Не святой (ЛП) - Риа Уайльд

Она замирает, страх искажает ее лицо, но тут я замечаю своих людей, Ашера и Атласа, за которыми следует Девон, с расширенными глазами смотрящий на кровавую бойню.

— Это просто Девон, — говорю я ей, используя его вместо близнецов, так как мне показалось, что они напугали ее больше, чем она сама призналась.

Она не расслабляется, но поворачивает голову, оценивая всех мертвецов посреди моего дома, кровь, кишки. Лишь немногие мужчины еще двигались, они стонали, их булькающие крики сливались воедино, создавая симфонию агонии.

— Кольт, — вскочила она на ноги.

— Остановите ее! — приказываю я, надеясь, что она не увидит больше смерти. Девон делает движение, чтобы схватить девушку, но она обходит его и врывается в игровую, исчезая в комнате.

— Девон! — слышу я ее крик, после чего мы все разом движемся. — Помоги ему! — я слышу, как она требует. — Сейчас же, Девон! Спаси его!

— Шшш, Амелия, — успокаивает Девон. — Отойди, чтобы я мог посмотреть.

Когда я добрался до двери, то увидел, что Амелия прижимает к себе голову Кольта. Его глаза были закрыты, но он был жив, его дыхание было неровным и хриплым. Из закрытого рта сочится кровь, а его кожа приобрела смертельный серый оттенок. Ему повезло, что он еще не умер.

***

Девон привлек несколько своих доверенных людей, чтобы позаботиться о выживших и привести их в достаточно стабильное состояние, чтобы мои люди смогли доставить их в больницу. Каким-то образом телохранитель Амелии еще дышал, когда Ашер отвез его в больницу. Амелия сидит в центре окровавленного дивана, бледная, покачивающаяся. Кажется, она больше не замечает крови, мертвецов, которых убирают прямо за дверью.

Смерть придет за всеми нами. Я достаточно насмотрелся на нее за свою жизнь, чтобы вид ее уже не пугал меня. Но видеть ее там, безжизненную, без света в глазах, было хуже, чем видеть любое насилие. Девон спокойно работает над ней, проверяя жизненные показатели, а затем сканирует ее тело на предмет повреждений. Когда его руки осторожно укладывают ее на простыню, которую он положил ей за спину, она с готовностью ложится.

Я наблюдаю за этим, скрестив руки, Линкольн теперь передан моей матери, которая встретила меня во дворе у входа, взяла ребенка и не задавала никаких вопросов.

Амелия смотрит в потолок, дышит ровно.

— Шок, — подтвердил Девон.

Ее эмоциональное состояние было в смятении, и она слишком много чувствовала. Это было проблемой, потому что шок маскировал любую боль, которую она могла испытывать, скрывал любые травмы, которые она могла получить в результате нападения. Она выглядела нормально, но это не означало, что так оно и было.

Он начал с ее ног, проверяя, нет ли видимых повреждений, затем перешел к туловищу, осторожно приподняв ее верхнюю одежду, чтобы показать живот и расцветающие черные синяки, расплывающиеся по нижней части ее грудной клетки.

Гнев поднимается во мне, как мстительный прилив.

Я контролировал его с тех пор, как нашел ее, контролировал потребность в мести и возмездии тем, кто посмел напасть на мой дом, но сейчас, сейчас я не чувствовал ничего, кроме ярости. Пощады не будет.

Девон осторожно осматривает синяки на ее теле.

— Как это случилось, Амелия? — спрашивает он.

Я стиснул зубы, представив, как кто-то из моих врагов бил или пинал ее, когда она была беззащитной. Бил ее так сильно, что оставил на ее теле такие сильные пятна.

— Я, — сухо сглатывает она. — Когда я пряталась, я упала слишком сильно, — Амелия объясняет. — Я ударилась об угол стола. Я не думала, что так сильно.

— Думаю, ты сломала ребро, — говорит он, глядя на меня. — Эти синяки серьезные.

Она беззвучно кивает, смотря на потолок и не обращает внимания на Девона, который продолжает ее осматривать. Он накрывает ее, затем встает и подходит ко мне.

— За ней нужно наблюдать. Шок пройдет, ребра заживут, но психологические последствия… Я не знаю, справится ли она.

— После свадьбы она была в порядке — говорю я больше для себя.

Это уже не первый случай нападения.

— Мы были с ней на свадьбе, — говорит Девон. — В этот раз она была одна. Это ее напугало.

— Ты можешь перестать говорить обо мне так, будто я тебя не слышу, — Амелия поднимается с дивана, усталые глаза встречаются с моими. — Со мной все будет в порядке. Пойду прилягу.

Я останавливаю ее, когда она пытается пройти мимо, мои пальцы проходят по ее щеке, прежде чем я беру ее за руку. Она не напрягается и не прижимается ко мне, но ее глаза встречаются с моими, и за болью в них загорается искра.

— Leonessa mia. La tua forza mi stupisce (прим. пер. — Моя львица. Твоя сила поражает меня).

Ее брови поднимаются в замешательстве

— Габриэль, — зовет Атлас, и я чувствую, как Амелия вздрагивает от звука его голоса, ее взгляд тянется к нему, где он стоит рядом с неподвижным телом у его ног.

Она вскидывает голову и смотрит на него.

Я наблюдаю за ней, но обращаюсь к Девону: —Позаботься о ней.

Он кивает, уводя Амелию. Я жду, пока она благополучно поднимется наверх, и только после этого подхожу к Атласу.

— Что случилось?

Что-то в реакции Амелии заставило меня взвыть сиренами предупреждения. Почему она так отреагировала на голос Атласа? Она смотрела на него так, словно у него были ответы на вопросы, которые она не хотела озвучивать.

— Трое, — говорит Атлас. — Они живы.

Я бросаю взгляд на стонущего у моих ног мужчину, отмечая тугие стяжки вокруг его запястий, кровь неуклонно пульсирует из огнестрельной раны слева от живота.

— Отнеси их вниз, — приказываю я. — Всех троих. Сохрани им жизнь.

Атлас кивает и движется, чтобы отдать приказ, я хватаю его за плечо, хотя не уверен, что сказать. Что-то здесь было не так. Он смотрит на мою руку, держащую его.

— Что такое, брат?

— Fratello (прим. пер. — брат), — повторяю я по-итальянски. — Мы семья, si (прим. пер. — да)?

— Да.

Я отпускаю его.

— Не дай им умереть. Я еще не закончил с ними.

Я оставляю их наедине с ним и поднимаюсь по лестнице в комнату Амелии. Она там, только что вышедшая из душа, а Девон сидит в кресле у окна. Он кивает мне, прежде чем выйти.

Амелия ничего не говорит, забираясь в кровать и сворачиваясь калачиком. Я иду к ней, весомый даже тяжелыми обстоятельствами. Она не сопротивляется мне устроиться рядом с ней, притянуть ее к себе и прижать к груди, защитно обхватив руками.

Она расслабляется.

Я поворачиваю лицо, вдыхаю аромат смеси ее шампуня и просто ее запаха, заставляя себя успокоиться. Она дышала. Ранена, но жива. Я хотел, чтобы оставшиеся внизу мужчины страдали, и если бы я был слишком зол, то разорвал бы их всех на части. Амелия неуверенно обхватила рукой мою талию, прижимаясь ко мне плотнее.

— Я держу тебя, — шепчу я.

Ее ногти впиваются в плоть на моем боку, прижимаясь ко мне.

— Габриэль, — плачет она на вдохе.

— Шшш, — я прижимаю ее ближе. — Я здесь.

Она не останавливается, она поднимает голову и смотрит на меня, сталкиваясь носами, ее вторая рука вцепилась в переднюю часть моей рубашки. В ее глазах блестят непролитые слезы, но, черт возьми, они живые, настоящие.

— Амелия… — пытаюсь я.

Ее губы с животным порывом прижимаются к моим, зубы сталкиваются.

Черт!

Я обхватываю ее руками, приоткрывая губы, и ее язык сразу ныряет в мой рот. Я встречаю ее напор своим, подстраиваясь, когда она садиться на мои бедра, и мой член возбуждается, когда она упирается бедрами в мой пах.

Мои пальцы запутались в волосах на ее затылке, удерживая ее голову, пока она хнычет мне в рот. Я прижимаюсь к ней бедрами, а она сжимает их, находя ритм, который постепенно нарастает. Она так невероятно хорошо чувствуется на мне, ее тело идеально подходит к моему.

Ее дыхание сбивается, когда я прижимаю свой ноющий член к ее центру, вдавливая и поднимая его, желая вогнать себя в нее до самого основания.