Тиамат - Выбор Дэнны
Но чего-то все-таки не хватает.
Немного обидно, что капитан Тинвейда даже записки ему на «губу» не прислал. И после не ищет встречи. Впрочем, он сам, первый никогда не искал. Что для него Дэнна, мальчик для секса. Так себя утешает Дэнна, но где-то глубоко в сердце будто заноза засела. «Я же с ним просто для траха встречался», — говорит он себе. Ну да, просто трах, зато какой! Простыни чуть не дымились.
Однажды утром открыв дверь и обнаружив за ней капитана Тинвейду, Дэнна жутко изумляется. И не находит ничего умнее, чем спросить, запинаясь:
— А… а ты… вы что здесь делаете?
Дурацкий вопрос. Мало ли по каким служебным делам пришел капитан.
— Я нашел у себя. Твоя? — говорит он, протягивая ладонь. На ладони сережка, одна из тех, что Лэйтис называла походно-полевыми: простенькая, мельхиоровая, без камней. Он даже не помнил, что потерял одну.
— Моя, — Дэнна берет сережку, избегая смотреть в глаза капитану. Дверь он закрыть медлит, и капитан молча отстраняет его и входит, и так же молча толкает его лицом к стене.
Они встречаются тайно, украдкой; по-быстрому перепихиваются в кладовой или в караулке, в прихожей или в конюшне. Всегда бегом, всегда с оглядкой, и Дэнна отдается капитану, дрожа от страха, что в любой момент их могут застать, что гнев Лэйтис будет ужасен, что он порочен и безнравствен до мозга костей, лгун и законченная блядь. Но ворованное удовольствие от этого кажется еще слаще.
— Я так больше не могу, — говорит он в перерывах между жадными поцелуями. — Мы не должны встречаться, я люблю Лэйтис, — и честно пытается порвать с капитаном, но проходит неделя, и его тянет к нему, будто на аркане.
Тьерри не требует ничего, ни к чему не принуждает. Он готов принять любой выбор Дэнны. А Дэнна не готов сделать выбор. Да и зачем, такое положение дел может длиться годами. Ведь может?
Вернувшись от Тьерри, он застает дома Лэйтис. Она сидит в кресле, покачивая ногой, и пьет кофе с бренди. Выражение лица у нее преувеличенно спокойное, но покачивание ноги выдает напряженность. Он хорошо ее изучил, за все то время, что прожил с ней бок о бок.
— Хорошо поразвлекся? — спрашивает она притворно-равнодушным тоном, но кажется, будто слова ее сочатся ядом. Или это говорит нечистая совесть Дэнны?
Лучшая защита — нападение, так она всегда говорила. И Дэнна переходит в нападение.
— Ты меня или его ревнуешь?
Все ее напускное спокойствие слетает в один момент. Отшвырнув кресло, она вскакивает так стремительно, что Дэнна поневоле пятится назад, прижимаясь спиной к двери. Вот она уже перед ним, заносит руку, но Дэнна, ожидавший именно этого, перехватывает ее запястье.
— Я тебе не мальчик для битья, — говорит тихо, но твердо.
— Хватит делать из меня посмешище! Это гарнизон, а не дом свиданий, а ты ведешь себя, как продажная девка!
Сильнее она, пожалуй, оскорбить бы его не смогла. Дэнна бледнеет, глубоко вдыхает через расширившиеся ноздри, отталкивает ее руку.
— Я имею право спать, с кем хочу. В этом ты приказывать не смеешь!
— Лживая тварь, ты сам сказал, что не будешь с ним встречаться! — она срывается на крик, хватает его за отвороты куртки и встряхивает так, что он чуть не стукается головой о дверь.
«Она меня убьет», — молнией проносится у него в голове. Воротничок врезается в кожу.
Главное, не делать резких движений, не распалять ее еще больше. Она может избить его до полусмерти голыми руками, если захочет. Господи всеблагой и всемилостивый, когда он стал бояться Лэйтис? Что с ним такое случилось? Сердце глухо бухает в груди, и лицо горит от прилива крови. Это уже не страх, это гнев.
— Я не могу забыть человека только потому, что ты так сказала! — выкрикивает он ей в лицо. Она сжимает кулаки, но он не отводит взгляда, смотрит ей в глаза, не мигая, и словно устыдившись, она опускает руки.
— Ты идиот. Тинвейда просто пользуется тобой, — она отворачивается, подходит к окну и смотрит на плац. Ему виден только ее затылок.
— А мне плевать. Я им тоже пользуюсь, — говорит он упрямо.
— Я не хочу, чтобы ты с ним спал.
— Потому что ты сама не можешь с ним спать? Завидуешь?
— Не нарывайся, оруженосец, — голос ее становится злым.
— Я не вечно буду оруженосцем. Могу подать в отставку хоть завтра.
— А я не подпишу.
— И что тогда? Закуешь в кандалы? Запрешь в камере?
— А хоть бы и так! Должен же кто-то вбить в твою голову немного ума! Опомнись, Дэнна, он же тебя не любит, он вообще никого не любит!
Дэнна сполз по стене, сел на пол и спрятал лицо в колени.
— По крайней мере, я не боюсь, что он меня убьет за неверность.
— Да как ты мог подумать… — в три шага она оказалась рядом, осторожно положила руку ему на плечо. — Я же люблю тебя, Дэнна.
— Буду я спать с Тьерри или не буду, это ничего не меняет. Я больше не твой мальчик, Лэйтис. Знаешь, я не щенок, которого выгоняют в прихожую, когда нет настроения играть. Щенка можно пинать, но он все равно любит своего хозяина. Только разве это любовь? Ты никогда не относилась ко мне как к равному. Ты вообще не терпишь равных. А Тинвейду послала только потому, что он чуть не оказался круче тебя. Да ты вообще когда-нибудь любила, кроме твоего драгоценного кавалера Ахайре? Ты только силу и власть признаешь!
Хлопает дверь, и он остается один.
Пошатываясь, Лэйтис идет по краю плаца, мимо кустов боярышника и лещины. Небо усыпано яркими звездами, холодный зимний воздух обжигает разгоряченные щеки. Из казармы доносится шум и смех, кто-то яростно терзает гитару и поет пропитым баритоном:
Я на тебе, как на войне,
А на войне, как на тебе.
Но я устал, окончен бой,
Беру портвейн, иду домой.
Окончен бой, зачах огонь,
И не осталось ничего,
А мы живем, а нам с тобою повезло,
Назло!
Отвернувшись к стене, командир Белой крепости леди Лэйтис Лизандер утирает рукавом горькие, злые слезы.
Домой ночевать она не приходит, устраивается на диванчике в кабинете, не снимая мундира.
Утром появляется Ньярра. Против обыкновения, невесел и с трудом подбирает слова, будто бы от смущения.
— Тут такое дело, капитан… В общем, Дэнна забрал свои вещи и перенес их в казарму. Его койка занята, так что он пока что ночует у меня. Он просил передать тебе это.
И протягивает — прошение об отставке.
— Как только ты подпишешь, он покинет гарнизон.
Лэйтис кривится, как от зубной боли, обхватывает руками голову, глядя на белый листок.
— И что он собирается делать? Он тебе сказал?
— Поживет пока у родителей, а там видно будет.
