Извращённое чувство (ЛП) - Макинтайер Эмили

— Но ты же такой старый.

смеюсь

— По крайней мере, не такой старый, как ты. Мы не хотели, чтобы это произошло, Али, но сердцу не прикажешь, — я поднял наши соединённые руки и запечатлел поцелуй на её тыльной стороне. — Скажи ему, Gattina.

Она замирает.

— Мы не хотели, чтобы это случилось, Баба.

— Когда это произошло? — спросил он. — Как? Почему ты раньше ничего не говорила?

Она смотрит на свои колени, ее голос срывается, когда она говорит, но ее ногти впиваются в тыльную сторону моей руки, пока не прорезают мою кожу.

— Я боялась тебя разочаровать. И… не хотела, чтобы положение Джулиана в твоей жизни пострадало.

Али вздохнул, подошёл к ней и взял её свободную руку в свои.

— И он тот, кого ты любишь?

Она сглотнула, подняла на него взгляд, а затем отвела его через несколько секунд, словно не могла выдержать его пристальный взгляд.

— Да.

Он медленно выдыхает и кивает, наклоняясь, чтобы поцеловать её в лоб, после чего отстраняется и смотрит на нас обоих.

— Тогда он будет тем, за кого ты выйдешь замуж.

Я улыбаюсь, моё тело гудит от предвкушения успеха.

Ясмин заметно опускает руки, и я убираю свою ладонь, скользя по ее руке вверх, пока не обхватываю ее шею сзади. Она тут же выпрямляется, натягивая на лицо широкую улыбку.

Наклонившись, я прижимаю поцелуй к ее виску и говорю негромко, чтобы не услышал ее отец.

— Ты была очень хорошей девочкой.

— Что случилось, Ясмин? Это не то, чего ты хочешь? — спрашивает Али.

Слёзы текут по её лицу, и хотя я знаю, что они, скорее всего, от грусти или разочарования, она хорошо притворяется, что они от радости.

— Я просто счастлива, Баба, — она качает головой, протягивая руку, чтобы вытереть слёзы со щёк. — Я ожидала, что ты рассердишься на меня.

Он кивает, и в его взгляде читается понимание.

— Я человек на последнем издыхании.

— Не говори так, — шепчет она.

Он хмурится.

— Это правда. Даже если мои следы будут высечены на камне, я не буду здесь вечно. У меня нет времени на гнев. Я лучше потрачу его на поиски покоя. Он не тот, кого я бы выбрал для тебя, милая, но если ты счастлива, то и я счастлив.

Ясмин шумно вдыхает, все ее тело напрягается от его слов.

Мне следовало бы чувствовать себя оправданным, даже облегчённым, что она не догадалась о том, что он принял бы её возлюбленного, но вместо этого я чувствую, как внутри всё переворачивается. После всего, что я ему дал, после всего, что я сделал, меня всё ещё недостаточно. Он должен быть польщён тем, что я выбрал его никчёмную дочь, и всё же он так откровенно демонстрирует своё пренебрежение.

Это пощечина по моему лицу.

Это хуже, чем удар в спину. Я подавляю чувство, что я недостаточно хорош, — то самое чувство, которое не давало мне спать по ночам в детстве. Я прячу его так глубоко, что оно больше не беспокоит меня.

Неважно, что он выбрал не меня. Я сам выберу себя, и я единственный, кто никогда меня не подводил.

Скоро я буду полностью контролировать «Sultans», и буду с радостью смотреть, как те, кто когда-то считал меня недостаточно достойным, будут извиняться передо мной. Пока я буду держать вселенную на ладони.

— А сейчас, — Али хлопает в ладоши, отходит назад и смотрит на нас. — Как насчёт свадьбы?

***

— Тинаше, друг мой, скажи, в чём проблема? — спрашиваю я, откидываясь на спинку рабочего кресла и глядя на горизонт Бадура через огромное окно моего офиса. Солнце только начинает садиться, и его оранжевые лучи сменяются розовыми, а вид на сверкающие небоскрёбы создаёт потрясающее сияние.

— Джулиан, — с облегчением вздыхает Тинаше. — Дэррину не нравится, что ты вторгаешься на его территорию и пытаешься забрать у него потерянную лампу.

Я беру ручку и постукиваю ею по столу, раздражённый тем, что мне вообще приходится разбираться с этой ситуацией.

— Напомни мне ещё раз, старый друг, за что я тебе плачу?

Наступает долгая пауза, прежде чем в трубке снова звучит его низкий голос.

— Я не волшебник, Джулиан. Я могу предоставить тебе доступ во многие места и помочь подружиться с нужными людьми, но я не джинн. Я не могу взмахнуть рукой и внезапно разрешить тебе нелегально въехать в страну и контрабандой вывезти реликвии из других государств.

Я улыбаюсь, откладываю ручку, которую держал в руке, и наблюдаю, как она катится по столу.

— Дэррин Андерс не придавал значения контрабанде реликвий. Он практически сам разработал эту операцию.

Тинаше цокает языком.

— Но ему не всё равно, что кто-то пытается его опередить. Он провёл там почти десять лет, пытаясь найти лампу.

Вздохнув, я потираю переносицу.

— В чём тогда наша проблема?

— Он хочет, чтобы ты ушёл. Точка. Я просто беспокоюсь о людях, которые на тебя работают. Дэррин, как известно, не отличается мягкостью в общении.

Я отрицательно качаю головой, чувствуя, как раздражение нарастает во мне, словно при обработке ран спиртом. Меньше всего мне хочется поддаваться на уговоры Дэррина, но его ресурсы там гораздо сильнее и укоренены в годах работы, в то время как мы — новое предприятие.

Мне нужно подойти к этому вопросу с умом, как к деловой сделке, а не как к битве, в которой я должен одержать победу. Необходимо создать у него ложное чувство уверенности, чтобы он не создавал нам проблем в будущем. Как только у меня будет лампа, это уже не будет иметь значения. Мы уедем из этого района, и он больше не сможет нам помешать.

— А Джинни знает об этом? — спросил я.

Тинаше усмехнулся.

— Джинни знает всё, Джулиан. Вот почему она главная.

Мои пальцы сжимают телефон, и я чувствую раздражение из-за того, что она не поделилась информацией о Дэррине Андерсе напрямую со мной. На самом деле, с тех пор как она рассказала мне о новом месте, которое хотела посетить, я не получил от неё ни одного письма по электронной почте. Если она уже знала о Дэррине, то меня злит, что она не упомянула об этом в своём сообщении.

— Я попробую что-то с этим сделать, — говорю я.

Тинаше хмыкает, и я прерываю разговор, не дав ему возможности сказать что-либо ещё. Затем я набираю номер Иэна и отправляю ему сообщение.

Я: Не делай НИЧЕГО за пределами лагеря, пока я не свяжусь с тобой. Отведи мальчика туда и оставайся на месте. Я буду очень зол, если с тобой что-нибудь случится. И поговори с Джинни, узнай, как продвигаются поиски. Спроси её о Дэррине Андерсе и о том, почему она не сочла нужным сообщить нам столь важную информацию.

Не успеваю я положить телефон, как он снова начинает вибрировать в моей руке, и плохое предчувствие, которое до этого момента было скрыто, становится ещё сильнее.

На экране появляется имя: Mamma.

Я чувствую, как нерешительность сковывает меня. Я провожу языком по зубам, мои пальцы постукивают по столу, пока я смотрю, как звонок переходит на голосовую почту. Только тогда я выдыхаю, чувствуя, как внутри меня нарастает чувство вины из-за того, что я снова не ответила на звонок.

Я мысленно отмечаю, что нужно позвонить Джессике, медсестре, и убедиться, что у неё всё в порядке, хотя это и не требуется. Я поселил её в роскошном доме площадью четыре тысячи квадратных метров на берегу озера, предоставив ей лучший уход, который только можно купить за деньги.

Но этого недостаточно, чтобы она оставила меня в покое.

Раздаётся уведомление о новом сообщении на голосовой почте, и я включаю громкую связь. В комнате раздаётся голос моей матери.

— Vita mia²¹, это твоя любимая мама.

Её голос звучит тихо и нежно, как будто она с трудом произносит эти слова. Это ещё раз подтверждает, что я сделал правильный выбор, не отвечая на звонок. Её отчаяние и уныние невозможно скрыть, когда она хочет поделиться этим с миром.

— Я пытаюсь до тебя дозвониться, знаешь? Мне так одиноко здесь, совсем одной, — она вздыхает. — Джессика сказала, что ты очень занят, но разве может ребёнок быть настолько занят, чтобы не позвонить своей матери? В любом случае, я надеюсь, что скоро смогу с тобой поговорить, и молюсь, чтобы ты, не дай бог, не оказался в беде. Не то чтобы мне когда-нибудь позвонили, если бы это было так. Я чувствую себя чужой, хотя и подарила тебе жизнь, но, знаешь, в наше время это, должно быть, значит не так много, как когда я росла.