Тайный ребёнок от Босса (СИ) - Лэнг Лили
— Просто уходи, пока я не передумал! — в каждом слове, интонации и в самом тоне слышу разочарование и злость. Рома отворачивается к панорамным окнам и прячет руки в карманы брюк.
Я ухожу. Очень тихо и очень быстро. С разбитым сердцем, сломленная, но живая.
Спускаюсь на свой этаж. Пишу увольнительную по собственному желанию и без двухнедельной отработки. Беременным можно не отрабатывать. Отправляю в электронном виде наверх. Оригинал передам через канцелярию, сил нет снова подниматься.
Звоню Натану в очередной раз. Просто чтобы предупредить. Но шеф не берет трубку. Его понять можно. Он спасает свой брак. А я… Я спасу Рому от Саркисова. Больше меня ничего не сдерживает.
Перекидываю на чистую флешку документы, изобличающие адвоката Саркисовой в сговоре с ответчиком, то бишь с её мужем. Также добавляю видеозапись, изъятую Натаном. Где Саркисов весело проводит время в компании друзей, малолеток и наркотиков.
Запечатываю флешку в крафтовый конверт, пишу адрес Людмилы Саркисовой, указанный в личном деле, который я сама составляла, и убираю в сумку. Рахлину же оставляю небольшое послание:
«Альховская Дарья — это Калинина Дарина».
Знаю, он разберется. Сопоставит факты и выяснит всё.
Более не задерживаясь, выхожу из любимого здания. Вдыхаю полной грудью холодный воздух и спешно перебегаю дорогу. Вызываю такси и недалеко от дома забегаю в отделение почты, чтобы отправить компромат адресату.
На этом сил во мне не остаётся. Я чувствую головокружение. Чувствую пульсацию в висках и резкую боль в животе. Прошу таксиста сменить локацию и отвести в больницу.
Глава 23. Валерия
Сердобольный таксист привозит в обычную городскую больницу и вручает медперсоналу. Меня срочно госпитализируют и пока выписывать не торопятся. Врачам не нравятся анализы. Давление высокое, тонус сильный. Ещё выявили железодефицит и в срочном порядке поставили капельницу с железом.
Первая ночь в больнице проходит ужасно. Меня бросает то в жар, то в холод. Давление скачет, лекарства помогают ненадолго. Мне ужасно больно. И боль эта не физическая.
Я злюсь на себя, грызу изнутри и почти ненавижу Бессонова. За то, что пробрался в моё сердце, оплёл меня своей заботой и лаской. Показал демоверсию идеальных отношений и перечеркнул всё, что могло бы быть между нами, даже не дав мне нормально объясниться. Жестоко и беспощадно разрушил. И я не имею права винить его, ведь во всём виновата сама.
В последующие дни боль притупляется. На её смену приходит равнодушие. Я себе напоминаю о собственных ошибках. Напоминаю, что не создана для отношений. Никаких. Я сильная, несмотря на то что плачу навзрыд из-за разбитого сердца.
Сейчас я нужна своим малюткам. И совершенно точно, я не рассыплюсь, не умру, оставшись одна. Нет. Я соберусь, встану на ноги. Выношу своих выстраданных, вымоленных детей и обязательно найду себя в чём-то новом.
Обзвоню пару клиентов Натана, которые в своё время пытались переманить меня. Уверена, без дела не останусь, ведь профессионал и очень ответственна.
А сейчас… Сейчас я думаю только о своём здоровье. И ответственно лечусь.
Не нервничаю. Не переживаю. Не волнуюсь.
О моём местоположении знает только семья. Сестра забрала к себе котов, чтобы не кататься постоянно ко мне. А мама каждый вечер привозит домашней еды и заботится.
Удивительно то, что моя госпитализация сплотила родственников. Они за нас с малышами очень переживают и поддерживают меня. Стоило потерять работу, чтобы очередное «но» сблизило с семьёй.
С шефом и с кем-либо из работы я больше не пыталась связаться. Во-первых, в тот же вечер номер мне отключили, так как он был корпоративным. И пришлось просить медсестер купить новую сим-карту.
Во-вторых, не хотела своим звонком Рахлину подставлять его под удар. Ведь, скорее всего, сейчас в деле Саркисовых большой скандал, затронувший всех.
И в-третьих, банально трусила. Страшно получить порцию осуждения от Натана. Он наверняка уже знает о моей интересной беременности и сокрытии столь важной информации.
Сегодня шестой день моего лечения. Я вновь слушаю асинхронное биение двух сердечек на узи. А врач радует хорошими новостями. Разрешает выписаться. Правда, настоятельно рекомендует придерживаться спокойного ритма жизни и до второго триместра полный половой покой. Громко усмехаюсь последней рекомендации. Нет. Совершенно точно — с мужчинами я завязала.
Забрать меня приезжает сестра. И везет к родителям. Не хочу пока оставаться одна. В кои-то веки мы стали очень близки, и мне очень нужна их поддержка.
На все выходные родители под крышей бабушкиного дома в деревне собирают всю родню. Сестру, братьев с семьёй и детьми. Я с радостью окунаюсь в семейные посиделки. Вожусь с племянниками, помогаю маме с готовкой, смотрю с отцом футбол. И старательно отгоняю воспоминания совершенно других семейных посиделок.
А с новой недели, забрав котов, возвращаюсь в свою уютную и пустую квартиру. Обвожу взглядом комнаты, выискивая забытые Ромой вещи.
На стуле небрежно валяется его рубашка. В шкафу среди моих платьев в чехлах висит пара его дорогих, сшитых на заказ костюмов. На прикроватной тумбочке лежит серьга-гвоздик. В ванной его зубная щётка, триммер и одеколон. В корзине для стирки ещё одна рубашка, боксеры и носки.
Я собираю всё, что принадлежит Роме. Нахожу большую коробку, бережно упаковываю в неё не только вещи, но и воспоминания о нас. Закрываю крышкой и убираю в шкаф в прихожей. Можно было бы просто отправить через курьера. Но я не хочу напоминать ему о себе. Да и Бессонов никогда не вернётся за ними. Он перечеркнул всё, грубо и навсегда.
Завариваю себе кофе покрепче, открываю ноутбук. И, набросав резюме, рассылаю по разным компаниям, сохранённым в моих контактах за долгие годы работы.
Первый звонок раздаётся уже этим же вечером.
— Я тебя лично придушу, Рыжик! — рявкает Натан, стоит мне поднять трубку.
— За что? — удивляюсь я, слегка опешив от тона.
— Нахуевертила дел и ушла в подполье. Ну кто так делает, Лер? Тебя неделю никто найти не может. Я уже все морги обзвонил, всех патологоанатомов опросил.
— Так мог бы начать с больниц. Я лежала в первой городской, — впервые за эти дни искренне улыбаюсь.
— Сейчас где ты? Я приеду, — голос бывшего начальника действительно звучит очень встревоженно. И мне приятно знать, что между нами ничего не изменилось.
— Домой вернулась уже.
— Откупоривай водку и ставь чайник. Я буду не один.
— А с кем? — напрягаюсь я, — И вообще, мне пить нельзя.
— Пить буду я. А ты будешь слушать и отменять все разосланные резюме! — заявляет Натан.
— С чего бы? Мне нужна работа, и ты не сказал, с кем приедешь.
— Ты работаешь на меня. А я тебя не увольнял! Всё, жди! Мы скоро приедем, — рявкает бывший шеф и отключается.
Я не знаю, кого притащит Натан, но к встрече готовлюсь тщательно. Переодеваюсь из пижамы во что-то более приличное. Волосы закалываю наверх, в деловой хвост. Прибираюсь. Достаю из морозильника початую бутылку водки. Лежит там со времен моего развода. Каюсь, как-то в прошлом, в одиночестве приглушила пару рюмок. Щёлкаю включателем на электрочайнике и жду.
Где-то в глубине души влюблённая глупая девочка надеется на встречу с Бессоновым. Но Рахлин приезжает со своим другом, которого я несколько раз видела, но познакомиться не представилось возможности.
— Это тебе к чаю от Жасмин, — Натан вручает мне небольшой контейнер с выпечкой и тычет в товарища, топчущегося за его спиной: — А этот — будет сейчас извиняться.
— Эм. Хорошо. Проходите.
Мужчины скидывают верхнюю одежду, разуваются и направляются на кухню. Разложив из контейнера в тарелку пахлаву, достаю ещё одну рюмку. Явно ведь оба будут пить. Себе наливаю чай и сажусь напротив них.
Молчание слегка затягивается. Натан и вправду глушит водку залпом. Второй вертит рюмку, но не пьёт. Возвращает обратно на стол.