Неизбежный (ЛП) - Граната Кристен

— Я понятия не имел… — Его голос затихает.

— Я взял фамилию своей матери после ее смерти, поскольку презираю своего отца. Не хотел связывать свою жизнь с ним.

— Могу понять почему.

— Это я нашел письма в Вашем сейфе. Мой отец нанял меня изображать телохранителя Эвы. Его план состоял в том, чтобы заставить меня обыскать Ваш офис в поисках улик, которые он мог бы использовать для шантажа.

— Ты взломал мой сейф? — спрашивает он, его голос на октаву громче, чем раньше, ноздри раздуваются.

Киваю.

— Я не думал, что найду эти письма.

Он сжимает мою рубашку в кулаке, и позволяю ему оттеснить меня на несколько шагов назад.

— Ты сделал это. Ничего бы этого не случилось, если бы не ты и этот кусок дерьма — твой отец!

— Вы правы. Но Эва заслуживает знать правду.

Его руки опускаются по бокам, и он качает головой.

— Она никогда не простит мне этого.

— Может, и нет. Но ей все равно нужно было прочитать письмо, которое Эрик оставил для нее.

— Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома, — спокойно говорит Монтальбано.

— Уйду, но не оставлю ее. Мой отец недоволен моим решением уволиться, и я не собираюсь бросать Эву на произвол судьбы, пока не буду уверен, что она в безопасности.

— И как ты собираешься это сделать?

— Честно говоря, не знаю.

Монтальбано подходит ближе, вынужденный вытянуть шею, чтобы посмотреть на меня снизу вверх.

— Если с ней что-нибудь случится…

— Этого не произойдет.

Я протискиваюсь мимо него и занимаю свое прежнее место у входной двери у лифта. Если кто-нибудь войдет или выйдет, им придется пройти мимо меня. И они умрут, пытаясь это сделать.

***

УЖЕ ПОЗДНО, КОГДА ЗВОНИТ МОЙ ТЕЛЕФОН.

Я достаю его из кармана и спешу ответить, когда вижу, как на экране высвечивается имя Эвы.

— Привет. Все в порядке?

Она усмехается.

— Мой парень солгал о своей личности, а отец скрыл самоубийство моего брата. Все просто замечательно.

— Видимо, это был глупый вопрос. — Вздыхаю, потирая лоб. — Мне жаль, Эва. Обо всем.

— Все всегда извиняются. Просто хочу, чтобы люди перестали делать дерьмо, за которое нужно извиняться.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе прямо сейчас?

— Вообще-то, именно поэтому и звоню.

Я выпрямляюсь.

— Все, что угодно. Сделаю все, что потребуется.

— Ты сказал, что на самом деле не телохранитель, а частный детектив.

— Да.

— Я хочу, чтобы ты нашел мою мать.

ЭВА

Я НЕ ТАК УЖ МНОГО ЗНАЮ О ЧАСТНЫХ ДЕТЕКТИВАХ.

И все, что знаю, почерпнула из просмотра «Джессики Джонс» на Netflix. Так что понятия не имею, что сделал Грэм, чтобы найти мою мать. У него ушло три дня, но он справился.

Я не разговаривала со своим отцом с той ночи, когда разгромила его офис. Он пытался, но отказалась выходить из своей комнаты, пока он дома.

Дом.

Сейчас это место больше похоже на тюрьму. Скоро у меня будет своя квартира. Во-первых, мне нужно сосредоточиться на том, что впереди.

Грэм надевает на голову розовый шлем Дианы.

— Готова?

— Разве это имеет значение? — Перекидываю ногу через мотоцикл и завожу его, в то время как Грэм занимает свое место позади.

Всего пару дней назад страстно желала чувствовать его рядом с собой. Теперь его присутствие ощущается как обжигающий нож, прижатый к сердцу.

То, что он сделал, не меняет моего отношения к нему. Я бы хотела, чтобы это было правдой. Это самое трудное в том, когда тебе причиняет боль тот, кого ты любишь. Чувства, которые у вас когда-то были, просто так не исчезают. Они смешиваются с новыми чувствами гнева, обиды и негодования, создавая в вашем сознании одну отвратительную кашу.

Я благодарна за громкий рев моего мотоцикла, исключающий всякую возможность разговора. Чем меньше мы будем говорить, тем лучше.

Как только мы вернемся из этого визита к моей маме, между нами, действительно все будет кончено. Грэм пойдет своим путем, а я — своим. Знать, что я никогда больше его не увижу, — слишком тяжело для меня. Но пока не буду думать об этом. Вместо этого позволила поездке в Нью-Джерси прочистить мозги. Все исчезает, и я принимаю небытие.

Грэм направляет меня, используя навигацию на своем телефоне. Час спустя мы подъезжаем к маленькому белому ранчо с черными ставнями. Этот район окружен деревьями, и, хотя они голые из-за холодной погоды, представляю, как красиво, должно быть, выглядят окрестности весной.

Мама живет в этом причудливом маленьком домике, все ее беды остались позади, в то время как живу в кошмаре.

Входная дверь открывается, когда мы с Грэмом слезаем с моего байка. Мама выходит на крыльцо, и я оцениваю ее внешний вид: темные джинсы, заправленные в коричневые сапоги до колен, в паре с бордовым свитером. Ее некогда длинные волосы теперь подстрижены по плечи и стали темнее, чем когда я видела ее в последний раз. Прошел всего год, но она кажется совершенно другим человеком. Незнакомкой.

Когда мой взгляд встречается с ее, она неуверенно улыбается мне. Десятки эмоций обрушиваются на меня одновременно, каждая борется за место на выражении моего лица. Я выбираю знакомый, старый и верный гнев.

— Ты доехала сюда без происшествий? — спрашивает она.

Грэм отвечает, когда я игнорирую ее, пока мы идем по бетонной дорожке.

— Да, дорога оказалась легче, чем мы предполагали.

Улыбка мамы угасает, когда она смотрит на Грэма. Ее голова слегка наклоняется, но она быстро маскирует это.

Мама протягивает мне руку.

— Приятно познакомиться с тобой, Грэм. Спасибо, что помог Эве найти меня.

— Мне не пришлось бы этого делать, если бы ты никогда не исчезала, — бормочу я.

Мы стоим и смотрим друг на друга. Затем мама обхватывает меня руками и заключает в крепкие, удушающие объятия.

— Я так сильно скучала по тебе, малышка, — шепчет она мне в волосы.

Стряхиваю ее руку.

— Давай зайдем внутрь и покончим с этим.

Она отпускает меня и поправляет прическу — нервная привычка, которая у нее всегда была.

— Конечно. Заходите. Могу вам что-нибудь предложить? Вода, кофе? Если ты голодна, я могу приготовить бутерброды.

— Вода подойдет. Спасибо. — Говорит Грэм.

— Текила есть? Мне понадобится что-нибудь покрепче кофе, чтобы пережить этот день.

Мама приподнимает бровь.

— Но ты за рулем, а сейчас только полдень.

— Ты не в той ситуации, чтобы разыгрывать из себя осуждающую маму.

Она поднимает руки.

— Я не осуждаю. Тогда текила. — Она указывает на диван. — Сейчас вернусь с вашими напитками. Чувствуйте себя как дома.

Мой взгляд блуждает по интерьеру. Все просто, незамысловато, как будто она только что переехала и распаковала только самое необходимое. Кремовый диван с таким же креслом, скромный телевизор и деревянный журнальный столик украшают гостиную, а кухонный островок стоит в помещении, похожем на столовую, в нескольких футах от нее. Единственная фотография во всем пространстве — это наша с Эриком на пляже, когда мы были в нашем загородном доме в Хэмптоне.

Я беру рамку, и легкая улыбка трогает мои губы. В тот день Эрику так хотелось строить замки из песка.

— Такое чувство, что это было целую жизнь назад, — говорит мама у меня за спиной.

— Так и было. — Поворачиваюсь к ней лицом и беру стакан, который она мне протягивает. Я делаю три больших глотка и пересаживаюсь на диван.

Грэм благодарит ее за воду и садится рядом со мной. Он кладет руку мне на колено, безмолвно демонстрируя поддержку, и испытываю искушение накрыть его руку своей. Но я этого не делаю.

— Ты почти ничего не сказала по телефону, — начинает мама, опускаясь на диванчик. — Что заставило тебя решить найти меня?

Я делаю еще несколько глотков жидкого «куража» и ставлю стакан на кофейный столик.

— Я нашла предсмертные письма Эрика.