Lina Mur - Fifty And One Step Bac
напоминаю я.
— Да, я слышал, мы сидели прямо за вами. И все твои
комментарии тоже, — отвечает он.
Я делаю большой глоток шампанского, потому что
начинаю нервничать, и алкоголь благородно смешивается
с кровью.
— Почему ты считаешь Грея чудовищем? — спрашивает он.
— Потому что он любит причинять людям боль, — отрезаю я и делаю ещё один глоток, допивая шампанское
до конца. Ник взглядом показывает сомелье повторить, и
мы молчим, пока мужчина с улыбкой наполняет мой
бокал.
— Он практикует БДСМ, а в этом стиле боль тесно
граничит с наслаждением. Анастейша не была против и
даже получала удовольствие, — замечает он.
— Реальность этого я поставлю под сомнение, — неоднозначно произношу я.
— А как тебе сам Кристиан Грей?
— Я не увидела в нём Доминанта, только в сексе. Ана
всем заправляет, она крутит перед ним контрактом, и он
ведётся. Она захотела внести поправки, он соглашается.
Её мнимая самостоятельность смешна. А он мне не
показался достаточно мужественным. Эта настольная
книга для психотерапевтов, — усмехаюсь я.
— Он искал компромисс с девушкой, которая ему
понравилась. Каждая пара к этому стремится, — задумчиво ответил Ник.
— Господи, неужели ты читал её? — изумляюсь я и
немного поддаюсь вперёд.
— Фильма хватило, — фыркает он и сжимает губы.
— Ну-ну, — я издевательски тяну слова и беру бокал
шампанского.
— А зачем, вообще, пошёл на этот бред? — задаю я
следующий вопрос.
— Райли потащил, — сухо говорит он.
— А меня Сара, может, сведём их, и пусть практикуют
жизнь Кристиана и Аны? — предлагаю я, и брови Ника
плывут вверх, а затем он начинает смеяться. Он
облокачивается локтем о стол и закрывает глаза, продолжая хохотать.
— Что я такого сказала? — я обиженно выпячиваю
губу, и он поднимает голову, ещё смеясь.
— Ничего, крошка. Ты забавная, — прочистив горло, он тянется за бокалом.
— Спасибо, дал оценку как мартышке, — бубню я
недовольно и отпиваю алкоголь.
— Мишель, посмотри на меня, — требует он сурово, и
я нехотя подчиняюсь. — Ещё раз так скажешь, я
придумаю тебе изощрённое наказание. Поняла?
Он зол и я чувствую это, только кивая. Ник отводит от
меня взгляд и смотрит на скатерть. Алкоголь в крови
проснулся и у меня в голове появляются вопросы.
— Кто ты, Ник? — вырывается изо рта. Мужчина резко
поднимает голову и его глаза прищуриваются.
— Я не знаю ничего о тебе, а ты обо мне всё, — поправляю я себя.
— Что ты хочешь узнать? — спокойно спрашивает он.
— Твои родители живут в Торонто?
— Да.
— Чем ты занимаешься?
— Всем.
— Где ты родился?
— Берлингтон.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать восемь, родился восемнадцатого ноября
одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.
— Ты женат?
— Нет, — он изгибает губы в улыбке.
— Ты гей?
— Что? — выдыхает он, а я закрываю рот рукой, не
понимая, как такое вырвалось вообще.
— Хм...
— Нет, Мишель, я не гей, — он хохотнул, а я
почувствовала себя неловко.
— Вы с Райли похожи, родственники? — я перевожу
тему.
— Нет, мы росли вместе, практически как братья, — отвечает он.
От следующего вопроса его спас официант с нашим
заказом, и я улыбнулась, смотря на изысканное блюдо.
— Спасибо, — говорю я ему и беру в руки приборы.
— Всегда, пожалуйста, Мишель, — он склоняет
немного голову и расправляет на коленях салфетку.
— Почему ты зовёшь меня полным именем?
— Потому что Миша, как называют тебя, это
неподходящее прозвище. Мужское имя, а ты более чем
женская особь, — поясняет он.
— А почему...
— Ешь, крошка. Сначала поешь, а потом продолжишь
свой опрос, мы никуда не спешим сегодня, — перебивает
он меня и указывает взглядом на тарелку.
Я принимаюсь за еду, краем глаза, замечая, что Ник
не особо-то и голоден. Он не спускает с меня своего
изучающего взгляда, и я ощущаю себя на каком-то шоу, где будут оценивать мои манеры. Это меня раздражает, но я не желаю этого ему показывать и, не обращая на
него внимания, доедаю салат и принимаюсь за пасту.
— Вчера ты меня удивила, Мишель, — неожиданно
говорит Ник, откладывая приборы и отодвигая от себя
тарелку.
— Чем? — удивляюсь я.
— Тебя сильно впечатлила любовь на сцене, — подсказывает он, и я вновь ощущаю неловкость за свою
эмоциональную сторону.
— Меня не это тронуло, — тихо произношу я. — Когда
умирает человек на твоих руках, ты чувствуешь потерю, и
не важно кто он был тебе. Это человеческая особенность
и только у сухарей не возникает чувства сострадания и
жалости. И ария была красивой.
Ник хмурится, обдумывая мои слова. А я тереблю
скатерть, ожидая новой усмешки.
— В любовь я не верю, — выдаю я фразу.
— Почему? — в его голосе нет удивления, а обычная
заинтересованность.
— Потому что любовью люди называют сексуальное
притяжение, гормоны, зрительное наслаждение
человеком. Они хотят быть необходимыми и
придумывают эти чувства себе, а затем интерес гаснет, — произношу я неуверенно.
— А влюблённость? — интересуется он.
— Та же химия в организме, все можно объяснить
научно, но приятней для слуха возвышенные слова, хотя
на самом деле это просто обман, — отвечаю я, и отчего-
то это поселяет в душе грусть.
— Это тебя расстроило. Почему? — он с лёгкостью
читает меня, на что я горько усмехаюсь.
— Потому что мир чёрный и белый, а иногда хочется
красочности, а её нет, — честно отвечаю я.
— Нет, Мишель, ты ошибаешься в этом. Мир не
делится на плохое и хорошее. Он делится на фантазию и
реальность. Но всегда можно раскрасить свою жизнь, следуя истинным желаниям, — голос Ника мягок и
ласкает меня с противоположного конца стола. Это
отзывается во мне неким спокойствием.
— А ты следуешь своим реальным желаниям?
— Да. В основном всегда, если в мою жизнь не
вмешиваются родители. Зачем растрачивать минуты на
то, что пошатнёт душевное равновесие? Лучше этого не
начинать, — уверенно произносит он.
— А если нет выбора?
— Выбор всегда есть, только большинство под
чувством страха и навязанных понятий, двигаются в
