Колин Уилсон - Метаморфозы вампиров-2
— Хищник?
— Пожалуй, самое смертоносное из всех морских чудищ на этой планете. Естественной смертью они не умирают. Это, например, пришлось убить, прежде чем заложили город.
Когда подошли к двери, вход им преградила спина того самого юноши с лицом римского тирана.
— Прошу прощения, — подал голос Карлсен.
Тот, обернувшись, окинул его бесстрастным взглядом.
— Думаю, вам придется подождать снаружи.
— Как, ведь нас пригласили?
— Не мы же, — ответил Бальтаир.
Вроде и грубостью не назовешь, но налицо скрытая враждебность. Карлсен почувствовал вспышку раздражения. Ясно, что Бальтаир и не думал сторониться, так что подвинуть его можно было лишь силой. Хотя попробуй— ка сдвинь глыбу весом в четверть тонны.
И тут из помещения ясно послышался голос Ригмар:
— Пропусти их, пожалуйста.
Бальтаир странно пустым взором уставился Карлсену в лицо и так простоял секунд десять, будто не слыша. Затем, снисходительно отстранившись, дал пройти. Карлсена буквально трясло. Как психиатру, работающему в тюрьмах, такой взгляд ему доводилось видеть часто. Взгляд опасного психопата.
Внутри было людно. Два с лишним десятка женщин (иные совсем еще девочки) стояли вдоль зеркально-серебристых стен. Мужчины сидели на длинной скамье у задней стены. Напряженность поз придавала им смутное сходство с гладиаторами, ждущими вызова на арену. Свет от озера, отражаясь на стенах и потолке, давал видимость не хуже дневной. Примечательно, что у всех женщин, кроме Ригмар и Логайи, волосы до плеч.
В центре помещения, где стояли Ригмар с Логайей, возвышался аппарат: два сообщающихся цилиндра вроде тех, что в здешней лаборатории. Разница лишь в том, что от каждого цилиндра ответвлялась трубка поуже диаметром дюймов шесть, где пульсировало что-то вроде белого пара, который то и дело пронизывался мерцающими спиралями. Перед аппаратом стоял пульт в форме трибуны, а возле — высокий металлический цилиндр.
Ригмар повернулась к дружно поднявшимся мужчинам.
— Кто будет первым?
Они вежливо переглянулись. Наконец вперед выступил Бальтаир.
— Я.
Он прошел на центр и остановился у одного из цилиндров.
— Кого ты выбираешь? — осведомилась Ригмар.
Бальтаир не колеблясь поднял руку и указал:
— Ее.
Девушка, на которую пал выбор, из всех присутствующих казалась моложе всех: стройные бедра, едва оформившаяся грудь.
— Гэйлис, — позвала Ригмар.
Девушка если и нервничала, то вида не подала: лицо бесстрастное как у куклы. Она шагнула вперед, на Бальтаира и не глядя. Тот разглядывал ее с таким явным вожделением, что оно передалось в этом помещении всем — некое вибрирующее, сродни электрическому току тепло в области сердца.
Оба, словно соблюдая некий обусловленный ритуал, повернулись к цилиндрам, и, открыв дверцы, вошли. Буквально следом пульсирование в газовых трубках усилилось, а вместе с ним стал меняться и цвет — у Бальтаира через несколько секунд, сменился на ярко алый, а у девушки на столь же чистый индиго.
Карлсен цепко смотрел — впервые процесс перехода наблюдался снаружи. Хотя все выглядело до странности непримечательно. Логайя подошла к пульту, и верх-низ обоих цилиндров напряженно дрогнул синеватым свечением. Бальтаир и Гэйлис закрыли глаза. А когда, через секунду, открыли, у девушки трубка стала алой, а у гребира сменилась на индиго. Причем у Гэйлис она теперь полыхала ярче, а у Бальтаира чуть потускнела.
Тишина воцарилась полная, все словно затаили дыхание. Гэйлис из цилиндра вышла первой, и смотрелась теперь совершенно по иному — улыбалась и лучилась вожделением, которое прежде исходило от Бальтаира. Последнее, более того, усилилось, буквально звеня под сводами. Изменился и показавшийся из цилиндра Бальтаир. Агрессивность схлынула, вид кроткий, присмиревший.
Гэйлис шагнула навстречу Бальтаиру и медленно завела руку ему за шею — будучи на полголовы ниже, она невольно приподнялась на цыпочки. Сунув руку ему под тунику и высвободив наружу вялый пенис, девушка у всех на глазах влажно скользнула языком Бальтаиру меж губ. Через несколько секунд пенис набряк и она ввела его себе меж бедер, чуть подправив сзади рукой, после чего притиснулась к гребиру, обняв его за шею.
Электризующий трепет в области сердца, усилившись, перерос вдруг в томительную, по-весеннему свежую сладость. Одновременно с тем что-то сменилось в атмосфере, враз забурлившей вдруг жизненной энергией, пронизавшей всех присутствующих. Слияние концентрации было сродни слиянию голосов в хоре, создавая поистине молитвенное единение.
Тут в неожиданном проблеске Карлсен понял. Серебристые стены служили неким телепатическим изолятором, от которого все ментальные импульсы средоточились в пределах зала. А, поскольку внимание каждого было приковано к находящейся в центре паре, ее внутреннее состояние сказывалось на каждом из присутствующих. Все равно, что пьеса, которую смотришь с таким поглощающим вниманием, что невольно сливаешься душой с персонажем.
Девушка явно растерялась и занервничала, очутившись в мужском теле, но тем не менее отзывалась на возбуждение партнера. Зрелище захватывающее, и к тому же трогательное: извечная драма женской невинности, одолевающей предвзятость и покоряющейся в итоге мужскому вожделению. Бальтаир так полыхал желанием, что оно оглашало своды подобно реву. Просто каннибал какой-то, рвущийся растерзать, сожрать. Но это было невозможно, поскольку он находился в ее теле. Теперь понятно, почему в ритуал входил обмен телами: предосторожность, чтобы гребир не уничтожил партнершу.
Напряжение вдруг схлынуло: Гэйлис, отстранившись, юркнула ладонью в карман туники. Выпростав оттуда прозрачный мешочек, она обеими руками водрузила его Бальтаиру на жезл. Чуть-чуть не успела: первый неистовый плевок спермы пролетел на тунику одной из женщин. По залу пробежал негромкий ропот (ни дать ни взять болельщики осуждают неудачный удар на теннисном корте). Бальтаир исходил эякуляцией с полминуты, пока мешочек не отяжелел от белесой жидкости — вот-вот хлынет через край. Изумляло само обилие семени — на Земле такое увидишь разве что у быка. Гэйлис передала мешочек Логайе. Та, проворно запечатав, сунула его в металлический цилиндр (безусловно, холодильный агрегат). Бальтаир, между тем, впал как бы в изнеможение: глаза закрыты, руки обвисли плетьми, словно вот-вот свалится в обморок. Внезапно зал будто наводнила сонная удовлетворенность — весеннее утро переросло в спелый летний день (Карлсен сдержался, чтобы не зевнуть. Сейчас, видимо, разойдутся по цилиндрам и снова разменяются).
