел и попытался спастись бегством, десятки ножей пронзили его. Он упал мертвым. То, что прежде разрешалось и допускалось, ныне каралось смертью. Тюрьма изменилась, но не слишком. Тупости и насилия еще хватало. Многое еще предстояло вытерпеть. И всё же каждый шаг, каждую перемену к лучшему надо ценить.
Глава 16
Тюремная больница
Впервые я зашел в тюремную больницу из любопытства. Там помещались ВИЧ-инфицированные с ярко выраженными симптомами. То, что я там услышал, повергло меня в отчаяние. Дело было в 1989 году, когда была сильная предубежденность против больных СПИДом. AZT[3] еще только появлялся. Об антивирусном коктейле нечего было и думать. Больные мерли, точно мухи.
Мой друг Рафаэль, тоже ВИЧ-инфицированный, встретил меня приветливо. Узнав, зачем я здесь, он решил мне всё показать и рассказать. Чтобы произвести на меня впечатление, он повел меня к больным, которые пребывали в еще худшем состоянии. Это ужасно, но часто у человека бывают дурные наклонности. Он решил меня напугать, чтобы мне показалось, что сам-то он в сносном состоянии. И хуже всего, что ему это удалось!
Люди – кожа да кости, краше в гроб кладут… От некоторых воняло, словно они гнили заживо. Другие дышали с жутким присвистом. Печальная череда предстала перед моим взором. Язвы, увечья… Смерть была разлита в воздухе. Со всех сторон люди умирали от разнообразных сопутствующих болезней. Хворь и несчастье поселились здесь навсегда. В тридцати восьми камерах гнездилась всевозможная зараза. Пневмония, туберкулез, токсоплазмоз, менингит, саркома, кандидоз, гепатит… Рафаэль описал и продемонстрировал всевозможные недуги. Все увиденное напоминало пещеру ужасов.
Созерцание таких страданий произвело на меня удручающее впечатление. Всё оказалось гораздо хуже, чем я предполагал. И их, немощных и униженных, все бросили. Невыносимо было видеть, как они мучаются. По меньшей мере дюжина была «доходягами». Многих других в скором времени ожидало то же самое. Казалось, в больнице обитают сплошные зомби. Истощенные, с печальными глазами, бродили они по коридорам.
Издали я заметил странную фигуру. Огромная задница, глаза навыкате, громкий голос. Рафаэль заметил мое удивление и всё мне объяснил. Мишель, тоже ВИЧ-инфицированная, работала здесь медсестрой. Он видел в ней прежде всего женщину. Я почувствовал какую-то неприязнь между ними. Она с любопытством поглядела на меня. Я был под таким впечатлением, что даже не остановился, чтобы рассмотреть ее. Мне хотелось вернуться в камеру и поразмыслить. Страшная истина потрясла меня. Никогда я не видел ничего подобного. Многие были в безнадежном состоянии. Они даже не боролись. Казалось, смирились со своей участью. Тоска и безысходность, запечатленные у них в глазах, передались и мне. Хотелось либо бежать куда глаза глядят, либо вступить в борьбу. Но как и за что бороться? Я ощутил себя жалким и ни к чему не пригодным. Но постараться надо. Хотя бы предложить свои услуги. Как тут останешься равнодушным?
