Эммануэль Арсан - Ванесса
— Это лучше, чем ничего, — улыбнулась она. — Давай передохнем.
Они попытались выбрать себе не слишком ветхую и грязную хибарку, но во всех домишках стоял невыносимый смрад испражнений гнездившихся там птиц. В конце концов они решили спрятаться от зноя в тени наклонившейся стены, которая, казалось, вот-вот развалится.
— Она едва ли выдержит до конца нашей сиесты, — усмехнулась Вана.
— Сиесты? — с негодованием воскликнул Гвидо. — Нам нельзя терять время!
— Как бы то ни было, нужно поесть.
Они быстро расправились с толстыми сандвичами, извлеченными из портативного холодильника, досыта напились, улеглись под стеной и оба мгновенно заснули. Гвидо проснулся от того, что у него сильно заболела спина.
Рычание, которое он издал, вставая на ноги, не помешало блаженному сну Ваны.
— Надеюсь, ты не собираешься торчать здесь до темноты? — проворчал Гвидо, расталкивая ее.
— О, это было бы совсем неплохо, — заметила она, зевая и потягиваясь всем телом. — Говорят, это очень приятно.
— Что ЭТО?
— Заниматься любовью на горячем песке.
— Ты шутишь? Возьмем в компанию еще скорпионов для более полного наслаждения?
— Очень жаль. Не будем больше говорить об этом. — Лицо Вань вытянулось. — Давай возвращаться к нашему драндулету.
Гвидо облизал сухие губы.
— Почему нам было не полететь самолетом прямо в Сивах?
— Почему? Да потому, что мы земные люди и путь наш проложен по земле, и еще потому, что Незрин не оставил нам выбора.
— Ну что поделаешь с этим кретином? Я не просил его оплачивать мой проезд.
— Ты уверен, что мы смогли бы нанять там машину?
— Твой отец одолжил бы нам свою.
— Возвращайся спать, — предложила она, разминая плечи пред тем, как снова сесть за руль.
Гвидо вздохнул и погрузился в молчание. Через час он предупредил ее как раз вовремя, чтобы она успела затормозить:
— Смотри! Дорога разветвляется.
Ванесса удивленно вскинула брови и достала карту. Через минуту улыбнулась.
— В пустыне два направления равны одному. Это наш первый мираж. Будут и другие. В самолете ты никогда бы такого не увидел.
И действительно, это продолжалось все утро. Миражи исчезали не сразу. Они меняли форму и становились блеклыми потере того, как путешественники продвигались вперед.
— Завтра, — сообщила Ванесса, — мы пересечем низменность Квоттара, которая лежит ниже уровня моря. Там солнце палит действительно беспощадно. Мы еще не покончили с миражами, вовсе нет. Ты должен проехать через это место, чтобы научиться видеть.
— Где мы сегодня будем спать?
— В Абу-Маршуке, под настоящими финиковыми пальмами — конечно, при условии, что не собьемся с пути.
Но они все-таки заблудились и к ночи не доехали до нужного селения. Оба восприняли это спокойно, решив, что на рассвете наверстают упущенное. Вана не стала напоминать, что не так уж ошибалась, когда взяла с собой спальные мешки, наполнила термос горячим кофе и набрала побольше еды. Хотя утром эти приготовления вызвали у ее спутника саркастическую улыбку.
Оценив ее деликатность, Гвидо в свою очередь не стал смеяться над навигационными способностями своего штурмана.
В конце концов, если верить карте, Сивах был всего в семистах километрах от Каира, а они покрыли уже треть этого расстояния.
Конечно, по итальянской автостраде Гвидо в своей машине проделал бы весь путь за несколько часов. Но если уж сравнивать — чего стоит ночь с дочерью пустыни после наслаждений, которые дарили ему Майка и Джулия?
В ту ночь он спал поочередно то с одной, то с другой своей женой. Тело Ваны служило лишь для материализации его грез. Он боялся произнести хоть слово, чтобы не вспугнуть их призрачные образы. Гвидо не знал, видит ли Вана в нем мужчину, который раз за разом заставляет ее кончать, или тоже, закрыв глаза, отдается миражам.
Утром они ждали восхода солнца, чтобы определить нужное направление. Вана заметила, что скелеты заблудившихся путешественников иногда находят в каком-нибудь километре от дорожного указателя. Они посмеялись над тупостью людей, способных сбиться с пути в такой простой, просматривающейся во всех направлениях местности. Правда, звучал их смех несколько принужденно.
Пустыня так же опасна, как и море. Но когда путешественнику удается добраться до берега, прежние страхи кажутся ему смешными и постыдными.
Ночью, несмотря на спальные мешки, оба замерзли. Они не привыкли спать на жестком и поэтому не смогли выспаться. Гвидо всю ночь вслушивался в подозрительные шорохи, шаги, шепот призраков и шипение воображаемых змей. Раз сто он пожалел, что не взял оружия. Он клялся себе, что, как только в следующий раз проснется, достанет часы и вооружится монтировкой или молотком. Но так ни разу и не пошевелился.
Утро застало его окоченевшим и сонным, все еще не оправившимся от ночных страхов и готовым сорвать досаду на своей попутчице.
Однако Вана не дала ему такой возможности. Она тоже выглядела усталой, но сохраняла спокойствие и хорошее настроение. Пекло, через которое они прошли в засушливой низменности, не сделало путешественников более разговорчивыми. На закате они встретили небольшой караван верблюдов, шедший, видимо, в Киренику. Потом дорогу пересекли еще два каравана и грузовик с крытым кузовом, из которого им махали руками смуглые бородачи. Гвидо казалось, что селение рядом. Но через несколько минут он понял, что они, как и прежде, отрезаны от мира.
В ту ночь они спали прямо в машине, под бдительным присмотром грифов. Оба слишком устали, чтобы заниматься любовью.
На третий День Вана заметила, что дорога стала получше.
— Мы приближаемся, — уверенно заявила она.
— Наверняка приближаемся, только куда? — неуклюже пошутил Гвидо.
После позавчерашней беседы что-то постоянно тревожило его, и он решил снова заговорить на ту же тему.
— Если я правильно понял твою теорию, с каждым метром, приближающим тебя к отцу, ты удаляешься от матери. Но ты к ней так. близка, что это, должно быть, причиняет тебе боль.
— В пустыне ты заметил, наверное, что расстояние не обязательно стирает образы. Зачастую оно делает их даже более четкими. Известно, что чересчур отчетливый снимок не всегда обеспечивает хорошую фотографию.
— Насколько я понял, отсюда мама Иньез не кажется тебе такой уж привлекательной?
— Разговор с Незрином в тот день, когда ты приехал в Каир, позволил мне понять главное в моих отношениях с родителями: я слишком восхищаюсь ими, чтобы узнать их как следует.
— Незрин объяснил тебе это?
