Дж. Уорд - Короли Бурбона (ЛП)
На долю секунды, она вдруг поняла, что собиралась заняться с ним сексом прямо здесь и сейчас.
Да, чтобы показать ему, что она говорит серьезно.
Реальный момент Глории Стайнем. (Американская журналистка, общественный и политический деятель, лидер феминистских движений, в 60-х и 70-х — активная участница Движения за освобождение женщин (Women's Liberation Movement). Как известная писательница и политический деятель, Стейнем стала основательницей множества организаций и проектов. Кроме того, она – обладательница многих наград и почетных званий.)
Что-то опрокинулось на столе и разбилось в тишине, затем послышался всплеск и ее бедра испытали шок от холодной воды. Вскочив, она оттолкнула его с такой силой, что он оступился и упал назад, приземлившись на кафельный пол.
Она подняла руку и вытерла рот.
— Какого черта ты делаешь!
Глупый вопрос. Больше похоже, что делала она.
Он поднялся на ноги.
— Я хотел поцеловать тебя с тех пор, как вернулся.
— Чувство не взаимно…
— Полное дерьмо, — он потянулся за своим стаканом и сделал глоток. — Ты все еще хочешь меня…
— Убирайся!
— Ты выгоняешь меня из моей собственной оранжереи?
— Или уходишь ты или я, — сорвалась она, — и эти цветы сами не пойдут, чтобы очутиться в этих вазах. Ты же не хочешь, чтобы половина столов были пустыми на вечеринки Дерби?
— Меня не волнует, что на них будет. И эта чертова вечеринка тоже. И все это…, — он махнул рукой, возможно, было бы более убедительно, если бы он не держал стакан с бурбоном в руке, который производила его семья. — Я оставил все это, Лиззи. Я действительно сделал так.
Мотрин. Вот что ей нужно.
Поменьше находится рядом с ним, и побольше принять обезболивающего.
— Я сдаюсь, — пробормотала она. — Ты выиграл, я ухожу.
Она отвернулась, он схватил ее и повернул к себе лицом, прижав вплотную к своему телу. Именно тогда она заметила, насколько старше он выглядит, по сравнению с тем, когда она видела его в последний раз. Его лицо заострилось, взгляд стал более циничным, и морщинки в уголках глаз стали глубже.
К сожалению, от этого он стал выглядеть еще более привлекательным.
— Никакого дерьма с Шанталь не было, о котором ты думаешь, — сказал он мрачно.
— Даже если бы была хотя бы половина…
— Ты не понимаешь.
— Я была влюблена в тебя, — ее голос дрогнул, она попыталась оттолкнуть его. — Я не думала, что мы поженимся, но не предполагала, что ты пойдешь к алтарю с другой, кроме того, которая оказалась беременной… и произошло это, пока ты был со мной.
— Я порвал с ней, Лиззи. Прежде чем вернулся сюда в апреле, я сказал, что все кончено.
— Это не верность, это было…
— Я три месяца с ней не встречался, Лиззи. Ну, посчитай сама. Накануне вечером я приехал домой на мамин день рождения в конце марта, и это был последний раз, когда я виделся с Шанталь. Ты и я... Мы были весь май, в конце июня я узнал о ее беременности. Если ты вспомнишь, я не оставлял Истерли все это время. Ты знала, где я был каждую ночь и днем, потому что я был с тобой рядом. — Он смотрел на нее сверху вниз. — Три месяца мы были вместе. Не два месяца, не один. Три, Лиззи.
Она обхватила свою лицо руками, борясь с логикой.
— Пожалуйста, прекрати.
— Прекратить что?
— Повторять мое имя. Это придает тебе иллюзию правдивости.
— Я не вру. И я хотел сказать тебе это в течение двух лет, — он снова выругался. — Еще больше, но я не хочу углубляться в это. Это не влияет на то, что происходит между нами.
Прежде чем она приняла осознанное решение, чтобы присесть, она обнаружила, что уже сидела на кресле на колесиках. Уставившись на свои руки, согнула пальцы, чувствуя скованность в суставах и почему-то вдруг вспомнила идеально ухоженные, гладкие руки Шанталь, не испещренные линиями жизни на ладонях. Она же была полной противоположностью ей. Ее руки были руками труженицы, поцарапанные шипами роз и с грязью под ногтями, которую она уберет только, когда окажется дома сегодня вечером, покрытые веснушками, от копания на солнце без перчаток… и она была абсолютно уверена, что на пальцах не красовались бриллианты в миллион долларов.
— Я женился на Шанталь в здании суда после того, как ты бросила меня, — резко сказал он. — Ребенок не виноват и не должен расти без родителей, я не собирался делать что-то подобное со своим ребенком… независимо от того, какие чувства я испытывал к его матери. Мне пришлось уехать из города. Брак с Шанталь всего лишь назывался браком, поэтому я отправился на север в Нью-Йорк и остановился у своего приятеля из Университета Виргинии. Прошло совсем немного времени, и Шанталь позвонила и сказала, что потеряла ребенка.
Горечь в его голосе понизила его тембр, заставив глухо произносить слова, она едва могла их расслышать.
— Она не любила меня, — пробормотал он. — Не тогда, не сейчас.
— Как ты можешь так говорить, — услышала Лиззи себя.
— Поверь мне.
— Похоже, она очень рада, что ты вернулся.
— Я вернулся сюда не из-за нее, и я ясно дал это понять. Эта женщина способна привязаться только к источнику дохода.
— Я думала, что у нее есть свои деньги.
— Ничто по сравнению с моими.
Да, она могла себе представить — это было действительно правдой. Существовали европейские страны с меньшим годовым доходом, чем Брэдфорды.
— Ты любовь всей моей жизни, будешь ты со мной или нет, — она в шоке смотрела на него, он просто пожал плечами. — Я не могу изменить того, что случилось, и я знаю, нет пути назад... единственное, что я прошу — не поддавайся тому, что ты видишь, иногда это значит совсем другое, хорошо? Ты провела только десять лет с моей семьей, я же был с ними и людьми, которые окружают нас, всю жизнь. Вот почему ты мне нужна. Ты настоящая. Ты не такая, как они и это очень, очень хорошо.
Она думала, что он скажет что-то еще, но он молчал, и опять посмотрела на свои руки.
По какой-то причине ее сердце колотилось так, словно она стояла на краю обрыва. Она подумала, что скорее всего он говорил правду, его слова просто впечатывались ей в мозг и сносили «крышу».
Все это нисколько не помогало ей.
— Я так боюсь за тебя, — прошептала она.
— Почему?
Потому что она хотела поверить, что он говорил от сильного желания, а не от безысходности.
— Не бойся, — сказал он, когда она не ответила. — Я никогда не хотел, чтобы так все случилось. И я давно уже хотел все исправить.
И казалось вполне уместным, что они находились в окружении ваз с цветами, над которыми она трудилась. Доказательством ее работы в поместье, единственной причиной, почему она находилась здесь, напоминающей о пропасти, которая всегда будет удерживать дистанцию между ними.
